Неточные совпадения
Вечером того же дня, когда уже заперли
казармы, Раскольников
лежал на нарах и думал о ней.
В этот день ему даже показалось, что как будто все каторжные, бывшие враги его, уже глядели на него иначе. Он даже сам заговаривал с ними, и ему отвечали ласково. Он припомнил теперь это, но ведь так и должно было быть: разве не должно теперь все измениться?
Дежурный унтер-офицер уже не хотел нас пускать
в казарму, но Зухин как-то уговорил его, и тот же самый солдат, который приходил с запиской, провел нас
в большую, почти темную, слабо освещенную несколькими ночниками комнату,
в которой с обеих сторон на нарах, с бритыми лбами, сидели и
лежали рекруты
в серых шинелях.
В тот же вечер, то есть
в самый день претензии, возвратясь с работы, я встретился за
казармами с Петровым. Он меня уж искал. Подойдя ко мне, он что-то пробормотал, что-то вроде двух-трех неопределенных восклицаний, но вскоре рассеянно замолчал и машинально пошел со мной рядом. Всё это дело еще больно
лежало у меня на сердце, и мне показалось, что Петров мне кое-что разъяснит.
И за все время он не сказал почти ни с кем ни слова, ни на что не отзывался. Драка ли
в казарме, пьянство ли, а он как не его дело,
лежит и молчит.
Затем кубики были смочены «
в препорцию водицей», как выражался Кавказский, и сложены. Работа окончена. Луговский и Кавказский омылись
в чанах с водой, стоявших
в кубочной, и возвратились
в казарму, где уже начали собираться рабочие. Было девять часов. До одиннадцати рабочие
лежали на нарах, играли
в карты, разговаривали.
В одиннадцать — обед, после обеда до четырех опять
лежали,
в четыре —
в кубочную до шести, а там — ужин и спать…
За такие поносные слова пристав ударил Арефу, а потом втолкнул
в казарму, где было и темно и душно, как
в тюрьме. Около стен шли сплошные деревянные нары, и на них сплошь
лежали тела. Арефа только здесь облегченно вздохнул, потому что вольные рабочие были набраны Гарусовым по деревням, и тут много было крестьян из бывших монастырских вотчин. Все-таки свои, православные, а не двоеданы. Одним словом, свой, крещеный народ. Только не было ни одной души из своей Служней слободы.
А сам, признаться, тоже задумался. Притомились мы, идем — дремлем; бродяге это
в привычку на ходу спать. И чуть маленько забудусь, сейчас
казарма и приснится. Месяц будто светит и стенка на свету поблескивает, а за решетчатыми окнами — нары, а на нарах арестантики спят рядами. А потом приснится, и сам будто
лежу, потягиваюсь… Потянусь — и сна не бывало…
Теперь, воротясь, я приметил
в конце
казармы, на нарах
в углу, бесчувственного уже Газина почти без признаков жизни; он
лежал прикрытый тулупом, и его все обходили молча: хоть и твердо надеялись, что завтра к утру очнется, «но с таких побоев, не ровен час, пожалуй, что и помрет человек».