Неточные совпадения
Все это так чинно, аккуратно
лежит на своем месте, что по одному этому порядку можно заключить, что у Карла Иваныча
совесть чиста и душа покойна.
— Вы замечательно смело рассуждаете… — задумчиво проговорил Привалов. — И знаете, я тысячу раз думал то же, только относительно своего наследства… Вас мучит одна золотопромышленность, а
на моей
совести, кроме денег, добытых золотопромышленностью, большою тяжестью
лежат еще заводы, которые основаны
на отнятых у башкир землях и созданы трудом приписных к заводам крестьян.
Мы полагали, что
на совести его
лежала какая-нибудь несчастная жертва его ужасного искусства.
Ваше сиятельство! куда вы попали? что вы сделали? какое тайное преступление
лежит на совести вашей, что какой-то Трясучкин, гадкий, оборванный, Трясучкин осмеливается взвешивать ваши девственные прелести и предпочитать им — о, ужас! — место станового пристава? Embourbèe! embourbèe! [запуталась! погрязла! (франц.)] Все воды реки Крутогорки не смоют того пятна, которое неизгладимо легло
на вашу особу!
— Но чем же, однако, мы вас вознаградим? — продолжал Ченцов, бывший в добром настроении духа частию от выпитого шампанского, а также и от мысли, что
на похоронах Петра Григорьича все прошло более чем прилично: «Надобно же было, по его мнению, хоть чем-нибудь почтить старика, смерть которого все-таки
лежала до некоторой степени
на совести его и Катрин».
С той самой ночи, как он был схвачен в царской опочивальне и брошен в тюрьму, угрызения
совести перестали терзать его. Он тогда же принял ожидающую его казнь как искупление совершенных им некогда злодейств, и,
лежа на гнилой соломе, он в первый раз после долгого времени заснул спокойно.
Точно он взял
на себя обязанность отвечать за поступки Варламова, точно
на его
совести лежали все недостатки Варламова.
Часа через два или три Любовь Александровна, наказанная угрызениями
совести внутри и горчичниками снаружи за поцелуй Бельтова,
лежала на постели в глубоком летаргическом сне или в забытьи. Потрясение было слишком сильно, организм не выдержал.
А в гостиной
на диване
лежал совсем одетый Крупов, оставшийся сколько для больной, столько и для Круциферского, растерянного и испуганного. Крупов, чрезвычайно сердясь
на пружины дивана, которые, нисколько не способствуя эластичности его, придавали ему свойства, очень близкие той бочке, в которой карфагеняне прокатили Регула, — в четверть часа сладко захрапел с спокойствием человека, равно не обременявшего себе ни
совести, ни желудка.
— Что это, сударыня, как это возможно? Вишь какой финти-фант! Пожалуй, гляди ему в зубы-то… Пусть один едет, уморит ее: по крайней мере
на совести-то у нас не будет
лежать. Ему, я думаю, давно хочется ее спровадить.
Но потом, когда мы остались вдвоем с мужем, этот суд о нем, как преступление,
лежал у меня
на совести, и я почувствовала, что еще больше сделалась пропасть, теперь отделявшая нас друг от друга.
А ночью, когда она, вся изломанная и измятая, стоная,
лежала на постели рядом с ним, он искоса смотрел
на неё и тяжело вздыхал. Ему было скверно,
совесть мучила его, он понимал, что его ревность не имеет оснований и что он напрасно избил её.
— Как сладко и безмятежно он спит! Глядя
на это бледное, утомленное лицо,
на эту невинно-детскую улыбку и прислушиваясь к этому ровному дыханию, можно подумать, что здесь
на кровати
лежит не судебный следователь, а сама спокойная
совесть! Можно подумать, что граф Карнеев еще не приехал, что не было ни пьянства, ни цыганок, ни скандалов
на озере… Вставайте, ехиднейший человек! Вы не стоите, чтобы пользоваться таким благом, как покойный сон! Поднимайтесь!
Она раз десять повторила, что «
на ее
совести лежит воспитание внучки, и поэтому она сама, лично должна наблюдать за его ходом и не может доверить меня чужим людям, живущим за тысячи верст, хотя бы эти люди были важные и опытные институтские дамы».
Лесные порубки в чужих дачах мужиками в грех не ставятся,
на совести не
лежат.
Португальцы,
на вашей
совести лежит воспитание ваших дочерей!
В ответных письмах он то уверял ее в пламенной любви, то, сомневаясь в ее рассказах и напоминая прежние скандальные ее похождения, отказывался от ее руки, то грозил поступить в монахи, если она покинет его, то умолял ее откровенно рассказать ему всю истину, за что он простит ей все прошедшее, то просил скорее выслать ему метрическое свидетельство, уверяя, что связь их
лежит тяжелым камнем
на его
совести, а брак может сделать его совершенно счастливым, но этот брак должен быть совершен не иначе, как по обряду римской церкви, к которой и сама она должна присоединиться.
За три минуты он не ожидал ничего похожего
на такой приговор себе. Это вылилось у него прямо, из какой-то глубокой складки его
совести, и складка эта
лежала вне его обычных душевных движений… И ему стало очень легко, почти радостно.
И он представил себе свои похороны: он, оскорбленный,
лежит в гробу, с кроткой улыбкой
на устах, а она, бледная, замученная угрызениями
совести, идет за гробом, как Ниобея, и не знает, куда деваться от уничтожающих презрительных взглядов, какие бросает
на нее возмущенная толпа…
И он чувствовал, что это самоубийство и мужицкое горе
лежат и
на его
совести; мириться с тем, что эти люди, покорные своему жребию, взвалили
на себя самое тяжелое и темное в жизни — как это ужасно!
На его
совести лежала масса таких грехов, за которые пошло
на костер и умерло
на пытке много католиков.
— Костя!.. Да что же ты все молчишь?.. Научи меня, как мне жить. Спаси меня, ведь я гибну!.. Да где тебе!.. Ты не знаешь, сам ничего не знаешь и не умеешь! Ты даже Алексея Васильевича не сумел удержать от смерти.
На твоей
совести лежит его смерть!..
То, что он давно уже не был у Лосевых, камнем
лежало у него
на совести. И, походив по комнате, подумав, он сделал над собой усилие и решил поехать к ним дня
на три, отбыть эту повинность и потом быть свободным и покойным по крайней мере до будущего лета. И, собираясь после завтрака
на Брестский вокзал, он сказал прислуге, что вернется через три дня.
То обстоятельство, что мы с вами не встречались восемнадцать лет, вы не могли, в силу вашей справедливости, приписать тому, что я умышленно избегала вас, скрывалась от вас, как женщина с нечистою
совестью, нет, видит Бог, что как двадцать лет тому назад, когда мы приехали в этот день из церкви мужем и женой, так и теперь, я могу прямо смотреть вам в глаза —
на совести и
на репутации графини Аракчеевой не
лежит ни одной темной полоски…
Он испытывал невыносимые нравственные страдания — беспомощное и почти, по приговору докторов, безысходное положение молодой женщины, загубленной им, принесенной в жертву старческой вспышке его сладострастья — князь наедине с собой не мог не сознавать этого — тяжелым камнем
лежало на его, довольно покладистой в подобных делах,
совести.
К чести Петра Иннокентьевича Толстых и его друга и доверенного Иннокентия Антиповича Гладких надо заметить, что принадлежащий первому громадный по заявленной площади прииск считался раем для рабочих, сравнительно с другими, так как пищи было вдоволь и расчет велся
на совесть, да и самый прииск
лежал на сравнительно здоровой местности.
Надо, впрочем, отдать справедливость директору, что несмотря
на то, что он
на первых же порах отличил от других новую ученицу и стал явно и настойчиво за нею ухаживать, это не помешало ему убедиться в ее музыкальной неподготовленности и маленьком голоске, и сдать ее в класс драматического искусства,
на руки Марина — своего безопасного соперника в ферлакурстве, уверив Александру Яковлевну, что лишаясь ее как ученицы, он приносит жертву
на алтарь искусства, так как у нее, по его мнению, разделенному с Мариным — авторитетом в этом деле, — несомненные задатки драматической актрисы, и
на его
совести лежал бы грех лишения отечественной сцены ее лучшего будущего украшения.
Совесть, не допускавшая Пизонского никому ни
на шаг не заступить никакой дороги, изощрила его внимание к тем бросовым средствам, которые
лежат праздными, которые как бы никому ни
на что не нужны и не обращают
на себя ничьего внимания.
Совесть, не допускавшая Пизонского никому ни
на шаг перебивать никакой дороги, изощрила его внимание к тем бросовым средствам, которые
лежат праздными, которые как бы никому ни
на что не нужны и не обращают
на себя ничьего внимания.
Можно ли оклеветать тех,
на совести которых
лежит хотя бы одна только англо-бурская или китайская война? Они ссылаются, что между ними были пророки, — но разве они не избивали своих пророков!