Неточные совпадения
На следующий день, рано поутру, Анна Сергеевна велела позвать Базарова к себе в кабинет и с принужденным смехом подала ему сложенный
листок почтовой бумаги. Это было
письмо от Аркадия: он в нем просил руки ее сестры.
«Нет, все это — не так, не договорено», — решил он и, придя в свою комнату, сел писать
письмо Лидии. Писал долго, но, прочитав исписанные
листки, нашел, что его послание сочинили двое людей, одинаково не похожие на него: один неудачно и грубо вышучивал Лидию, другой жалобно и неумело оправдывал в чем-то себя.
Слева от Самгина одиноко сидел, читая
письма, солидный человек с остатками курчавых волос на блестящем черепе, с добродушным, мягким лицом; подняв глаза от
листка бумаги, он взглянул на Марину, улыбнулся и пошевелил губами, черные глаза его неподвижно остановились на лице Марины.
Надоедал Климу студент Попов; этот голодный человек неутомимо бегал по коридорам, аудиториям, руки его судорожно, как вывихнутые, дергались в плечевых суставах; наскакивая на коллег, он выхватывал из карманов заношенной тужурки
письма, гектографированные
листки папиросной бумаги и бормотал, втягивая в себя звук с...
Самгин собрал все
листки, смял их, зажал в кулаке и, закрыв уставшие глаза, снял очки. Эти бредовые
письма возмутили его, лицо горело, как на морозе. Но, прислушиваясь к себе, он скоро почувствовал, что возмущение его не глубоко, оно какое-то физическое, кожное. Наверное, он испытал бы такое же, если б озорник мальчишка ударил его по лицу. Память услужливо показывала Лидию в минуты, не лестные для нее, в позах унизительных, голую, уставшую.
Он сел и начал разглаживать на столе измятые
письма. Третий
листок он прочитал еще раз и, спрятав его между страниц дневника, не спеша начал разрывать
письма на мелкие клочки. Бумага была крепкая, точно кожа. Хотел разорвать и конверт, но в нем оказался еще
листок тоненькой бумаги, видимо, вырванной из какой-то книжки.
Не знаю, найдет ли вас, почтенный Яков Дмитриевич, мой
листок в Красноярске, но во всяком случае где бы вы ни были, найдет вас моя признательность за ваше
письмо и за книгу.
Пора благодарить тебя, любезный друг Николай, за твое
письмо от 28 июня. Оно дошло до меня 18 августа. От души спасибо тебе, что мне откликнулся. В награду посылаю тебе
листок от моей старой знакомки, бывшей Михайловой. Она погостила несколько дней у своей старой приятельницы, жены здешнего исправника. Я с ней раза два виделся и много говорил о тебе. Она всех вас вспоминает с особенным чувством. Если вздумаешь ей отвечать, пиши прямо в Петропавловск, где отец ее управляющий таможней.
Пожалуйста, почтенный Иван Дмитриевич, будьте довольны неудовлетворительным моим
листком — на первый раз. Делайте мне вопросы, и я разговорюсь, как бывало прежде, повеселее. С востока нашего ничего не знаю с тех пор, как уехал, — это тяжело: они ждут моих
писем. Один Оболенский из уединенной Етанцы писал мне от сентября. В Верхнеудинске я в последний раз пожал ему руку; горькая слеза навернулась, хотелось бы как-нибудь с ним быть вместе.
Только что собрался ответить твоей жене на ее
письмо от 15-го числа, как получил, любезный друг Николай, твои
листки… Я прочел все со вниманием и нахожу, что ты хорошо сделал, — только одно меня озадачило. Какие тут назначения по 3 т. братьям. Если один из этих братьев я, то прошу захерить эту статью.
Прошли еще две недели, а
листки все в моем бюваре.Не знаю, когда они до вас доберутся. Сегодня получил
письма, посланные с Бибиковым. Его самого не удалось увидеть; он проехал из Тюмени на Тобольск. Видно, он с вами не видался: от вас нет ни строчки. А я все надеялся, что этот молодой союзник вас отыщет и поговорит с вами о здешнем нашем быте. Муравьев, мой товарищ, его дядя, и он уже несколько раз навещал наш Ялуторовск.
Непростительно мне, вечному писаке
писем, что я до сих пор не благодарил вас, добрый друг Гаврило Степанович, за ваши
листки с экс-директрисой. Из последующего вы увидите причины этой неисправности и, может быть, меня оправдаете.
Не постигаю, почему ты так долго не получил моего
письма отсюда тотчас по моем приезде: твои
листки доходят до меня скорее, нежели мои к тебе; видно, знают, что я нетерпеливее тебя ожидаю их, — расстояние кажется одинаково.
Давно пора побеседовать с тобой, любезный друг Евгений; все поджидал твоего
письма; наконец, пришедшая почта привезла мне твой
листок от Нового года; благодарю тебя сердечно за добрые твои желания, в которых я нахожу старую, неизменную твою дружбу…
Сегодня получил, милый друг Машенька, твой
листок от 26-го числа и тотчас с упреком совести бросился справляться] с записной книгой: вышло, что писал тебе в последний раз 11 мая — кажется, не может быть, чтоб я так долго молчал с тобой: или ты мне не отвечала на тогдашнее
письмо, или я забыл отметить в своей книжке.
Иоссе мне понравился, он зимой должен опять быть здесь проездом из России. От него ты будешь иметь грустные об нас всех известия, которые иногда не укладываются в
письмо. Мне пришло на мысль отправить эти
листки к Д. Д. С. Он тебе их вручит. Таким образом и волки сыты и овцы целы! [
Письмо, посланное с оказией, не застрянет в канцеляриях и не будет читаться жандармами.]
31 генваря был у меня Корсаков, он уделил нам восемьчасов — это уже много, при их скачке. Видел моих родных, привез от них
письма. В Нижнем не узнал Аннушку, которая его встретила, когда он вошел к директрисе… И от нее был с ним
листок. М. А. просит, чтоб я Аннушку называл Ниной, в воспоминание ее дочери…
Сегодня откликаю тебе, любезный друг Николай, на твой
листок от 2 марта, который привез мне 22-го числа Зиночкин жених. Он пробыл с нами 12 часов: это много для курьера и жениха, но мало для нас, которые на лету ловили добрых людей. Странное дело — ты до сих пор ни слова не говоришь на
письма с Кобелевой…
К
письму от 19 июля приложен
листок для Муравьева-Апостола, которому Пущин посылает сочинения Беранже.
Любезный друг Матюшкин, ты уже должен знать из
письма моего к Николаю от 12 июня, что с признательностью сердечною прочтен твой
листок от 8 мая. Посылка получена в совершенной исправности. Старый Лицей над фортепианами красуется, а твой портрет с Энгельгардтом и Вольховским на другой стенке, близ письменного моего стола. Ноты твои Аннушка скоро будет разыгрывать, а тетрадка из лицейского архива переписана. Подлинник нашей древности возвращаю. От души тебе спасибо за все, добрый друг!
Долго я смотрел на Девичий монастырь [
Письмо Н. Д. — на
листке с видом Девичьего монастыря в Москве.] — и мне знакомо это место, — я часто там бывал, живя близко у Колошиных…
Добрался до дому Бронникова 4-го числа в 7 часов утра. Ваня меня встретил босиком, обрадовался. Утро читал
письма, которых в мое десятидневное отсутствие собралось много. Первые были прочтены твои
листки из Екатеринбурга и из Перми. Официальные вечером читали все наши, собравшиеся у меня вечером, а заветные — мое богатство.
Из Петербурга с этой почтой не имел
письма. На будущей неделе побеседую с Варей — туда к ней пошлю
листок.
Я здесь на перепутье часто ловлю оттуда весточку и сам их наделяю
листками. Это существенная выгода Ялуторовска, кроме других его удовольствий. [Ялуторовск лежал на главном пути из Европейской России в Сибирь. Проезжавшие купцы, чиновники передавали декабристам
письма и посылки от родных, на обратном пути брали от декабристов
письма, которые благодаря этому избегали цензуру администрации.]
Разбирайте, как знаете, мои клетки. [
Листок исписан также поперек текста — за отсутствием бумаги; имеются и другие
письма такого вида.] Отыщите в них только то чувство, которое без выражения существует, — больше ничего не желает верный вам П.
Может быть, это мечта, но мечта для меня утешительная сладостная. Объяснений между нами не нужно: я пойму, если вы пришлете мне какую-нибудь книгу и скажете в
письме, что она вам нравится, — тогда я прямо за перо с некоторыми добрыми друзьями и спечем вам пирог. Но — увы! — когда еще этот
листок до вас долетит и когда получу ответ? Мильон верст!
Вы имеете полное право, почтенный друг Егор Антонович, быть недовольным мною: нужна испытанная ваша доброта, чтобы простить мне с лишком трехмесячное мое молчание, до сих пор не благодарил вас за
письмо ваше на лицейском
листке, [Бумага с литографированным видом Лицея.] которое меня встретило в Тобольске.
Как мне благодарить вас, добрый друг Матвей Иванович, за все, что вы для меня делаете.
Письмо ваше от 10 сентября вместе с
листком от Аннушки глубоко тронуло меня. День ее рождения мысленно я был в вашем кругу и видел мою малютку в восхищении от всех ваших добрых к ней вниманий. Спасибо, от души спасибо!..
Две недели, как получил, добрая Катерина Ивановна, прямое
письмо ваше от 25 мая с
листками из Итанцы.
Официальные мои
письма все, кажется, к вам ходят через Петербург — с будущей почтой буду отвечать Сергею Григорьевичу, на днях получил его
листок от 25 — го числа [Много
писем С. Г. Волконского к Пущину за 1840–1843, 1855 гг., характеризующих их взаимную сердечную дружбу и глубокое, искреннее уважение — в РО (ф. 243 и Фв. III, 35), в ЦГИА (ф. 279, оп. I, № 254 и 255), за 1842, 1854 и 1857 гг. напечатаны в сборниках о декабристах.] — он в один день с вами писал, только другой дорогой.
Не моя вина, добрый мой друг Евгений, что обычные мои
письма не вовремя к тебе доходят, и не твоя вина, что я получил, после
листка твоего от 15 декабря, другой от 14 февраля.
В тот самый день, как я писал к Michel-Michel, то есть 16-го числа, почта привезла мне, добрая Елизавета Петровна, ваш
листок от 9-го с выпиской из
письма Кондратия.
Прощайте. Басаргин пришел звать ходить. Да и вам пора отдохнуть от моей болтовни. Чего не сказал, то до другого раза. Не знаю, сказал ли что-нибудь путного. Судите сами, я не берусь читать своего
письма. Жажду вашего
листка. Пожалуйста, доставляйте мне иногда весточку через Дорофеева.
В доказательство, что наши
письма не без внимания остаются в III отделении, скажу вам, что недавно сестра Annette получила мой
листок с несколькими зачеркнутыми строками. Видно, этим господам нечего там делать…
— Да,
письмо очень хорошо написано, — сказала Лиза, возвращая
листок Бертольди.
Потом в газете «Современные известия» он стал писать заметки и фельетоны. Одновременно с этим А.А. Соколов, редактор «Петербургского
листка», пригласил Н.И. Пастухова сотрудничать в своей газете, где он и писал «
Письма из Москвы», имевшие большой успех.
Секретарь, стоя за стулом Борноволокова, глядел через его плечо в бумагу и продолжал диктовать: «Подлец Термосесов непостижимым и гениальным образом достал мое собственноручное
письмо к вам, в котором я, по неосторожности своей, написал то самое, что вы на этом
листке читаете выше, хотя это теперь написано рукой того же негодяя Термосесова».
Долинский наморщил лоб. Рука, которою был надписан конверт, на первый взгляд показалась ему незнакомою, и он долго не хотел читать этого
письма. Но, наконец, сломал печать, достал
листок и остолбенел. Записка была писана несомненно Анной Михайловной...
С этим она положила
письмо на образник и прочитала его только помолясь на ночь богу:
письмо было вполне утешительное. Списываю его точно с пожелтевшего
листка сероватой рыхлой бумаги с прозрачным водяным штемпелем, изображающим козерога в двойном круге.
…Странно… Вот Тит получил
листок бумаги, и на нем ряды черных строчек… Где-то далеко, в захолустном городке Воронежской губернии, их выводила старушка, в старомодном чепце, портрет которой висит над кроватью Тита. Она запечатала
письмо и послала на почту. За тысячу верст оттуда наш верзила почтальон доставляет его Титу… И на
листке сохранилась улыбка старушки. Тит раскрывает
листок, и лицо его светится ответной улыбкой.
— Напишите, — сказала, подумав, Ида, и когда Истомин подписал, как принято, свое
письмо, она тихо засыпала золотистым песком исписанный
листок, тщательно согнула его ногтем и положила под корсаж своего строгого платья.
Тем и кончилась страница «секрета», но я был так благоразумен, что, несмотря на подпись, заключающую
письмо, перевернул
листок и на следующих его страницах нашел настоящий «секрет». Пишет мне далее господин Мамашкин нижеследующее...
Кистер сложил и запечатал
письмо, встал, подошел к окну, выкурил трубку, подумал немного и вернулся к столу. Он достал небольшой
листок почтовой бумаги, тщательно обмакнул перо в чернила, но долго не начинал писать, хмурил брови, поднимал глаза к потолку, кусал конец пера… Наконец, он решился — и в течение четверти часа сочинил следующее послание...
Когда я перечитал последнее
письмо матери и поднес его к свечке, невольная слеза зашевелилась в глазах. Мне представился ясно этот новый удар моей матери, но что меня не остановило. Здесь или за стеной — я для нее уже не существую.
Листок загорелся, и мне казалось, что вместе с последним язычком пламени исчезло все мое прошлое. С этих пор я становился фактически чернским мещанином Иваном Ивановым. Мой план был готов и полон.
— Вот, Карл Иваныч, потрудитесь, пожалуйста, сейчас же сличить почерки этих рук, — обратился к нему обладатель либеральных бакенбард, подавая донос, герценовское
письмо,
письмо Устинова и один
листок из рукописи Полоярова.
Он пошел в каюту, чтобы читать
письмо без свидетелей, и, обрадованный, что сожитель его в кают-компании, стал глотать эти милые
листки, исписанные матерью, сестрой и братом, с восторженной радостью и по временам вытирая невольно навертывавшиеся слезы.
— А я между тем, пока ты злилась, кончила
письмо, — сказала Синтянина, пробегая глазами
листок.
«И это пишет Кишенский», — подумала Глафира и, отбросив его
листок, с несравненно большим вниманием обратилась ко второму
письму.
Бодростина внимательно читала
письмо Ккшенского и, дочитав его до конца, оборотила
листок и начала читать наново. Затем она положила
письмо на колени и, разорвав другой конверт, принялась читать послание Горданова.
— Нет, это должно быть не ко мне, а к кому-нибудь другому, — сказал Горданов, передавая с хладнокровным видом этот
листок Ропшину, но тот смешался, покраснел и отвечал, что к нему не может быть такого
письма.