Неточные совпадения
«Тор Гедбер,
Леонид Андреев, Голованов, какая-то шведка, немец Драйзер», —
думал он, потому что слушать споры было скучно, —
думал и присматривался к людям.
Так же равнодушно он
подумал о том, что, если б он решил занять себя литературным трудом, он писал бы о тихом торжестве злой скуки жизни не хуже Чехова и, конечно, более остро, чем
Леонид Андреев.
— Да, Самсон! Народ нуждается в героях. Но… я еще
подумаю. Может быть —
Леонид.
— Нет, Клим Иванович, ты
подумай! — сладостно воет он, вертясь в комнате. — Когда это было, чтоб премьер-министр, у нас, затевал публичную говорильню, под руководством Гакебуша, с участием
Леонида Андреева, Короленко, Горького? Гакебушу — сто тысяч, Андрееву — шестьдесят, кроме построчной, Короленке, Горькому — по рублю за строчку. Это тебе — не Европа! Это — мировой аттракцион и — масса смеха!
«И в бездонном мешке времени кружится земной шар», — вспомнил он недавно прочитанную фразу и
подумал, что к Достоевскому и Гоголю следует присоединить
Леонида Андреева, Сологуба.
Любовь Андреевна. А я вот, должно быть, ниже любви. (В сильном беспокойстве.) Отчего нет
Леонида? Только бы знать: продано имение или нет? Несчастье представляется мне до такой степени невероятным, что даже как-то не знаю, что
думать, теряюсь… Я могу сейчас крикнуть… могу глупость сделать. Спасите меня, Петя. Говорите же что-нибудь, говорите…
Забиякин. Вот вы изволите говорить,
Леонид Сергеич, что это пустяки… Конечно, для вас это вещь не важная! вы в счастье,
Леонид Сергеич, вы в почестях! но у меня осталось только одно достояние — это честь моя! Неужели же и ее, неужели же и ее хотят у меня отнять! О, это было бы так больно, так грустно
думать!
Уланбекова. Это дело надо разобрать хорошенько. Ну, уж я никак бы и не
подумала на
Леонида. Вот они, тихенькие-то! Ну, еще будь он военный, так извинительно бы, а то… (Задумывается).
Леонид. Что ж вы меня гоните! Мне, чай, жалко ее! Я все-таки
подумаю, может быть, можно еще как-нибудь помочь ей.
Леонид (подходя). А я
думал, что ты обманешь меня — не придешь.
Леонид. Как же ты теперь
думаешь?
Леонид (
подумав). Ну, уж это ему много чести будет. А что, Гавриловна, маменька, в самом деле, очень сердится?
«Что это за бесстыдная женщина, —
подумал я, — как ей не совестно говорить, что едва бродит, когда у ней здоровье брызжет из лица и она вдвое растолстела с тех пор, как я ее видел. Видно уж, у ней общая с мужем привычка ссылаться на болезнь». Страсть ее к
Леониду еще не угасла, потому что, когда тот вошел в гостиную из другой комнаты, она, поздоровавшись с ним, завернулась в шаль и придала своему лицу грустное и сентиментальное выражение.
— Как, я
думаю, ей приятно, что вы в университете, я это сужу по себе: мне очень хочется, чтобы
Леонид поступил поскорей в студенты, — проговорила г-жа Ваньковская. — Он, я
думаю, ничего не знает, — прибавила она, взглянув на сына.
«Не все знакомые, а только Пионова спрашивает тебя об этом, потому что ей скучно без
Леонида», —
подумал я.
«Да будет святая воля бога», —
подумал я. Как знать, что бы принесла
Леониду жизнь, особенно если взять в расчет его прекрасную, но все-таки странную натуру.
Я с своей стороны тоже убедился, что действовать на Марью Виссарионовну было совершенно бесполезно; но что же, наконец, сама Лидия Николаевна, что она
думает и чувствует? Хотя
Леонид просил меня не говорить с нею об женихе, но я решился при первом удобном случае если не расспросить ее, то по крайней мере заговорить и подметить, с каким чувством она относится к предстоящему ей браку; наружному спокойствию ее я не верил, тем более что она худела с каждым днем.
Я пошел, сказал
Леониду, и он, как я ожидал, тотчас же пришел со мною. Марье Виссарионовне было это приятно, отчасти потому, что, любя сына, ей тяжело было с ним ссориться, а более,
думаю, и потому, что она исполнила желание своего друга Пионовой и помирилась с
Леонидом. Однако удовольствие свое она старалась скрыть и придала своему лицу насмешливое выражение.
— Сама не знаю; я очень боюсь
Леонида и маменьки, что, если они услышат, а оправдываться я не могу. Они бог знает что
подумают.
По крайней мере, с полчаса сидел я, напрягая слух, чтобы услышать, что говорится в гостиной; но тщетно; подойти к дверям и подслушивать мне было совестно. Наконец, послышались шаги, я
думал, что это Лидия Николаевна, но вошел
Леонид, нахмуренный и чем-то сильно рассерженный.
«Нет, Лида не должна жить с этим человеком, он совсем потерялся, —
подумал я. — Это еще и лучше, что он сам ее оставил. Пусть она живет с матерью: расскажу все
Леониду, и мы вместе как-нибудь это устроим». Больше всех я ожидал сопротивления от самой Лиды: вряд ли она на это решится.
Возвратившись домой, я все
думал о моих новых знакомых; более всех мне понравились Лидия Николаевна и
Леонид. Старшая Ваньковская, Марья Виссарионовна, как назвал мне ее
Леонид, произвела на меня какое-то неопределенное впечатление, а этот Иван Кузьмич плоховат. И что он такое тут? Родня, знакомый, жених?
Леонид Федорович. Вы
думаете? Так сядьте подле, держите его за руки. Но будьте уверены, он спит.
Леонид Федорович. Но, положим, вы
думаете, что я увлекающийся человек, воображающий себе то, чего нет, но ведь вот Алексей Владимирович Кругосветлов, кажется, не кто-нибудь, а профессор, и вот признает то же. Да не он один. А Крукс? А Валлас?
Леонид Федорович (к профессору). Это все равно, я
думаю.
Леонид Федорович. Да я не
думал… Я
думал…
Доктор. А я
думал, что вы за границей. К
Леониду Федоровичу?
Леонид Федорович (к профессору). Я
думаю, Алексей Владимирович, вы не откажетесь объяснить вкратце.
Леонид Федорович. Вот, вот, вот. Чем менее сознательно, тем сильнее. Не
думай, а отдавайся настроению: хочется спать — спи, хочется ходить — ходи; понимаешь?
Леонид Федорович. Да, да. Покажи руки. Ну, и прекрасно, прекрасно. Так вот, дружок, ты так же делай, как давеча, садись и отдавайся чувству. А сам ничего не
думай.
Леонид Федорович. Руки? Ах, да. Нечисты, ты
думаешь?
— Ну,
думаю, конец! Вдруг он говорит: «Дядя, не бойтесь ничего, это я». Вглядываюсь в темноте: «
Леонид! Ты?» — «Тише! Идите скорей!». Спустились под откос, он развязал мне руки. Наверху зашумел приближающийся автомобиль, загудел призывной гудок. — «Не пугайтесь, — говорит, — я сейчас выстрелю. С час посидите тут, а потом идите к себе, в Арматлук. В город не показывайтесь, пока мы еще здесь». Выстрелил из револьвера в кусты и пошел наверх.
К первым телеграммам В. Ф. Комиссаржевской об успехе пьесы
Леонид Николаевич отнесся с недоверием,
думая, что его обманывают.
Когда
Леонид Михайлович поехал к своей больной матери, он совсем не
думал о Фанни Викторовне.
Говори и
думай что хочешь, но
Леонид все-таки добрый человек!
— Ну, так что бы было? Да неужели же ты
думаешь, что я слушала все твои россказни. Ты меня выручил из ямы — это правда. Но для чего — это вопрос… Для того, чтобы я делила с тобой твою скотскую жизнь… Что касается
Леонида, я бы его любила, быть может, если бы он был настоящим мужчиной, если бы он сумел взять меня в руки. Но все равно, я сегодня полюбила до безумия; он презирает меня, и это-то меня и тронуло. О, я не скрою от тебя, я готова была бежать за ним.
Но как бы то ни было, а и этот самый факт, что архиерей
Леонид возвращал попу Кирилле его жалобы, несомненно дает право
думать, что жалобы эти были кляузные и вздорные, — в роде той, которую он послал в петербургский синод.