Неточные совпадения
Только уж потом он вспомнил тишину ее дыханья и понял всё, что происходило
в ее дорогой, милой душе
в то время, как она, не шевелясь,
в ожидании величайшего события
в жизни женщины,
лежала подле него.
— Очень помог мне Семидубов. Лег
в больницу, аппендицит у него.
Лежит и философствует
в ожидании операции.
Иван Иванович был, напротив,
в черном фраке. Белые перчатки и шляпа
лежали около него на столе. У него лицо отличалось спокойствием или скорее равнодушным
ожиданием ко всему, что может около него происходить.
Я
лежал как скованный,
в ожидании, что вот-вот сейчас и меня начнут чавкать. Я, который всю жизнь
в легкомысленной самоуверенности повторял: бог не попустит, свинья не съест! — я вдруг во все горло заорал: съест свинья! съест!
Всё те же были улицы, те же, даже более частые, огни, звуки, стоны, встречи с ранеными и те же батареи, бруствера и траншеи, какие были весною, когда он был
в Севастополе; но всё это почему-то было теперь грустнее и вместе энергичнее, — пробоин
в домах больше, огней
в окнах уже совсем нету, исключая Кущина дома (госпиталя), женщины ни одной не встречается, — на всем
лежит теперь не прежний характер привычки и беспечности, а какая-то печать тяжелого
ожидания, усталости и напряженности.
Вы увидите, как острый кривой нож входит
в белое здоровое тело; увидите, как с ужасным, раздирающим криком и проклятиями раненый вдруг приходит
в чувство; увидите, как фельдшер бросит
в угол отрезанную руку; увидите, как на носилках
лежит,
в той же комнате, другой раненый и, глядя на операцию товарища, корчится и стонет не столько от физической боли, сколько от моральных страданий
ожидания, — увидите ужасные, потрясающие душу зрелища; увидите войну не
в правильном, красивом и блестящем строе, с музыкой и барабанным боем, с развевающимися знаменами и гарцующими генералами, а увидите войну
в настоящем ее выражении —
в крови,
в страданиях,
в смерти…
Он велел убрать с глаз, спрятать подальше родословную, которая уже
лежала у него на столе,
в ожидании радостного известия, и
в которую он всякий день собирался внести имя внука.
Рассказывать об этих четырех годах нечего; они были счастливы, светло, тихо шло их время; счастье любви, особенно любви полной, увенчанной, лишенной тревожного
ожидания, — тайна, тайна, принадлежащая двоим; тут третий — лишний, тут свидетель не нужен;
в этом исключительном посвящении только двоих
лежит особая прелесть и невыразимость любви взаимной.
Впрочем, к гордости всех русских патриотов (если таковые на Руси возможны), я должен сказать, что многострадальный дядя мой, несмотря на все свои западнические симпатии, отошел от сего мира с пламенной любовью к родине и
в доставленном мне посмертном письме начертал слабою рукою: «Извини, любезный друг и племянник, что пишу тебе весьма плохо, ибо пишу
лежа на животе, так как другой позиции
в ожидании смерти приспособить себе не могу, благодаря скорострельному капитану, который жестоко зарядил меня с казенной части.
Когда приятели вернулись
в свой город, был уже ноябрь и на улицах
лежал глубокий снег. Место Андрея Ефимыча занимал доктор Хоботов; он жил еще на старой квартире
в ожидании, когда Андрей Ефимыч приедет и очистит больничную квартиру. Некрасивая женщина, которую он называл своей кухаркой, уже жила
в одном из флигелей.
Онучин увел Долинского, а Вера Сергеевна послала m-me Бюжар за своей горничной и
в ожидании их села перед постелью, на которой
лежала мертвая Дора.
Дружеский шепот реки оказал мне настоящую услугу. Когда, часа три назад, я укладывался на берегу,
в ожидании ветлужского парохода, вода была далеко, за старою лодкой, которая
лежала на берегу кверху днищем; теперь ее уже взмывало и покачивало приливом. Вся река торопилась куда-то, пенилась по всей своей ширине и приплескивала почти к самым моим ногам. Еще полчаса, — будь мой сон еще несколько крепче, — и я очутился бы
в воде, как и эта опрокинутая лодка.
В эту ночь, последнюю перед началом действия, долго гуляли, как новобранцы, и веселились лесные братья. Потом заснули у костра, и наступила
в становище тишина и сонный покой, и громче зашумел ручей, дымясь и холодея
в ожидании солнца. Но Колесников и Саша долго не могли заснуть, взволнованные вечером, и тихо беседовали
в темноте шалашика; так странно было
лежать рядом и совсем близко слышать голоса — казалось обоим, что не говорят обычно, а словно
в душу заглядывают друг к другу.
Тут Демьян Лукич резким, как бы злобным движением от края до верху разорвал юбку и сразу ее обнажил. Я глянул, и то, что увидал, превысило мои
ожидания. Левой ноги, собственно, не было. Начиная от раздробленного колена,
лежала кровавая рвань, красные мятые мышцы и остро во все стороны торчали белые раздавленные кости. Правая была переломлена
в голени так, что обе кости концами выскочили наружу, пробив кожу. От этого ступня ее безжизненно, как бы отдельно,
лежала, повернувшись набок.
Лунная ночь. На земле
лежат густые, тяжелые тени. На столе
в беспорядке набросано много хлеба, огурцов, яиц, стоят бутылки с пивом. Горят свечи
в абажурах. Аграфена моет посуду. Ягодин, сидя на стуле с палкой
в руке, курит. Слева стоят Татьяна, Надя, Левшин. Все говорят тихо, пониженными голосами и как будто прислушиваясь к чему-то. Общее настроение — тревожного
ожидания.
Гроза приближается, этого отвергать невозможно.
В этом соглашаются люди революции и люди реакции. У всех закружилась голова; тяжелый, жизненный вопрос
лежит у всех на сердце и сдавливает дыхание. С возрастающим беспокойством все задают себе вопрос, достанет ли силы на возрождение старой Европе, этому дряхлому Протею, этому разрушающемуся организму? Со страхом ждут ответа, и это
ожидание ужасно.
Под окном хрюкнул поросенок. Он подошел к миске с водою, попил немного, поддел миску пятаком и опрокинул ее. Катя вышла, почесала носком башмака брюхо поросенку. Он поспешно лег, вытянул ножки с копытцами и замер. Катя задумчиво водила носком по его розовому брюху с выступами сосков, а он
лежал, закрыв глаза, и изредка блаженно похрюкивал. Куры обступили Катю и поглядывали на нее
в ожидании корма.
Андрей Иванович,
в ожидании Александры Михайловны, угрюмо
лежал на кровати. Он уж и сам теперь не надеялся на успех. Был хмурый мартовский день,
в комнате стоял полумрак; по низкому небу непрерывно двигались мутные тени, и трудно было определить, тучи ли это или дым. Сырой, тяжелый туман, казалось, полз
в комнату сквозь запертое наглухо окно, сквозь стены, отовсюду. Он давил грудь и мешал дышать. Было тоскливо.
Не далее как на аршин от меня
лежал скиталец; за стенами
в номерах и во дворе, около телег, среди богомольцев не одна сотня таких же скитальцев ожидала утра, а еще дальше, если суметь представить себе всю русскую землю, какое множество таких же перекати-поле, ища где лучше, шагало теперь по большим и проселочным дорогам или,
в ожидании рассвета, дремало
в постоялых дворах, корчмах, гостиницах, на траве под небом…
На зеленом поле ломберного стола
лежали стопы колод и другие принадлежности карточной игры, красовались пачки кредиток разного цвета и среди их кучка золота
в ожидании, что
в турнире, предложенном банкометом, рьяные рыцари присовокупят к ним новые вклады.