Неточные совпадения
Слегка привстав, я оглянулся кругом — и встретился взглядом с любяще-тревожными, перебегающими от
лица к
лицу глазами. Вот один поднял руку и, еле заметно шевеля пальцами, сигнализирует другому. И вот ответный сигнал пальцем. И еще… Я понял: они,
Хранители. Я понял: они чем-то встревожены, паутина натянута, дрожит. И во мне — как в настроенном на ту же длину волн приемнике радио — ответная дрожь.
Снова медленный, тяжкий жест — и на ступеньках Куба второй поэт. Я даже привстал: быть не может! Нет, его толстые, негрские губы, это он… Отчего же он не сказал заранее, что ему предстоит высокое… Губы у него трясутся, серые. Я понимаю: пред
лицом Благодетеля, пред
лицом всего сонма
Хранителей — но все же: так волноваться…
Перед отъездом в Москву, когда я разузнал все и даже добыл список пострадавших и погибших, я попробовал повидать официальных
лиц. Обратился к больничному врачу, но и он оказался
хранителем тайны и отказался отвечать на вопросы.
Перед отъездом в Москву, когда я разузнал все и даже добыл список пострадавших и погибших, я попробовал повидать официальных
лиц. Обратился к больничному врачу, которого я поймал на улице, но он оказался
хранителем тайны и отказался отвечать на вопросы.
Вместе с этим слабым детским криком как словно какой-то животворный луч солнца глянул неожиданно в темную, закоптелую избу старого рыбака, осветил все
лица, все углы, стены и даже проник в самую душу обывателей; казалось, ангел-хранитель новорожденного младенца осенил крылом своим дом Глеба, площадку, даже самые лодки, полузанесенные снегом, и дальнюю, подернутую туманом окрестность.
Но потом стёрлось это единое
лицо многих из памяти моей, и только долгое время спустя понял я, что именно сосредоточенная на одной мысли воля народа возбуждает в
хранителях закона заботы о нём и страх пред ним.
Все это говорил и делал он будто во имя какого-то таинственного
лица, которое приказало ему быть
хранителем Антона и попечителем о его благосостоянии.
В собеседнике своего друга видел он уродливого, лукавого старичишку с рогами; постигал, что этот бес —
хранитель тайны, располагавшей судьбою Владимира, и потому страх, грусть и негодование попеременно отзывались на
лице святого старца, как на клавишах разнообразные звуки равно печальной песни.
— Ну, голубка моя, слушай… На кой черт тебе топиться? Это глупо даже в пятом акте драмы… Да что тут толковать, не к
лицу мне роль ангела-хранителя, никогда, по крайней мере, я не разучивал ее… Пойдем-ка лучше, выпьем бутылочку пивца… или лимонаду с коньячком… Да что ты опешила? Пари держу, что все это по милости твоего красавца. Наверно господин Свирский обидел тебя. Так брось его к черту, только и всего.