Неточные совпадения
— Помилуй, ma chère, [моя
дорогая (фр.).] к лицу ли тебе зеленые
ленты? — говорила тетка. — Возьми палевые.
Желтоватой
лентой вилась наезженная
дорога, лошади бежали легко — и я не мог сомкнуть глаза, любовался!
Сначала это не ладилось,
ленты спадали с ног, закатанные туго — давили икры, но потом сукно вытянулось, люди приспособились и уже всю
дорогу шли не оправляясь.
Белинский стегал их беспощадно, терзая мелкое самолюбие чопорных, ограниченных творцов эклог, любителей образования, благотворительности и нежности; он отдавал на посмеяние их
дорогие, задушевные мысли, их поэтические мечтания, цветущие под сединами, их наивность, прикрытую аннинской
лентой.
Меж чернеющих под паром
Плугом поднятых полей
Лентой тянется
дорогаИзумруда зеленей…
Все на ней теперь иное,
Только строй двойной берез,
Что слыхали столько воплей,
Что видали столько слез,
Тот же самый… //…Но как чудно
В пышном убранстве весны...
Тогда волосы шли русские, лучше принимавшие окраску, и самые
дорогие — французские. Денег не жалели. Добывать волосы ездили по деревням «резчики», которые скупали косы у крестьянок за
ленты, платки, бусы, кольца, серьги и прочую копеечную дрянь.
Ровно в полдень, в назначенный час открытия, двери магазина отворились, и у входа появился громадный швейцар. Начали съезжаться гости, сверкая орденами и
лентами, военное начальство, штатские генералы в белых штанах и плюмажных треуголках, духовенство в
дорогих лиловых рясах. Все явились сюда с какого-то официального богослужения в Успенском соборе. Некоторые, впрочем, заезжали домой и успели переодеться. Елисеев ловко воспользовался торжественным днем.
Наконец наступила счастливая минута, когда и я покидал тихий городок, оставшийся позади в своей лощине. А передо мной расстилалась далекая
лента шоссе, и на горизонте клубились неясные очертания: полосы лесов, новые
дороги, дальние города, неведомая новая жизнь…
Опять
дорога, ленивое позванивание колокольчика, белая
лента шоссе с шуршащим под колесами свежим щебнем, гулкие деревянные мосты, протяжный звон телеграфа… Опять станция, точь — в-точь похожая на первую, потом синие сумерки, потом звездная ночь и фосфорические облака, как будто налитые лунным светом… Мать стучит в оконце за козлами, ямщик сдерживает лошадей. Мать спрашивает, не холодно ли мне, не сплю ли я и как бы я не свалился с козел.
Мы миновали православное кладбище, поднявшись на то самое возвышение
дороги, которое когда-то казалось мне чуть не краем света, и откуда мы с братом ожидали «рогатого попа». Потом и улица, и дом Коляновских исчезли за косогором… По сторонам тянулись заборы, пустыри, лачуги, землянки, перед нами лежала белая
лента шоссе, с звенящей телеграфной проволокой, а впереди, в дымке пыли и тумана, синела роща, та самая, где я когда-то в первый раз слушал шум соснового бора…
Именно ведь тем и хорош русский человек, что в нем еще живет эта общая совесть и что он не потерял способности стыдиться. Вот с победным шумом грузно работает пароходная машина, впереди движущеюся
дорогой развертывается громадная река, точно бесконечная
лента к какому-то приводу, зеленеет строгий хвойный лес по берегам, мелькают редкие селения, затерявшиеся на широком сибирском приволье. Хорошо. Бодро. Светло. Жизнь полна. Это счастье.
Сенатора прислали с целой ордой правоведцев; они все очищают только бумаги, и никакой решительно пользы не будет от этой
дорогой экспедиции. Кончится тем, что сенатору, [Сенатор — И. Н. Толстой.] которого я очень хорошо знаю с давних лет, дадут
ленту, да и баста. Впрочем, это обыкновенный ход вещей у нас. Пора перестать удивляться и желать только, чтобы, наконец, начали добрые, терпеливые люди думать: нет ли возможности как-нибудь иначе все устроить? Надобно надеяться, что настанет и эта пора.
Дорога широкой дикой
лентой вьется впереди, между полями засохшего жнивья и блестящей росою зелени; кое-где при
дороге попадается угрюмая ракита или молодая березка с мелкими клейкими листьями, бросая длинную неподвижную тень на засохшие глинистые колеи и мелкую зеленую траву
дороги…
Дорога вилась пыльной
лентой по холмистой местности, огибая гряду лесистых горок, которые тянулись к востоку, где неправильной глыбой синел Рассыпной Камень.
В конце концов она добивалась своего: получала пятачок и
ленту и, скучая, тащилась за сестрами по пыльной
дороге.
Поле,
дорога, звон проволоки, зной и обрывки ленивых мыслей тянутся, как облака, друг за другом… Путаются, сливаются. Опять прошлое, потом туман, из которого выплывает кусок тракта, обсаженного березками. Полотно заросло травой, пыльная узкая
лента как-то осторожно жмется то к одной стороне, то к другой, — видно, что весной здесь езда самая горькая… И в уме Семена Афанасьевича возникает вдруг четверостишие старого «земского поэта...
Желание спорить исчезло — не с кем было спорить. И смотреть на
дорогу не хотелось закат погас, кумач с полей кто-то собрал и шёлковые
ленты тоже, а лужи стали синими.
Колеи
дорог, полные воды, светясь, лежали, как шёлковые
ленты, и указывали путь в Окуров, — он скользил глазами по ним и ждал: вот из-за холмов на красном небе явится чёрный всадник, — Шакир или Алексей, — хлопая локтями по бокам, поскачет между этих
лент и ещё издали крикнет...
Посвистывая, шаркая ногами и занося плечи вперёд, горбун подошёл, сунул руку Кожемякину и бок о бок с ним долго шагал по
дороге, а за ним тонкой
лентой вился тихий свист.
Эти скромные картины русской ранней весны превосходны, весело зеленеющие озими играют на солнце; поднятый к яровому посеву тучный чернозем лежит как бархат и греется, тихие ручейки и речки то мелькают в перелогах, как волшебные зеркала в изумрудных рамах, то вьются как
ленты, отражая в себе облака, — грунтовые
дороги обсохли, но еще не завалены пылью — езда по ним удобна и приятна: копыта бегущих коней не пылят и стучат мягко, колеса катят совсем без шуму, и след позади только маслится…
С колокольни видно было
дорогу верст на пять, и вся она была усыпана мятежниками, двигавшимися одною живою черною
лентой, точно муравьище.
Отстоял службу, хожу вокруг церкви. День ясный, по снегу солнце искрами рассыпалось, на деревьях синицы тенькают, иней с веток отряхая. Подошёл к ограде и гляжу в глубокие дали земные; на горе стоит монастырь, и пред ним размахнулась, раскинулась мать-земля, богато одетая в голубое серебро снегов. Деревеньки пригорюнились; лес, рекою прорезанный;
дороги лежат, как
ленты потерянные, и надо всем — солнце сеет зимние косые лучи. Тишина, покой, красота…
А по краям
дороги, под деревьями, как две пёстрые
ленты, тянутся нищие — сидят и лежат больные, увечные, покрытые гнойными язвами, безрукие, безногие, слепые… Извиваются по земле истощённые тела, дрожат в воздухе уродливые руки и ноги, простираясь к людям, чтобы разбудить их жалость. Стонут, воют нищие, горят на солнце их раны; просят они и требуют именем божиим копейки себе; много лиц без глаз, на иных глаза горят, как угли; неустанно грызёт боль тела и кости, — они подобны страшным цветам.
Они шли кустарником;
дорога лежала среди него, как потерянная
лента, вся в капризных изгибах. Теперь пред ними встал густой лес.
А вот полный, тщательно выбритый господин в соломенной шляпе с широкою
лентой и с
дорогою сигарой в зубах.
Я не могу ничего делать и не могу ни о чем думать. Я прочитал о третьем плевненском бое. Выбыло из строя двенадцать тысяч одних русских и румын, не считая турок… Двенадцать тысяч… Эта цифра то носится передо мною в виде знаков, то растягивается бесконечной
лентой лежащих рядом трупов. Если их положить плечо с плечом, то составится
дорога в восемь верст… Что же это такое?
Обыкновенная и прямая
дорога, ведущая из города в монастырь, вьется белой
лентой между дачами и садами. Она вымощена гладким камнем, и по ней все ходят или ездят в церковь. Та же
дорога через горы, по которой приехали моряки, специально назначена для иностранцев — охотников до видов и до сильных ощущений. Для туриста, бывшего на Мадере, эта прогулка так же обязательна, как посещение лондонского туннеля или собора св. Петра в Риме.
Дорога с её узкой
лентой, покрытая опавшей с деревьев листвой, казалась при свете какой-то причудливой пестрой змеей, убегавшей в глубь леса.
Вышли на террасу. С горы по
дороге спускался высокий молодой офицер с
лентою патронов через плечо, в очень высоких сапогах со шпорами… В руке у него была винтовка, из-за пояса торчали две деревянные ручки ручных гранат. На горе, на оранжевом фоне заходившего солнца, чернела казенная двуколка и еще две фигуры с винтовками.
Теперь
дороги были просторны и пусты, большинство обозов уже ушло на север. Носились слухи, что вокруг рыщут шайки хунхузов и нападают на отдельно идущие части. По вечерам, когда мы шли в темноте по горам, на отрогах сопок загадочно загоралась сухая прошлогодняя трава, и длинные
ленты огня ползли мимо нас, а кругом была тишина и безлюдие.
Правее, за Даргомиловской заставой, широкой
лентой убегает в сизую даль так называемая шоссейная смоленская
дорога.
И эта старинная удалая солдатская песня, говорящая о том, что у солдата не должно быть никаких родственных привязанностей, что он весь всем своим существом принадлежит государству и должен стоять на страже своего Царя и своего отечества, разносится теперь по всему великому сибирскому пути, по длинной
ленте восточно-китайской железной
дороги и отдаётся гулким эхом в сопках Маньчжурии.
Невеста бросала красные
ленты по
дороге, особенно на перекрестках, где хоронились некрещеные дети.
Длинная
лента вагонов исчезла между тем за делающим
дорогой, невдалеке от станции, поворотом.