Неточные совпадения
А он между тем неподвижно
лежал на самом солнечном припеке и тяжело храпел. Теперь он был у всех
на виду; всякий мог свободно рассмотреть его и убедиться, что это подлинный идиот — и ничего более.
Немного спустя после описанного выше приема письмоводитель градоначальника, вошедши утром с докладом в его кабинет, увидел такое зрелище: градоначальниково тело, облеченное в вицмундир, сидело за письменным столом, а перед ним,
на кипе недоимочных реестров,
лежала, в
виде щегольского пресс-папье, совершенно пустая градоначальникова голова… Письмоводитель выбежал в таком смятении, что зубы его стучали.
На лошади же он был очень хорош — точно большой. Обтянутые ляжки его
лежали на седле так хорошо, что мне было завидно, — особенно потому, что, сколько я мог судить по тени, я далеко не имел такого прекрасного
вида.
Это случалось не часто, хотя Лисс
лежал всего в четырех верстах от Каперны, но дорога к нему шла лесом, а в лесу многое может напугать детей, помимо физической опасности, которую, правда, трудно встретить
на таком близком расстоянии от города, но все-таки не мешает иметь в
виду.
Черное сукно сюртука и белый, высокий, накрахмаленный воротник очень невыгодно для Краснова подчеркивали серый тон кожи его щек, волосы
на щеках
лежали гладко, бессильно, концами вниз, так же и
на верхней губе,
на подбородке они соединялись в небольшой клин, и это придавало лицу странный
вид: как будто все оно стекало вниз.
По стенам, около картин, лепилась в
виде фестонов паутина, напитанная пылью; зеркала, вместо того чтоб отражать предметы, могли бы служить скорее скрижалями, для записывания
на них, по пыли, каких-нибудь заметок
на память. Ковры были в пятнах.
На диване
лежало забытое полотенце;
на столе редкое утро не стояла не убранная от вчерашнего ужина тарелка с солонкой и с обглоданной косточкой да не валялись хлебные крошки.
— Да, кузина, вы будете считать потерянною всякую минуту, прожитую, как вы жили и как живете теперь… Пропадет этот величавый, стройный
вид, будете задумываться, забудете одеться в это несгибающееся платье… с досадой бросите массивный браслет, и крестик
на груди не будет
лежать так правильно и покойно. Потом, когда преодолеете предков, тетушек, перейдете Рубикон — тогда начнется жизнь… мимо вас будут мелькать дни, часы, ночи…
А к гостинцам я даже не притронулся; апельсины и пряники
лежали передо мной
на столике, а я сидел, потупив глаза, но с большим
видом собственного достоинства.
Станция называется Маймакан. От нее двадцать две версты до станции Иктенда. Сейчас едем.
На горах не оттаял вчерашний снег; ветер дует осенний; небо скучное, мрачное; речка потеряла веселый
вид и опечалилась, как печалится вдруг резвое и милое дитя. Пошли опять то горы, то просеки, острова и долины. До Иктенды проехали в темноте,
лежа в каюте, со свечкой, и ничего не видали. От холода коченели ноги.
У него
на плечах
лежит бамбуковое коромысло, которое держит две дощечки, в
виде весов, и
на дощечках
лежат две кучи красиво сложенных серых кирпичей.
Убийца соскакивает вниз из предосторожности, чтоб убедиться, жив или нет свидетель, а между тем только что оставил в кабинете убитого им отца своего, по свидетельству самого же обвинителя, колоссальную
на себя улику в
виде разорванного пакета,
на котором было написано, что в нем
лежали три тысячи.
(Говоря «вот тут», Дмитрий Федорович ударял себя кулаком по груди и с таким странным
видом, как будто бесчестие
лежало и сохранялось именно тут
на груди его, в каком-то месте, в кармане может быть, или
на шее висело зашитое.)
Тут мне приходит в голову одна самая обыкновенная мысль: ну что, если б этот пестик
лежал не
на виду, не
на полке, с которой схватил его подсудимый, а был прибран в шкаф? — ведь подсудимому не мелькнул бы он тогда в глаза, и он бы убежал без оружия, с пустыми руками, и вот, может быть, никого бы тогда и не убил.
На другой день Чертопханов вместе с Лейбой выехал из Бессонова
на крестьянской телеге. Жид являл
вид несколько смущенный, держался одной рукой за грядку и подпрыгивал всем своим дряблым телом
на тряском сиденье; другую руку он прижимал к пазухе, где у него
лежала пачка ассигнаций, завернутых в газетную бумагу; Чертопханов сидел, как истукан, только глазами поводил кругом и дышал полной грудью; за поясом у него торчал кинжал.
Наскоро поужинав, мы пошли с Дерсу
на охоту. Путь наш
лежал по тропинке к биваку, а оттуда наискось к солонцам около леса. Множество следов изюбров и диких коз было заметно по всему лугу. Черноватая земля солонцов была почти совершенно лишена растительности. Малые низкорослые деревья, окружавшие их, имели чахлый и болезненный
вид. Здесь местами земля была сильно истоптана. Видно было, что изюбры постоянно приходили сюда и в одиночку и целыми стадами.
Осмотревшись, я понял причину своих снов. Обе собаки
лежали у меня
на ногах и смотрели
на людей с таким
видом, точно боялись, что их побьют. Я прогнал их. Они перебежали в другой угол палатки.
На станции ** в доме смотрителя, о коем мы уже упомянули, сидел в углу проезжий с
видом смиренным и терпеливым, обличающим разночинца или иностранца, то есть человека, не имеющего голоса
на почтовом тракте. Бричка его стояла
на дворе, ожидая подмазки. В ней
лежал маленький чемодан, тощее доказательство не весьма достаточного состояния. Проезжий не спрашивал себе ни чаю, ни кофею, поглядывал в окно и посвистывал к великому неудовольствию смотрительши, сидевшей за перегородкою.
Вид был точно чудесный. Рейн
лежал перед нами весь серебряный, между зелеными берегами; в одном месте он горел багряным золотом заката. Приютившийся к берегу городок показывал все свои дома и улицы; широко разбегались холмы и поля. Внизу было хорошо, но наверху еще лучше: меня особенно поразила чистота и глубина неба, сияющая прозрачность воздуха. Свежий и легкий, он тихо колыхался и перекатывался волнами, словно и ему было раздольнее
на высоте.
Утром я бросился в небольшой флигель, служивший баней, туда снесли Толочанова; тело
лежало на столе в том
виде, как он умер: во фраке, без галстука, с раскрытой грудью; черты его были страшно искажены и уже почернели. Это было первое мертвое тело, которое я видел; близкий к обмороку, я вышел вон. И игрушки, и картинки, подаренные мне
на Новый год, не тешили меня; почернелый Толочанов носился перед глазами, и я слышал его «жжет — огонь!».
Начиная с лестниц, ведущих в палатки, полы и клетки содержатся крайне небрежно, помет не вывозится, всюду запекшаяся кровь, которою пропитаны стены лавок, не окрашенных, как бы следовало по санитарным условиям, масляного краскою; по углам
на полу всюду набросан сор, перья, рогожа, мочала… колоды для рубки мяса избиты и содержатся неопрятно, туши вешаются
на ржавые железные невылуженные крючья, служащие при лавках одеты в засаленное платье и грязные передники, а ножи в неопрятном
виде лежат в привешанных к поясу мясников грязных, окровавленных ножнах, которые, по-видимому, никогда не чистятся…
Летом сбитенщиков сменяли торговцы квасами, и самый любимый из них был грушевый, из вареных груш, которые в моченом
виде лежали для продажи пирамидами
на лотках, а квас черпали из ведра кружками.
Старший брат в
виде короля восседал
на высоком стуле, задрапированный пестрым одеялом, или
лежал на одре смерти; сестренку, которая во всем этом решительно ничего не понимала, мы сажали у его ног, в
виде злодейки Урсулы, а сами, потрясая деревянными саблями, кидали их с презрением
на пол или кричали дикими голосами...
Народное богатство
лежало тут,
на виду, прикрытое домашней работы пологами.
На ней
лежала сейчас нелегкая обязанность показать себя в лучшем
виде, какой только полагается для девиц.
По красно-бурой болотистой равнине там и сям тянутся полоски кривого хвойного леса; у лиственницы ствол не выше одного фута, и крона ее
лежит на земле в
виде зеленой подушки, ствол кедрового кустарника стелется по земле, а между полосками чахлого леса лишайники и мхи, и, как и
на русских тундрах, встречается здесь всякая грубая кислого или сильно вяжущего вкуса ягода — моховка, голубика, костяника, клюква.
2) Большой дрозд рябинник, несколько поменьше серого дрозда; он очень любит клевать рябину, почему и назван рябинником; пестрины
на нем довольно крупны; они
лежат в
виде продолговатых темно-коричневых пятен по серо-желтоватому полю; спина и верхние перышки
на крыльях коричневые с темно-сизыми оттенками; глаза и клюв темного, почти черного цвета.
Она имеет под горлышком и около носика перья красноватые или светло-коричневые, такого же цвета нижние хвостовые перья и, в
виде подковы, пятна
на груди или
на верхней половине хлупи, которые несколько больше, ярче и темнее; красноватые поперечные полоски
лежат по серым перьям боков.
В это мгновение у ног моих шевельнулся сухой листик, другой, третий… Я наклонился и увидел двух муравьев — черного и рыжего, сцепившихся челюстями и тоже из-за добычи, которая в
виде маленького червячка, оброненная
лежала в стороне. Муравьи нападали друг
на друга с такой яростью, которая ясно говорила, что они оба во что бы то ни стало хотят друг друга уничтожить.
— Мог. Всё возможно в пьяном
виде, как вы с искренностью выразились, многоуважаемый князь! Но прошу рассудить-с: если я вытрусил бумажник из кармана, переменяя сюртук, то вытрушенный предмет должен был
лежать тут же
на полу. Где же этот предмет-с?
В маленьком домике Клеопатры Петровны окна были выставлены и горели большие местные свечи. Войдя в зальцо, Вихров увидел, что
на большом столе
лежала Клеопатра Петровна; она была в белом кисейном платье и с цветами
на голове. Сама с закрытыми глазами, бледная и сухая, как бы сделанная из кости.
Вид этот показался ему ужасен. Пользуясь тем, что в зале никого не было, он подошел, взял ее за руку, которая едва послушалась его.
В основании его
лежат темные
виды на человеческую эксплуатацию, которая, как известно, ничем так не облегчается, как нахождением масс в состоянии бессознательности.
Все это трескучее торжество отзывалось
на половине Раисы Павловны похоронными звуками. Сама она, одетая в белый пеньюар с бесчисленными прошивками,
лежала на кушетке с таким истомленным
видом, точно только сейчас перенесла самую жестокую операцию и еще не успела хорошенько проснуться после хлороформирования. «Галки» сидели тут же и тревожно прислушивались к доносившимся с улицы крикам, звукам музыки и треску ракет.
Растения были слабостью Раисы Павловны, и она каждый день по нескольку часов проводила в саду или
лежала на своей веранде, откуда открывался широкий
вид на весь сад,
на заводский пруд,
на деревянную раму окружавших его построек и
на далекие окрестности.
При
виде строгого и угрюмого лица,
на котором
лежала суровая печать неизлечимого горя, я робел и замыкался в себя.
В подземелье, в темном углу,
на лавочке
лежала Маруся. Слово «смерть» не имеет еще полного значения для детского слуха, и горькие слезы только теперь, при
виде этого безжизненного тела, сдавили мне горло. Моя маленькая приятельница
лежала серьезная и грустная, с печально вытянутым личиком. Закрытые глаза слегка ввалились и еще резче оттенились синевой. Ротик немного раскрылся, с выражением детской печали. Маруся как будто отвечала этою гримаской
на наши слезы.
Такие разоблачения могут измучить, и хотя я не говорю, чтоб
на всех одинаково
лежала печать подобных нравственных страданий, но думаю, что в скрытом
виде даже в отъявленном шалопае от времени до времени шевелится смутное ощущение неклейности и бесцельности жизни.
На столе было пусто. Все, что напоминало о прежних его занятиях, о службе, о журнальной работе,
лежало под столом, или
на шкафе, или под кроватью. «Один
вид этой грязи, — говорил он, — пугает творческую думу, и она улетает, как соловей из рощи, при внезапном скрипе немазаных колес, раздавшемся с дороги».
Зашли в лес — и долго там проплутали; потом очень плотно позавтракали в деревенском трактире; потом лазали
на горы, любовались
видами, пускали сверху камни и хлопали в ладоши, глядя, как эти камни забавно и странно сигают, наподобие кроликов, пока проходивший внизу, невидимый для них, человек не выбранил их звонким и сильным голосом; потом
лежали, раскинувшись,
на коротком сухом мохе желто-фиолетового цвета; потом пили пиво в другом трактире, потом бегали взапуски, прыгали
на пари: кто дальше?
Последние слова Кириллова смутили Петра Степановича чрезвычайно; он еще не успел их осмыслить, но еще
на лестнице к Шатову постарался переделать свой недовольный
вид в ласковую физиономию. Шатов был дома и немного болен. Он
лежал на постели, впрочем одетый.
Малюта положил ключи под царское изголовье и вышел вместе с мамкою. Иконные лампады слабо освещали избу. Царь с
видом усталости
лежал на одре.
Увар Иванович
лежал на своей постели. Рубашка без ворота, с крупной запонкой, охватывала его полную шею и расходилась широкими, свободными складками
на его почти женской груди, оставляя
на виду большой кипарисовый крест и ладанку. Легкое одеяло покрывало его пространные члены. Свечка тускло горела
на ночном столике, возле кружки с квасом, а в ногах Увара Ивановича,
на постели, сидел, подгорюнившись, Шубин.
Один,
на вид лет двадцати трех, высокого роста, черномазый, с острым и немного кривым носом, высоким лбом и сдержанною улыбкой
на широких губах,
лежал на спине и задумчиво глядел вдаль, слегка прищурив свои небольшие серые глазки; другой
лежал на груди, подперев обеими руками кудрявую белокурую голову, и тоже глядел куда-то вдаль.
Когда он встречался с человеком, имеющим угрюмый
вид, он не наскакивал
на него с восклицанием: «Что волком-то смотришь!» — но думал про себя: «Вот человек, у которого, должно быть,
на сердце горе
лежит!» Когда слышал, что обыватель предается звонкому и раскатистому смеху, то также не обращался к нему с вопросом: «Чего, каналья, пасть-то разинул?» — но думал: «Вот милый человек, с которым и я охотно бы посмеялся, если бы не был помпадуром!» Результатом такого образа действий было то, что обыватели начали смеяться и плакать по своему усмотрению, отнюдь не опасаясь, чтобы в том или другом случае было усмотрено что-либо похожее
на непризнание властей.
Эти две великие общественные силы неразрывны (Митенька соединил при этом пальцы обеих рук и сделал
вид, что не может их растащить), и если мы взглянем
на дело глазами проницательными, то поймем, что в тесном их единении
лежит залог нашего славного будущего.
Она была в синем платье и шелковой коричневой шляпе с голубой лентой.
На мостовой
лежала пустая корзинка, которую она бросила, чтобы приветствовать меня таким замечательным способом. С ней шла огромная собака,
вид которой, должно быть, потрясал мосек; теперь эта собака смотрела
на меня, как
на вещь, которую, вероятно, прикажут нести.
Двумя грязными двориками, имевшими
вид какого-то дна не вовсе просохнувшего озера, надобно было дойти до маленькой двери, едва заметной в колоссальной стене; оттуда вела сырая, темная, каменная, с изломанными ступенями, бесконечная лестница,
на которую отворялись, при каждой площадке, две-три двери; в самом верху,
на финском небе, как выражаются петербургские остряки, нанимала комнатку немка-старуха; у нее паралич отнял обе ноги, и она полутрупом
лежала четвертый год у печки, вязала чулки по будням и читала Лютеров перевод Библии по праздникам.
С раннего утра передняя была полна аристократами Белого Поля; староста стоял впереди в синем кафтане и держал
на огромном блюде страшной величины кулич, за которым он посылал десятского в уездный город; кулич этот издавал запах конопляного масла, готовый остановить всякое дерзновенное покушение
на целость его; около него, по бортику блюда,
лежали апельсины и куриные яйца; между красивыми и величавыми головами наших бородачей один только земский отличался костюмом и
видом: он не только был обрит, но и порезан в нескольких местах, оттого что рука его (не знаю, от многого ли письма или оттого, что он никогда не встречал прелестное сельское утро не выпивши,
на мирской счет, в питейном доме кружечки сивухи) имела престранное обыкновение трястись, что ему значительно мешало отчетливо нюхать табак и бриться;
на нем был длинный синий сюртук и плисовые панталоны в сапоги, то есть он напоминал собою известного зверя в Австралии, орниторинха, в котором преотвратительно соединены зверь, птица и амфибий.
Длинная, низкая палата вся занята рядом стоек для выдвижных полок, или, вернее, рамок с полотняным дном,
на котором
лежит «товар» для просушки. Перед каждыми тремя стойками стоит неглубокий ящик
на ножках в
виде стола. Ящик этот так и называется — стол. В этих столах
лежали большие белые овалы. Это и есть кубики, которые предстояло нам резать.
Выгода таких лес состоит в том, что они, будучи без узлов и не имея упругости, извиваются по движению воды, разнообразят и представляют натуральным, как будто шевелящимся,
вид насаженного червяка или чего-нибудь другого; когда же насадка и конец шелковой зеленой лесы
лежат на дне, то она совершенно походит
на волокны длинного водяного моха, называемого водяным шелком.
Они ехали в отдельном купе. Обоим было грустно и неловко. Она сидела в углу, не снимая шляпы, и делала
вид, что дремлет, а он
лежал против нее
на диване, и его беспокоили разные мысли: об отце, об «особе», о том, понравится ли Юлии его московская квартира. И, поглядывая
на жену, которая не любила его, он думал уныло: «Зачем это произошло?»