Неточные совпадения
Я подошел к окну и посмотрел в щель ставня: бледный, он
лежал на полу, держа в правой руке пистолет; окровавленная шашка
лежала возле него. Выразительные глаза его страшно вращались кругом; порою он вздрагивал и хватал себя
за голову, как будто неясно припоминая вчерашнее. Я не прочел большой решимости в этом беспокойном взгляде и сказал майору, что напрасно он не велит выломать
дверь и броситься туда казакам, потому что лучше это сделать теперь, нежели после, когда он совсем опомнится.
Хотя час был ранний, в общем зале трактирчика расположились три человека. У окна сидел угольщик, обладатель пьяных усов, уже замеченных нами; между буфетом и внутренней
дверью зала,
за яичницей и пивом помещались два рыбака. Меннерс, длинный молодой парень, с веснушчатым, скучным лицом и тем особенным выражением хитрой бойкости в подслеповатых глазах, какое присуще торгашам вообще, перетирал
за стойкой посуду. На грязном полу
лежал солнечный переплет окна.
—
За дверьми?
За дверями лежала?
За дверями? — вскричал вдруг Раскольников, мутным, испуганным взглядом смотря на Разумихина, и медленно приподнялся, опираясь рукой, на диване.
Они, трое, все реже посещали Томилина. Его обыкновенно заставали
за книгой, читал он — опираясь локтями о стол, зажав ладонями уши. Иногда —
лежал на койке, согнув ноги, держа книгу на коленях, в зубах его торчал карандаш. На стук в
дверь он никогда не отвечал, хотя бы стучали три, четыре раза.
Отчего по ночам, не надеясь на Захара и Анисью, она просиживала у его постели, не спуская с него глаз, до ранней обедни, а потом, накинув салоп и написав крупными буквами на бумажке: «Илья», бежала в церковь, подавала бумажку в алтарь, помянуть
за здравие, потом отходила в угол, бросалась на колени и долго
лежала, припав головой к полу, потом поспешно шла на рынок и с боязнью возвращалась домой, взглядывала в
дверь и шепотом спрашивала у Анисьи...
— Добрые вести не
лежат на месте! — весело проговорила высокая, полная женщина, показываясь в
дверях спальни;
за ее плечом виднелось розовое бойкое лицо Верочки, украшенное на лбу смешным хохолком.
Этот несчастный, этот герой чести и совести — не тот, не Дмитрий Федорович, а тот, что
за этой
дверью лежит и что собой
за брата пожертвовал, — с сверкающими глазами прибавила Катя, — он давно уже мне сообщил весь этот план побега.
— Нет, вы видели подвальную, ее мы уже сломали, а под ней еще была, самая страшная: в одном ее отделении картошка и дрова
лежали, а другая половина была наглухо замурована… Мы и сами не знали, что там помещение есть. Пролом сделали, и наткнулись мы на дубовую, железом кованную
дверь. Насилу сломали, а
за дверью — скелет человеческий… Как сорвали
дверь — как загремит, как цепи звякнули… Кости похоронили. Полиция приходила, а пристав и цепи унес куда-то.
Хозяева вставали в семь часов пить чай. Оба злые. Хозяин чахоточный. Били чем попало и
за все, — все не так. Пороли розгами, привязавши к скамье. Раз после розог два месяца в больнице
лежал — загноилась спина… Раз выкинули зимой на улицу и
дверь заперли. Три месяца в больнице в горячке
лежал…
Несколько дней, которые у нас провел этот оригинальный больной, вспоминаются мне каким-то кошмаром. Никто в доме ни на минуту не мог забыть о том, что в отцовском кабинете
лежит Дешерт, огромный, страшный и «умирающий». При его грубых окриках мать вздрагивала и бежала сломя голову. Порой, когда крики и стоны смолкали, становилось еще страшнее: из-за запертой
двери доносился богатырский храп. Все ходили на цыпочках, мать высылала нас во двор…
Фирс(подходит к
двери, трогает
за ручку). Заперто. Уехали… (Садится на диван.) Про меня забыли… Ничего… я тут посижу… А Леонид Андреич, небось, шубы не надел, в пальто поехал… (Озабоченно вздыхает.) Я-то не поглядел… Молодо-зелено! (Бормочет что-то, чего понять нельзя.) Жизнь-то прошла, словно и не жил… (Ложится.) Я полежу… Силушки-то у тебя нету, ничего не осталось, ничего… Эх ты… недотепа!.. (
Лежит неподвижно.)
— Да вы что все в дырьях-то вышли? — сказала девушка. — Ведь тут
за дверью у вас
лежит новешенький сюртук, не видели, что ли?
Отворив
дверь, он увидел такую картину: секретарь Овсянников
лежал на диване и дремал, Чермаченко ходил по комнате, а
за столом сидели Чебаков и Сидор Карпыч.
На третьей стене предполагалась красного дерева
дверь в библиотеку, для которой маэстро-архитектор изготовил было великолепнейший рисунок; но самой
двери не появлялось и вместо ее висел запыленный полуприподнятый ковер, из-за которого виднелось, что в соседней комнате стояли растворенные шкапы; тут и там размещены были неприбитые картины и эстампы, и
лежали на полу и на столах книги.
Он растолкал Евсея, показал ему на
дверь, на свечку и погрозил тростью. В третьей комнате
за столом сидел Александр, положив руки на стол, а на руки голову, и тоже спал. Перед ним
лежала бумага. Петр Иваныч взглянул — стихи.
Елена встала и пошла по палубе, стараясь все время держаться руками
за борта и
за ручки
дверей. Так она дошла до палубы третьего класса. Тут всюду в проходах, на брезенте, покрывавшем люк, на ящиках и тюках, почти навалившись друг на друга,
лежали, спутавшись в кучу, мужчины, женщины и дети.
В гостиной были низкие потолки. Они давили Передонова. Мебель тесно жалась к стенке. На полу
лежали веревочные маты. Справа и слева из-за стены слышались шопоты и шорохи. Из
дверей выглядывали бледные женщины и золотушные мальчики, все с жадными, блестящими глазами. Из шопота иногда выделялись вопросы и ответы погромче.
По вечерам Федосья приходила в мою комнату, становилась у
двери и рассказывала какой-нибудь интересный случай из своей жизни: как ее три раза обкрадывали, как она
лежала больная в клинике, как ее ударил на улице пьяный мастеровой, как она чуть не утонула в Неве, как
за нее сватался пьянчуга-чиновник и т. д.
Григорьевна вошла
за перегородку и, захлопнув
дверь, прижалась к улью,
за которым
лежал Кирша. Чрез минуту несколько человек, гремя саблями, с шумом вошли в избу.
Илье показалось, что, когда он взглянул на
дверь лавки, —
за стеклом её стоял старик и, насмешливо улыбаясь, кивал ему лысой головкой. Лунёв чувствовал непобедимое желание войти в магазин, посмотреть на старика вблизи. Предлог у него тотчас же нашёлся, — как все мелочные торговцы, он копил попадавшуюся ему в руки старую монету, а накопив, продавал её менялам по рублю двадцать копеек
за рубль. В кошельке у него и теперь
лежало несколько таких монет.
Он машинально побрел во двор дома. Направо от ворот стояла дворницкая сторожка, окно которой приветливо светилось. «Погреться хоть», — решил он и, подойдя к
двери, рванул
за скобу. Что-то треснуло, и
дверь отворилась. Сторожка была пуста, на столе стояла маленькая лампочка. Подле лампы
лежал каравай хлеба, столовый нож, пустая чашка и ложка.
Часу в шестом утра, в просторной и светлой комнате, у самого изголовья постели, накоторой
лежал не пришедший еще в чувство Рославлев, сидела молодая девушка; глубокая, неизъяснимая горесть изображалась на бледном лице ее. Подле нее стоял знакомый уже нам домашний лекарь Ижорского; он держал больного
за руку и смотрел с большим вниманием на безжизненное лицо его. У
дверей комнаты стоял Егор и поглядывал с беспокойным и вопрошающим видом на лекаря.
И видится мне: при том брезжущем свете, на полу, на войлоке,
лежит, закинув обе руки
за растрепанную голову, наша девочка-побегушка; крепко спит она, дышит проворно, а
за самой ее головою роковая
дверь.
Отворилась
дверь в маленький залец, и выступила из передней Настя и рядом с ней опять страшно размасленный Григорий. Поезжане стали
за ними. В руках у Насти была белая каменная тарелка, которую ей подали в передней прежние подруги, и на этой тарелке
лежали ее дары. Григорий держал под одною рукою большого глинистого гусака, а под другою такого же пера гусыню.
На клоке марли на столе
лежал шприц и несколько ампул с желтым маслом. Плач конторщика донесся из-за
двери,
дверь прикрыли, фигура женщины в белом выросла у меня
за плечами. В спальне был полумрак, лампу сбоку завесили зеленым клоком. В зеленоватой тени
лежало на подушке лицо бумажного цвета. Светлые волосы прядями обвисли и разметались. Нос заострился, и ноздри были забиты розоватой от крови ватой.
Сумерки незаметно надвинулись на безмолвную усадьбу, и полная луна, выбравшись из-за почерневшего сада, ярко осветила широкий двор перед моею анфиладой. Случилось так, что я
лежал лицом прямо против длинной галереи комнат, в которых белые
двери стояли уходящими рядами вроде монахинь в «Роберте».
Наступившая зима, морозы, растворяемые беспрерывно на холод
двери, против которых
лежала Акулина, сильно к тому способствовали. Наконец ей совсем стало невмочь. Григорий сходил
за попом. После обычного обряда отец Петр объявил присутствующим, что божьей воли не пересилить, а больной вряд ли оставалось пережить ночь. Ее так и оставили.
Шепчиха
лежала, а потом слышит, что
за дверью скребется собака и воет так, хоть из хаты беги.
Маша утром пошла
за водой и увидала, что у
двери лежит что-то завернутое в тряпки.
Возвращаясь в подклет мимо опустелой Настиной светлицы, он невольно остановился. Захотелось взглянуть на горенку, где в первый раз поцеловал он Настю и где,
лежа на смертной постели, умоляла она отца не платить злом своему погубителю. Еще утром от кого-то из домашних слышал он, что Аксинья Захаровна в постели
лежит. Оттого не боялся попасть ей на глаза и тем нарушить приказ Патапа Максимыча… Необоримая сила тянула Алексея в светлицу… Робкой рукой взялся он
за дверную скобу и тихонько растворил
дверь.
Эта мысль не давала теперь покоя юноше.
Лежа в углу на ворохе соломы и прислушиваясь к тому, что происходило
за стеной избушки, он ломал голову, как найти способ помочь делу. Но делать было нечего, никакого выхода он придумать не мог. Неожиданно раздались шаги нескольких человек, входивших на крыльцо его «тюрьмы», зазвенели шпоры и сдержанный гул голосов загудел на дворе и под
дверью, в сенях.
Она не ошиблась: в темном углу
за дверью лежал небольшой тюричек с толокном, леденцами и завернутый в мягкую обертку горячий, свежеиспеченный пеклеванный хлебец. Бельская сложила все это в карман, едва вместивший сокровища, и уже готовилась покинуть угол, как вдруг неприятный, резкий голос заставил ее вскрикнуть от испуга.
Играть при актере, при авторе! Сначала у Таси дух захватило. Грушева, крикнув в
дверь, ушла в столовую… Тася имела время приободриться. Пьесу она взяла с собой «на всякий случай». Книга
лежала в кармане ее шубки. Тася сбегала в переднюю, и когда она была на пороге гостиной, из столовой вышли гости Грушевой
за хозяйкой.
За ними следом показалась высокая девочка, лет четырнадцати, в длинных косах и в сереньком, еще полукоротком платье.
Николай Леопольдович очнулся в бывшем кабинете Александра Павловича на той самой отоманке, на которой умер старый князь. На его голове
лежали холодные компрессы. Кругом суетилась сбежавшаяся прислуга. Помутившимся, полубессознательным взглядом обвел он окружающую его обстановку и вдруг стремительно вскочил с дивана. Он припомнил все: и прошлое, и настоящее. Схватившись
за голову, еще мокрую от упавшего при его быстром движении компресса, он зашагал по кабинету. Прислуга в недоумении столпилась в
дверях.
Неподалеку от Гельмета,
за изгибом ручья Тарваста, в уклоне берега его, лицом к полдню, врыта была закопченная хижина. Будто крот из норы своей, выглядывала она из-под дерна, служившего ей крышею. Ветки дерев, вкравшись корнями в ее щели, уконопатили ее со всех сторон. Трубы в ней не было; выходом же дыму служили
дверь и узкое окно. Большой камень
лежал у хижины вместо скамейки. Вблизи ее сочился родник и спалзывал между камешков в ручей Тарваст.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился
за нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась
дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье. Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядывал на проходящих. Заглянув в
дверь, Ростов увидал, что больные и раненые
лежали там на полу, на соломе и шинелях.
Нередко случалось, что темничник Раввула, отворив утром
двери аскалонсксй темницы, находил здесь одного или нескольких человек задохнувшихся, но иногда он не замечал сразу, что они умерли, и почитал их
за спавших или обмерших, потому что везде здесь были такие, которые, по открытии
дверей,
лежали долго без чувств.
Тут Настасья Филипповна закрыла
дверь из столовой, и конца разговора Валя не слыхал. Но долго еще он
лежал с открытыми глазами и все старался понять, что это
за женщина, которая хочет взять его и погубить.