Неточные совпадения
Бойкая рыжая лошаденка быстро и легко довезла Самгина с вокзала в город; люди
на улицах, тоже толстенькие и немые, шли навстречу друг другу спешной зимней походкой; дома, придавленные пуховиками снега, связанные заборами, прочно смерзлись, стояли крепко;
на заборах, с розовых афиш,
лезли в глаза черные слова: «
Горе от ума», — белые афиши тоже черными словами извещали о втором концерте Евдокии Стрешневой.
Наконец 10 марта, часу в шестом вечера, идучи снизу по трапу, я взглянул вверх и остолбенел:
гора так и
лезет на нас.
Вся
гора, взятая нераздельно, кажется какой-то мрачной, мертвой, безмолвной массой, а между тем там много жизни:
на подошву ее
лезут фермы и сады; в лесах гнездятся павианы (большие черные обезьяны), кишат змеи, бегают шакалы и дикие козы.
Фрегат взберется
на голову волны, дрогнет там
на гребне, потом упадет
на бок и начинает скользить с
горы, спустившись
на дно между двух бугров, выпрямится, но только затем, чтоб тяжело перевалиться
на другой бок и
лезть вновь
на холм.
Скоро нам опять пришлось
лезть в воду. Сегодня она показалась мне особенно холодной. Выйдя
на противоположный берег, мы долго не могли согреться. Но вот солнышко поднялось из-за
гор и под его живительными лучами начал согреваться озябший воздух.
Спустившись с дерева, я присоединился к отряду. Солнце уже стояло низко над горизонтом, и надо было торопиться разыскать воду, в которой и люди и лошади очень нуждались. Спуск с куполообразной
горы был сначала пологий, но потом сделался крутым. Лошади спускались, присев
на задние ноги. Вьюки
лезли вперед, и, если бы при седлах не было шлей, они съехали бы им
на голову. Пришлось делать длинные зигзаги, что при буреломе, который валялся здесь во множестве, было делом далеко не легким.
Не входя в рассуждение о неосновательности причин, для которых выжигают сухую траву и жниву, я скажу только, что палы в темную ночь представляют великолепную картину: в разных местах то стены, то реки, то ручьи огня
лезут на крутые
горы, спускаются в долины и разливаются морем по гладким равнинам.
Схематически изобразить то, что, например, творилось в иерархии Кукарских заводов, можно так: представьте себе совершенно коническую
гору,
на вершине которой стоит сам заводовладелец Лаптев; снизу со всех сторон бегут,
лезут и ползут сотни людей, толкая и обгоняя друг друга.
Наконец Передонов придумал сжечь всю колоду. Пусть все
горят. Если они
лезут ему
на зло в карты, так сами будут виноваты.
Тяжело, огромными клубами они
лезли одно
на другое, всё выше и выше, постоянно меняя формы, то похожие
на дым пожара, то — как
горы или как мутные волны реки.
Кукушкина. Ты молчи! не с тобой говорят. Тебе за глупость Бог счастье дал, так ты и молчи. Как бы не дурак этот Жадов, так бы тебе век
горе мыкать, в девках сидеть за твое легкомыслие. Кто из умных-то тебя возьмет? Кому надо? Хвастаться тебе нечем, тут твоего ума ни
на волос не было: уж нельзя сказать, что ты его приворожила — сам набежал, сам в петлю
лезет, никто его не тянул. А Юлинька девушка умная, должна своим умом себе счастье составить. Позвольте узнать, будет от вашего Белогубова толк или нет?
— Разночинец в
гору лезет, — говорили старые дворяне, указывая
на некоторых людей нового дворянства, приобревших в это время силу и значение.
Не разобрав, в чем дело, я проворно вскочил и сел
на лавке. Перед образником
горела тоненькая восковая свеча, и отец Прохор в одном белье стоял
на коленях и молился. Страшный удар грома, с грохотом раскатившийся над озером и загудевший по лесу, объяснил причину тревоги. Муха, значит, недаром
лезла в рожу отцу Прохору.
Андрей. Ведь вот только десять слов сказать, там и легче будет, как
гора с плеч свалится; да как их эти слова-то, выговоришь?.. Готовы они,
на губах вертятся, а изнутри-то совесть как огнем жжет!.. (Садится к столу и снимает с пальца кольцо.) Уж решено, кончено, обдумано, а, точно, что живое отрываю от себя!.. Да и та мысль в голову
лезет.., не отдать бы мне своего счастья с этим кольцом!..
Прикрыв дверь и портьеру, Тугай работал в соседнем кабинете. По вспоротому портрету Александра I
лезло, треща, пламя, и лысая голова коварно улыбалась в дыму. Встрепанные томы
горели стоймя
на столе, и тлело сукно. Поодаль в кресле сидел князь и смотрел. В глазах его теперь были слезы от дыму и веселая бешеная дума. Опять он пробормотал...
…Князь медленно отступал из комнаты в комнату, и сероватые дымы
лезли за ним, бальными огнями
горел зал.
На занавесах изнутри играли и ходуном ходили огненные тени.
Прежде ночь переночевать места не было, а теперь, что называется, не грело, не
горело, а вдруг осветило: все в родню
лезут,
на житье к себе манят.
Мы измерили землю, солнце, звезды, морские глубины,
лезем в глубь земли за золотом, отыскали реки и
горы на луне, открываем новые звезды и знаем их величину, засыпаем пропасти, строим хитрые машины; что ни день, то всё новые и новые выдумки. Чего мы только не умеем! Чего не можем! Но чего-то, и самого важного, все-таки не хватает нам. Чего именно, мы и сами не знаем. Мы похожи
на маленького ребенка: он чувствует, что ему нехорошо, а почему нехорошо — он не знает.
Я
лезла к ней по ее каменистым уступам и странное дело! — почти не испытывала страха. Когда передо мною зачернели в сумерках наступающей ночи высокие, полуразрушенные местами стены, я оглянулась назад. Наш дом покоился сном
на том берегу Куры, точно узник, плененный мохнатыми стражниками-чинарами. Нигде не видно было света. Только в кабинете отца
горела лампа. «Если я крикну — там меня не услышат», — мелькнуло в моей голове, и
на минуту мне сделалось так жутко, что захотелось повернуть назад.
Просто, понимаешь ли ты, глаза вон из-под лба
лезут, а тут еще
на мое
горе начальство с супругой разводится и ишиасом страдает; так ноет и куксит, что житья никому нет.
В тую пору одинокий кавказский черт по-за тучею пролетал, по сторонам поглядывал. Скука его взяла, прямо к сердцу так и подкатывается. Экая, думает, ведьме под хвост, жисть! Грешников энтих как собак нерезаных, никто сопротивления не оказывает, хочь
на проволоку их сотнями нижи. Опять же, кругом никакого удовольствия: Терек ревет, будто верблюд голодный,
гор наворочено до самого неба, а зачем — неизвестно… Облака в рог
лезут, сырость да серость, — из одного вылетишь, ныряй в другое…
По мутным волнам неслись опрокинутые челноки, плыли хижины и целые пальмы, вывороченные с корнями, а у самой подошвы
горы множество человеческих существ боролись и
лезли один
на плечи другого, как раки в глиняном горшке…