Неточные совпадения
Он отпил
чай и из огромного запаса булок и кренделей съел только одну булку, опасаясь опять нескромности Захара. Потом закурил сигару и сел к столу, развернул какую-то книгу, прочел
лист, хотел перевернуть, книга оказалась неразрезанною.
Стала съезжаться к поезду публика, и должник явился тут, как
лист перед травою, и с ним дама; лакей берет для них билеты, а он сидит с своей дамой,
чай пьет и тревожно осматривается на всех.
Мы вышли на крыльцо, которое выходит на двор, сели под виноградными
листьями и напились
чаю одни-одинехоньки.
Он просыпается по будильнику. Умывшись посредством машинки и надев вымытое паром белье, он садится к столу, кладет ноги в назначенный для того ящик, обитый мехом, и готовит себе, с помощью пара же, в три секунды бифштекс или котлету и запивает
чаем, потом принимается за газету. Это тоже удобство — одолеть
лист «Times» или «Herald»: иначе он будет глух и нем целый день.
Я глядел тогда на зарю, на деревья, на зеленые мелкие
листья, уже потемневшие, но еще резко отделявшиеся от розового неба; в гостиной, за фортепьянами, сидела Софья и беспрестанно наигрывала какую-нибудь любимую, страстно задумчивую фразу из Бетховена; злая старуха мирно похрапывала, сидя на диване; в столовой, залитой потоком алого света, Вера хлопотала за
чаем; самовар затейливо шипел, словно чему-то радовался; с веселым треском ломались крендельки, ложечки звонко стучали по чашкам; канарейка, немилосердно трещавшая целый день, внезапно утихала и только изредка чирикала, как будто о чем-то спрашивала; из прозрачного, легкого облачка мимоходом падали редкие капли…
За утренним
чаем Г.И. Гранатман заспорил с Кожевниковым по вопросу, с какой стороны ночью дул ветер. Кожевников указывал на восток, Гранатман — на юг, а мне казалось, что ветер дул с севера. Мы не могли столковаться и потому обратились к Дерсу. Гольд сказал, что направление ветра ночью было с запада. При этом он указал на
листья тростника. Утром с восходом солнца ветер стих, а
листья так и остались загнутыми в ту сторону, куда их направил ветер.
В углу, между соседнею дверью и круглою железною печкою, стояла узкая деревянная кроватка, закрытая стеганым бумажным одеялом; развернутый ломберный стол, на котором валялись книги,
листы бумаги, высыпанный на бумагу табак, половина булки и тарелка колотого сахару со сверточком
чаю; три стула, одно кресло с засаленной спинкой и ветхая этажерка, на которой опять были книги, бумаги, картузик табаку, человеческий череп, акушерские щипцы, колба, стеклянный сифон и лакированный пояс с бронзовою пряжкой.
Мальчик читал газету и как будто не слышал ничего, но порою глаза его смотрели из-за
листа в лицо матери, и когда она встречала их живой взгляд, ей было приятно, она улыбалась. Людмила снова вспоминала Николая без сожаления об его аресте, а матери казался вполне естественным ее тон. Время шло быстрее, чем в другие дни, — когда кончили пить
чай, было уже около полудня.
— Аи то, девки, в пору пришли! сказано: стань передо мной, как
лист перед травой! — говорит она, как бы отвечая на замечание ямщика, — а вы тут, поди-чай, с утра раннего ждете-поджидаете…
Перед ним лежал
лист чистой почтовой бумаги, а в стороне стоял недопитый стакан
чаю.
Не успели мы умыться и напиться
чаю, как «наш собственный корреспондент» принес на общее одобрение тетрадку, на заглавном
листе которой было изображено...
Тотчас после утреннего
чая, в восемь часов, хозяин с братом раздвигали стол, раскладывали на нем
листы белой бумаги, готовальни, карандаши, блюдца с тушью и принимались за работу, один на конце стола, другой против него.
Старший сын Анисим приезжал домой очень редко, только в большие праздники, но зато часто присылал с земляками гостинцы и письма, написанные чьим-то чужим почерком, очень красивым, всякий раз на
листе писчей бумаги в виде прошения. Письма были полны выражений, каких Анисим никогда не употреблял в разговоре: «Любезные папаша и мамаша, посылаю вам фунт цветочного
чаю для удовлетворения вашей физической потребности».
Бывало, после вечернего
чая, сидя на крыльце, он заставлял Митьку читать страшные рассказы из «Вокруг света». Около него всё семейство — жена, дочь, — а кругом так тихо, родственно. Душа спокойна, думать не о чем. Иногда попадается интересная картинка: изображены на ней деревья с такими громадными узорчатыми
листьями; река течёт; ширь, даль, простор, не наши русские — пустынные и скучные, — а такие заманчивые. Семейство рассуждает...
Теперь,
чай, и птица, и всякая зверь
У нас на земле веселится;
Сквозь
лист прошлогодний пробившись, теперь
Синеет в лесу медуница!
Пристал как банный
лист — почему с примусом в трамвае? Параграфа, говорю, такого нету. Чтобы не петь, есть параграф, я и не пою. Напоил его
чаем — отцепился.
Вскоре пришли еще двое новых гостей: доктор Адам Яроц и учитель латинского языка Подвиляньский. Подали
чай. Подвиляньский отозвал в сторону Полоярова и таинственно показал ему из бокового кармана сложенный печатный
лист.
Мы ездили большой компанией в Байдарскую долину, в деревню Скели, к замужней дочери С. Я. Елпатьевского, Людмиле Сергеевне Кулаковой. Ночью, при свете фонарей, ловили в горной речке форелей. Утром, в тени грецких орешников, пили
чай. Растирали в руках
листья орешника и нюхали. Андреев сказал...
—
Чай, теперь как осиновый
лист дрожит, боится, не сбежала бы только али над собой чего не сделала… Вот беда будет… Все, придуманное мной, прахом пойдет… А ловко придумано… Надо позвать ее.
— Другие вон и сочинителями себя считают, и пятьдесят целковых за
лист там, что ли, получают, а основательности-то нет. Вы думаете, я этого ничего не понимаю. Я не учена, а тоже не хуже другой вижу, какой кто человек… Что же это я вам чаю-то! — как бы спохватилась она, берясь за его блюдечко.
Цибик с двумя
листами бумаги был принесен, от него понесло чайным ароматом. Левкоева стала махать на себя руками, как бы желая подышать воздухом, который был им напитан. Андрей Иванович стаканом и ложкой бережно насыпал на каждый
лист по целой горе
чаю и приказал слуге хорошенько завернуть и отдать барыне, когда она от него выйдет.
Одной услуги от такого „Униона“
чаял я, что хоть могу его
листом закрыть мои слезы от ксендза Збышевского, но и в сем
лист твой оказался несостоятельным: слеза моя, капнув на него, прососала его насквозь, на ту сторону, с которой смотрели на него ксендзовские очи ксендза».
Левонтий подал Федюковой
чай. Она развернула один из газетных
листов, принесенных с собою.