Неточные совпадения
— А чтобы те
леший! — вскрикивает в ярости Миколка.
Он бросает кнут, нагибается и вытаскивает со дна телеги длинную и толстую оглоблю, берет ее за конец в обе руки и
с усилием размахивается над савраской.
— Что ты, Бог
с тобой! Теперь гулять, — отвечает она, — сыро, ножки простудишь; и страшно: в лесу теперь
леший ходит,
он уносит маленьких детей.
Она
с простотою и добродушием Гомера,
с тою же животрепещущею верностью подробностей и рельефностью картин влагала в детскую память и воображение Илиаду русской жизни, созданную нашими гомеридами тех туманных времен, когда человек еще не ладил
с опасностями и тайнами природы и жизни, когда
он трепетал и перед оборотнем, и перед
лешим, и у Алеши Поповича искал защиты от окружавших
его бед, когда и в воздухе, и в воде, и в лесу, и в поле царствовали чудеса.
— Что тебе,
леший, не спится? — сказала она и, согнув одно бедро, скользнула проворно мимо
его, — бродит по ночам! Ты бы хоть лошадям гривы заплетал, благо нет домового! Срамит меня только перед господами! — ворчала она, несясь, как сильф, мимо
его,
с тарелками, блюдами, салфетками и хлебами в обеих руках, выше головы, но так, что ни одна тарелка не звенела, ни ложка, ни стакан не шевелились у ней.
Услышав, что сзади кто-то бежит,
Леший с визгом бросился вперед и так ударил под ноги Дерсу, что опрокинул
его на землю.
Леший сзади обнимает Мизгиря; Снегурочка вырывается и бежит по поляне.
Леший оборачивается пнем. Мизгирь хочет бежать за Снегурочкой, между
ним и ею встает из земли лес. В стороне показывается призрак Снегурочки, Мизгирь бежит к
нему, призрак исчезает, на месте
его остается пень
с двумя прилипшими, светящимися, как глаза, светляками.
—
Леший его знает, что у
него на уме, — говаривала она, — все равно как солдат по улице со штыком идет. Кажется,
он и смирно идет, а тебе думается: что, ежели
ему в голову вступит — возьмет да заколет тебя. Судись, поди,
с ним.
Поселились
они с матерью во флигеле, в саду, там и родился ты, как раз в полдень — отец обедать идет, а ты
ему встречу. То-то радовался
он, то-то бесновался, а уж мать — замаял просто, дурачок, будто и невесть какое трудное дело ребенка родить! Посадил меня на плечо себе и понес через весь двор к дедушке докладывать
ему, что еще внук явился, — дедушко даже смеяться стал: «Экой, говорит,
леший ты, Максим!»
«Поди, думает
леший, что я
его испугалась, — подумала она и улыбнулась. — Ах, дурак, дурак… Нет, я еще
ему покажу, как мужнюю жену своими граблями царапать!.. Небо
с овчинку покажется… Не на таковскую напал. Испугал… ха-ха!..»
— Вот еще выдумал! — накинулась на
него Аграфена, — что ты меня всякому навязываешь, разве я какая-нибудь… Пошел вон отсюда! Много вашего брата, всякому стану вешаться на шею: не таковская!
С тобой только, этаким
лешим, попутал, видно, лукавый за грехи мои связаться, да и то каюсь… а то выдумал!
— Какой клев, когда под руку говорят, — отвечал тот сердито. — Вот тут прошел какой-то
леший, болтнул под руку — и хоть бы клюнуло
с тех пор. А вы, видно, близко в этих местах изволите жить? — спросил
он у Эдипа.
— Ты следи за этими
лешими, за колдуньями, во все глаза следи!
Они счастье
с собой приносят.
В рассказах постоялки таких людей было множество — десятки; она говорила о
них с великой любовью, глаза горели восхищением и скорбью;
он скоро поддался красоте её повестей и уверовал в существование на земле великих подвижников правды и добра, — признал
их, как признавал домовых и
леших Маркуши.
Двоеточие. Сбежал я, сударыня! Красивенький философ — господин Рюмин — загонял меня до полного конфуза! В премудростях я не смышлен и противиться
ему никак не могу… Так и увяз я в речах
его… точно таракан в патоке… Сбежал, ну
его!.. Лучше
с вами потолкую… уж очень вы мне, старому
лешему, нравитесь, право! А что у вас личико эдакое… как бы опрокинутое? (Смотрит на Ольгу Алексеевну. Смущенно крякает.)
— Ах,
леший… — тихо выговорил полицейский, стоявший на ногах.
Его товарищ поднялся
с земли и, крестясь, устало, задыхающимся голосом сказал...
— Да уж
с Поршей как ни на есть помиримся… Четверть водки
ему поставим,
леший его задери.
— Стыдно вам! Стыдно вам! Чему удивились, того-этого? Боже ты мой, какое непонимание! Как вдовица
с лептой, того-этого, хоть какое-нибудь оправдание, а
он в нос тычет: слава, того-этого! Преподлейший вздор, стыдно! Ну
леший и
леший, в этом хоть смысл есть… да ну вас к черту, Андрей Иваныч, говорил: оставьте балалайку. Нет, не может, того-этого, интеллигент!
— Да всякий разболтается! Иван до чего додумался?
Леший, говорит,
с ним ночью страшно.
— Антон! Эй, Антон! — кричали
ему вслед мужики. — Экий
леший! Что
с ним, право, попритчилось?..
— Эй, сват! — крикнул Дорофей, также выпуская Антона и принимаясь
его ощупывать. — Какого
лешего тебе здесь надыть?.. Что
с тобой?.. Аль
с ума спятил?.. Без шапки, в такую-то погоду… какого тебе управляющего?.. Из города, что ли, ты?..
— Эко дело! Что за черт! — вскричал Степан. — Бабы, вишь, лен мяли… слышат, как словно кто шевелится в клети…
они глядь… ан человек сидит… да как пырснет вон… э! ты дьявол! Что за притча…
Они кричат… хвать… ан трех кур как не бывало!..
они к нам… мы
с Петрухой бегом… нагонять! Бегали, бегали, никого… что за
леший… Ты, сват, никого не встрел?..
А когда дедушка сказал
ему: «черт
с тобой — понюхай!» и при этом открыл тавлинку, — то
леший не мог более соблюсти хорошего поведения и сошкольничал:
он так поддал ладонью под табакерку, что запорошил доброму мельнику все глаза.
Он сейчас же вставал и выходил на поле, чтобы веяться во мгле вместе
с Ягою,
лешими и кикиморами.
Кучер. Да нынче привели
с выставки, какие-то дорогие, пустопсовые, что ль,
леший их знает! Либо собакам в кучерской, либо кучерам жить. Так и скажите.
— Тащи
его за зебры, тащи! Постой, я
его выпихну! Да куда суешься-то
с кулачищем? Ты пальцем, а не кулакам — рыло! Заходи сбоку! Слева заходи, слева, а то вправе колдобина! Угодишь к
лешему на ужин! Тяни за губу!
А
с другой стороны, стоит этому, прости господи,
лешему узнать, что Татьяну выдают за Капитона, ведь
он все в доме переломает, ей-ей.
— Да как же, — возразил я, — ты что-то мне неладно говоришь,
с девкою этою приключилось не от того. Я знаю, что ее
леший воровал, она, слышно, пропадала долгое время. Зачем же ты меня обманываешь? — А сам все
ему в рожу гляжу и вижу, что
он от последних моих слов позеленел, даже и в языке позамялся.
— Прозванье уж у нас
ему, кормилец, такое идет: до девок, до баб молодых был очень охоч. Вот тоже эдак девушку из Дмитрева от матки на увод увел, а опосля, как отпустил, и велел ей на
лешего сговорить. Исправник тогда об этом деле спознал — наехал: ну, так будь же ты, говорит, и сам
леший; так, говорит, братцы-мужички, и зовите
его лешим. А мы, дураки, тому и рады:
с правителей-то
его тем времечком сменили — посмелей стало…
леший да
леший… так
лешим и остался.
Вечером долго сидели за чайным столом. Шли разговоры веселые, велась беседа шутливая, задушевная. Зашла речь про скиты, и Патап Максимыч на свой конек попал — ни конца, ни краю не было
его затейным рассказам про матерей, про белиц, про «
леших пустынников», про бродячих и сидячих старцев и про
их похожденья
с бабами да
с девками. До упаду хохотал Сергей Андреич, слушая россказни крестного; молчала Аграфена Петровна, а Марфа Михайловна сказала детям...
— Здоров как стена. Паинька сшила
ему ватошничек из зеленого платья покойницы Веры,
он взял и говорит: «Вот что меня погубило: это зеленое платье, а то бы я далеко пошел». Он-таки совсем
с ума сошел. Удивительно, право: чего не было — и того лишился! Кой же
леший его когда-то политикой обвинял? А? Я этому тоже удивляюсь.
— Блажишь! Какого
лешего тебе еще нужно? Другая бы в ножки поклонилась, а ты — не выйду! Тебе бы всё
с почтальонами да лепетиторами перемигиваться! К Гришеньке лепетитор ходит, барыня, так она об
него все свои глазищи обмозолила. У, бесстыжая!
Елена Андреевна (одна). Голова болит… Каждую ночь я вижу нехорошие сны и предчувствую что-то ужасное… Какая, однако, мерзость! Молодежь родилась и воспиталась вместе, друг
с другом на «ты», всегда целуются; жить бы
им в мире и в согласии, но, кажется, скоро все съедят друг друга… Леса спасает
Леший, а людей некому спасать. (Идет к левой двери, но, увидев идущих навстречу Желтухина и Юлю, уходит в среднюю.)
Но как, однако, мил этот
Леший!
Он бывает у нас часто, но я застенчива и ни разу не говорила
с ним как следует, не обласкала
его.
Он подумает, что я злая или гордая. Вероятно, Жорж, оттого мы
с вами такие друзья, что оба мы нудные, скучные люди! Нудные! Не смотрите на меня так, я этого не люблю.
— Какое ругательство? Я тебе только говорю, наставляю… Помирился и в последний раз говорю, я ругаться не думаю… Стану я
с тобой,
с лешим, связываться после того, как ты на своего благодетеля жалобу подал! Да ну тебя к чёрту! И говорить
с тобой не желаю! А ежели я тебя сейчас свиньей нечаянно обозвал, так ты и есть свинья… Вместо того, чтоб за благодетеля вечно бога молить, что
он тебя десять лет кормил да нотам выучил, ты жалобу глупую подаешь да разных чертей адвокатов подсылаешь.
— Довольно! — прервала
его странная девочка, — ты и твои братья пошли в лес… А слепая Лидочка осталась дома
с нянюшкой… Юрик и Сережа влезли на дерево, а ты
с Митькой убежал рвать цветы, потом ты поссорился
с Митькой.
Он говорил, что
леший существует, а ты спорил, что нет. Митька разозлился и убежал, бросив тебя одного…
Обмыл
с себя солдатик паклю да крахмальную слизь, морду папоротником вытер, пошел одеваться: нога похрамывает, душа вприсядку скачет… Ловко концы-то сошлись. На войне раненого полуротного из боя вынесешь, «Георгия» дают, а тут за этакий мирный подвиг и пуговкой не разживешься. А ведь тоже риск: распознай
его лешие, по косточкам бы раздергали, кишки по кустам, пальцы по вороньим гнездам…
Икнул
он тут
с перепугу, а
лешие к
нему, да за жабры: «Ага, сват, сто шипов тебе в зад, — тебя-то нам и не хватало!» Сунули
его головой в дупло, да как в два пальца засвистят, — так раки к
ним со всего озера и выползли…
Подобрались
лешие поближе, а солдат втулку приоткрыл, нацедил пеннику
с полчерпака, стоит поплескивает, — так
они кругом на хвостах и заелозили.
Катруся отхватывала казачка
с плечистым и круторогим
лешим, который скалил зубы и подмигивал ей, а она усмехалась и вилась перед
ним, как юла.
— Чтоб тебе самому попритчилось, старому
лешему! — проворчала про себя старуха. — Почему же? Что же
ему подеялось? Не хворает ли
он и помнит ли слово клятвенное? — пристала она к мужу
с вопросами уже вслух.
Духи встречали новорожденного на пороге жизни, качали
его в колыбели, рвали
с дитятею цветы на лугах, плескали в
него, играючи, водой, аукались в лесах и заводили в свой лабиринт, где наши Тезеи могли убить
лешего Минотавра не иначе, как выворотив одежду и заклятием, купленным у лихой бабы, или, все равно, русской Медеи.
— Чтобы тебе самому принудилось, старому
лешему! — проворчала про себя старуха. — Почему же? Что же
ему сделалось? Не хворает ли
он и помнит ли слово клятвенное? — пристала она к мужу
с вопросами уже вслух.
— Что же, отказывайся, Бог
с тобой, и без тебя проживу, не умру… Обалдел парень, предложение сделал не весть кому… Не вязать же
его мне, шалого, по рукам и ногам… Женись, дескать, женись… Слово дал… Нет, брат, возьми ты свое слово назад и убирайся к
лешему…