Неточные совпадения
Едва я успел в аудитории пять или шесть раз в
лицах представить студентам суд и расправу университетского сената, как вдруг в начале лекции явился инспектор, русской службы
майор и французский танцмейстер, с унтер-офицером и с приказом в руке — меня взять и свести в карцер. Часть студентов пошла провожать, на дворе тоже толпилась молодежь; видно, меня не первого вели, когда мы проходили, все махали фуражками, руками; университетские солдаты двигали их назад, студенты не шли.
У Миропы Дмитриевны при этом все
лицо перекосилось от злой гримасы:
майор просто показался ей сумасшедшим.
Майор закрыл
лицо руками и заплакал.
— Да, на днях, — отвечал вновь испеченный
майор, садясь и по возможности равнодушным тоном, хотя в
лице и во всей его фигуре просвечивало удовольствие от полученного повышения.
Наш
майор, затянутый, с оранжевым воротником, с налитыми кровью глазами, с багровым угреватым
лицом, кажется, не произвел на генерала особенно приятного впечатления.
Так как ему предписывалось и в эту минуту выражать в своем
лице чрезвычайно много счастья и благородства, то он и сделал это немедленно, как-то особенно сощурив глаза, смеясь и кивая на
майора головой.
Двое конвойных с ружьями ввели в середину каре Орлова. Он шел, потупившись. Его широкое, сухое, загорелое
лицо, слегка тронутое оспой, было бледно. Несколько минут чтения приговора нам казались бесконечными. И
майор, и офицеры старались не глядеть ни на Орлова, ни на нас. Только ротный капитан Ярилов, дослужившийся из кантонистов и помнивший еще «сквозь строй» и шпицрутены на своей спине, хладнокровно, без суеты, распоряжался приготовлениями.
Отставной
майор забился в угол, — ни дать ни взять провинившийся школьник; выражение его
лица являло смесь смущения и досады; глаза его покраснели…
Майор с злобным выражением в
лице оглянулся назад и пошел рядом с генералом.
Авдей подошел к убитому. На его сумрачном и похудевшем
лице выразилось свирепое, ожесточенное сожаление… Он поглядел на адъютанта и на
майора, наклонил голову, как виноватый, молча сел на лошадь и поехал шагом прямо на квартиру полковника.
Окончательно растерявшийся Иосаф начал вылезать из телеги, и странная, совершенно неожиданная сцена представилась его глазам: на задней галерее господского дома, тоже какого-то обглоданного, сидела пожилая, толстая и с сердитым
лицом дама и вязала чулок; а на рундучке крыльца стоял сам
майор Одинцов, в отставном военном сюртуке, в широких шальварах и в спальных сапогах.
Служебный кабинет графа Зырова. Огромный стол весь завален бумагами и делами. Граф, по-прежнему в пиджаке, сидит перед столом;
лицо его имеет почти грозное выражение. На правой от него стороне стоят в почтительных позах и с грустно наклоненными головами Мямлин и князь Янтарный, а налево генерал-майор Варнуха в замирающем и окаменелом положении и чиновник Шуберский, тоже грустный и задумчивый.
Владимир Иваныч; входит Мямлин, плешивый господин, с женской почти физиономией и с необыкновенно толстым задом, и генерал-майор Варнуха, худенький, мозглый малороссиянин, с длиннейшими усами, с неглупым, но совершенно необразованным выражением в
лице.
Взглянув на
лицо Устинова,
майор чутко угадал, что тот, должно быть, принес вести недобрые.
Спешным шагом, и почти что рысцой направился он в Кривой переулок, где жила Лидинька Затц. Но в Кривом переулке все было глухо и тихо, и у одного только подъездика полицмейстерской Дульцинеи обычным образом стояла лихая пара подполковника Гнута, да полицейский хожалый, завернувшись в тулуп, калякал о чем-то с кучером.
Майор поспешно прошел мимо их, стараясь спрятать в воротник свое
лицо, чтобы не видели его, словно бы, казалось ему, они могли и знать, и догадываться, куда он идет и кого отыскивает.
Майор, запахнув халатик, подкрался на цыпочках к двери и осторожно заглянул на дочь из своей комнаты. Тревога отеческой любви и вместе с тем негодующая досада на кого-то чем-то трепетным отразились на
лице его. Нервно сжимая в зубах чубучок своей носогрейки, пришел он в зальце, где сидела Нюта, не замечавшая среди горя его присутствия, и зашагал он от одного угла до другого, искоса взглядывая иногда на плачущую дочку.
Майор не договорил, но по
лицу его скользнуло что-то сдавленное, горькое, колючее.
Действительно,
лицо его было страшно в эту минуту. Мрачные глаза потухли, а на висках и в щеках, словно железные, упруго и круто заходили старческие мускулы.
Майор только уперся напряженными пальцами в стол и стоял неподвижно. Он ломал себя нравственно, делал над собою какое-то страшное усилие, пряча в самую сокровенную глубину души великий груз своего неисходного горя. Устинов, отвернувшись, слышал только, как раза два коротким, невыразимо-болезненным скрежетом заскрипели его зубы.
Гнут танцевал «по-гусарски», прохаживаясь более насчет пощелкиванья каблуками да позвякиванья шпорами,
майор же выступал, как и всегда, истинным бурбоном, с таким выражением
лица и всей фигуры, как будто подходил к фельдмаршалу на ординарцы.
Старый
майор, опустясь перед постелью на колени и тихо склонившись
лицом к холодеющей руке дочери, молился почти без слов, но какою-то глубокою, напряженною, всю душу проницающею молитвою.
Несколько раз мимо его промелькнула горничная; дежурный чиновник промчался куда-то; гувернантка повела на прогулку пару детей madame Гржиб, а
майор все ждет себе, оправляясь да покрякивая при проходе каждого
лица, и все с надеждой устремляет взоры на дверь, ведущую в покой губернаторши.
Два внезапно появившиеся
лица крестьянами узнаны: это не были совсем неизвестные люди, это наши старые знакомые — священник Евангел и отставной
майор Филетер Иванович Форов.
Майор во все время пути стоял на возу на коленях и держал голову Подозерова, помертвелое
лицо которого начинало отливать синевой, несмотря на ярко освещавшее его солнце.
Об отсутствующих же нечего было и говорить, он во всю свою болезнь ни разу не вспомнил ни про Горданова, ни про Висленева, не спросил про Филетера Ивановича и не полюбопытствовал, почему он не видал возле себя коренастого
майора, а между тем в положении всех этих
лиц произошли значительные перемены с тех пор, как мы расстались с ними в конце третьей части нашего романа.
«Это что-нибудь недоброе!» — мелькнуло во взгляде Ларисы, брошенном на Синтянину; та поняла и, сама немного изменясь в
лице, сказала
майору...
В кабинете начальника было изречено слово о немедленном же и строжайшем аресте
майора Форова, показавшего пример такого явного буйства и оскорбления должностного
лица; в канцеляриях слово это облеклось плотию; там строчились бумаги, открывавшие Филетеру Ивановичу тяжелые двери тюрьмы, и этими дверями честный
майор был отделен от мира, в котором он оказался вредным и опасным членом.
Синтянина стала мочить Катерине Астафьевне голову и прыскать ей
лицо, а
майор снова обратился к квартальному, который в это время сошел с дрожек и стоял у него за спиной.
Генеральша торопливо оправилась и зажгла спичкой свечу. Огонь осветил пред нею обросшую косматую фигуру
майора Филетера Форова, к которому в исступлении самых смешанных чувств ужаса, радости и восторга, припала полновесная Катерина Астафьевна. Увидев при огне
лицо мужа, майорша только откинула назад голову и, не выпуская
майора из рук, закричала: «Фор! Фор! ты ли это, мой Фор!» — и начала покрывать поцелуями его сильно поседевшую голову и мокрое от дождя и снега
лицо.
Бесстрастное, гладко выбритое чиновничье
лицо Ворошилова и в эту минуту было невозмутимо, но его серо-голубые глаза не без участия следили за конвоируемым
майором.
Этот восьмиверстный переезд на возу, который чуть волокла управляемая бабой крестьянская кляча, показался Форову за большой путь. С седой головы
майора обильно катились на его загорелое
лицо капли пота и, смешиваясь с пылью, ползли по его щекам грязными потоками. Толстое, коренастое тело Форова давило на его согнутые колена, и ноги его ныли, руки отекали, а поясницу ломило и гнуло. Но всего труднее было переносить пожилому
майору то, что совершалось в его голове.
Майор только махнул рукой и начал рассказывать ему, как подлец Филька сшиб лошади копыто, рассказывал длинно и в конце концов даже к самому
лицу его поднес больное копыто с гноящейся ссадиной и навозным пластырем, но Вывертов не понимал, не чувствовал и глядел на всё, как сквозь решетку. Бессознательно он простился, влез в свою бричку и крикнул с отчаянием...
Трагическая смерть цыганки, жены начальника хора, — действительный случай. И
майор, родственник
лица, от которого ведется рассказ, являлся каждый год на ярмарку, как жандармский штаб-офицер, из губернского города.
А в действительности, это — коренастый, толстоватый человек лет за пятьдесят, с красным
лицом, лысиной, хриплым голосом, с манерами и всей общей повадкой какого-то не то отставного
майора, не то хозяина мелочной лавочки.
— Я бы лично не решился вам ответить на этот вопрос, — отвечал мне А. А., — но у меня есть документ компетентного
лица, а именно и. д. инспектора артиллерии маньчжурской армии генерал-майора Михеева, который вполне разрешит интересующий вас вопрос… Я покажу его вам…
Это был подвижный человек, лет сорока семи, среднего роста, с добродушно-хитрым татарским выражением
лица. Уроженец Казани, он учился в тамошней гимназии и начал службу в канцелярии графа Панина в первую турецкую войну, перешел потом к московскому главнокомандующему князю Долгорукову-Крымскому, который назначил его правителем своей канцелярии и выхлопотал чин премьер-майора.
Налево от входа из лагеря, в тени, далеко ложившейся на землю от уцелевшей в этой стороне ограды, сидели друг к другу
лицом, придерживая на коленях шахматную доску, Преображенского полка
майор Карпов и драгунского своего имени полковник князь Вадбольский.
Недалеко от Пьера, шел видимо пользующийся общим уважением своих товарищей пленных толстый
майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым
лицом.
Толстый
майор, пыхтя и разрознивая шаг, обходил куст по дороге; отставший солдат, запыхавшись, с испуганным
лицом за свою неисправность, рысью догонял роту; ядро, нажимая воздух, пролетело над головой князя Багратиона и свиты и в такт: «левой — левой!» ударилось в колонну.
Наташа испуганными глазами заглянула в
лицо раненого офицера и тотчас же пошла навстречу
майору.
Но в полдень адъютант полка с серьезным и печальным
лицом пришел в общую землянку Денисова и Ростова и с прискорбием показал форменную бумагу к
майору Денисову от полкового командира, в которой делались запросы о вчерашнем происшествии. Адъютант сообщил, что дело должно принять весьма дурной оборот, что назначена военно-судная комиссия и что при настоящей строгости касательно мародерства и своевольства войск, в счастливом случае, дело может кончиться разжалованьем.
Вечер в таких домах кончается рано, в 8 часов здесь уже спят. А после того как больные легли спать, в 11 часов ночи, покои их обходил дежурный надзиратель по заведению, унтер-офицер Коноплев. Оба эти должностные
лица, обойдя покои, явились к смотрителю
майору Колиньи и доложили ему о совершенном благополучии того самого отделения, где к утру оказался такой неожиданный и такой несчастный случай.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и
лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что
майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
Рано всех собутыльников описанной попойки обежал вестовой от усатого
майора или ротмистра, который командовал эскадроном и представлял своим
лицом высшую полковую власть в месте расположения.