Неточные совпадения
Старый,
толстый Татарин, кучер Карениной, в глянцовом кожане, с трудом удерживал прозябшего
левого серого, взвивавшегося у подъезда. Лакей стоял, отворив дверцу. Швейцар стоял, держа наружную дверь. Анна Аркадьевна отцепляла маленькою быстрою рукой кружева рукава от крючка шубки и, нагнувши голову, слушала с восхищением, что говорил, провожая ее, Вронский.
Нельзя утаить, что почти такого рода размышления занимали Чичикова в то время, когда он рассматривал общество, и следствием этого было то, что он наконец присоединился к
толстым, где встретил почти всё знакомые лица: прокурора с весьма черными густыми бровями и несколько подмигивавшим
левым глазом так, как будто бы говорил: «Пойдем, брат, в другую комнату, там я тебе что-то скажу», — человека, впрочем, серьезного и молчаливого; почтмейстера, низенького человека, но остряка и философа; председателя палаты, весьма рассудительного и любезного человека, — которые все приветствовали его, как старинного знакомого, на что Чичиков раскланивался несколько набок, впрочем, не без приятности.
Эту тесьму сложил он вдвое, снял с себя свое широкое, крепкое, из какой-то
толстой бумажной материи летнее пальто (единственное его верхнее платье) и стал пришивать оба конца тесьмы под
левую мышку изнутри.
Он был широкоплечий, большеголовый, черные волосы зачесаны на затылок и лежат плотно, как склеенные, обнажая высокий лоб, густые брови и круглые, точно виши», темные глаза в глубоких глазницах. Кожа на костлявом лице его сероватая, на
левой щеке бархатная родника, величиной с двадцатикопеечную монету, хрящеватый нос загнут вниз крючком, а губы
толстые и яркие.
—
Левой!
Левой! — хрипло советовал им высокий солдат с крестом на груди, с нашивками на рукаве, он прихрамывал, опирался на
толстую палку. Разнообразные лица мелких людей одинаково туго натянуты хмурой скукой, и одинаково пусты их разноцветные глаза.
Лидия вывихнула ногу и одиннадцать дней лежала в постели.
Левая рука ее тоже была забинтована. Перед отъездом Игоря
толстая, задыхающаяся Туробоева, страшно выкатив глаза, привела его проститься с Лидией, влюбленные, обнявшись, плакали, заплакала и мать Игоря.
Толстые губы его так плотно и длительно присосались, что Самгин почти задохнулся, — противное ощущение засасывания обострялось колющей болью, которую причиняли жесткие, подстриженные усы. Поручик выгонял мизинцем
левой руки слезы из глаз, смеялся всхлипывающим смехом, чмокал и говорил...
Самгин замолчал, отмечая знакомых: почти бежит, толкая людей, Ногайцев, в пиджаке из чесунчи, с лицом, на котором сияют восторг и пот, нерешительно шагает длинный Иеронимов, держа себя пальцами
левой руки за ухо, наклонив голову, идет Пыльников под руку с высокой дамой в белом и в необыкновенной шляпке, важно выступает Стратонов с
толстой палкой в руке, рядом с ним дергается Пуришкевич, лысенький, с бесцветной бородкой, и шагает толсторожий Марков, похожий на празднично одетого бойца с мясной бойни.
— Значит —
левых? — спросил
толстый с глазами хорька. Оратор, не взглянув на него и не изменяя тона, спросил...
Обыкновенно люди такого роста говорят басом, а этот говорил почти детским дискантом. На голове у него — встрепанная шапка полуседых волос,
левая сторона лица измята глубоким шрамом, шрам оттянул нижнее веко, и от этого
левый глаз казался больше правого. Со щек волнисто спускалась двумя прядями седая борода, почти обнажая подбородок и
толстую нижнюю губу. Назвав свою фамилию, он пристально, разномерными глазами посмотрел на Клима и снова начал гладить изразцы. Глаза — черные и очень блестящие.
В лицо Самгина смотрели, голубовато улыбаясь, круглые, холодненькие глазки, брезгливо шевелилась
толстая нижняя губа, обнажая желтый блеск золотых клыков, пухлые пальцы правой руки играли платиновой цепочкой на животе, указательный палец
левой беззвучно тыкался в стол. Во всем поведении этого человека, в словах его, в гибкой игре голоса было что-то обидно несерьезное. Самгин сухо спросил...
Толстая женщина принесла пиво и вазочку соленых сухарей. Петров, гремя саблей, быстро снял портупею, мундир, остался в шелковой полосатой рубашке, засучил
левый рукав и, показав бицепс, спросил Самгина...
Соседями аккомпаниатора сидели с
левой руки — «последний классик» и комическая актриса, по правую — огромный
толстый поэт. Самгин вспомнил, что этот тяжелый парень еще до 905 года одобрил в сонете известный, но никем до него не одобряемый, поступок Иуды из Кариота. Память механически подсказала Иудино дело Азефа и другие акты политического предательства. И так же механически подумалось, что в XX веке Иуда весьма часто является героем поэзии и прозы, — героем, которого объясняют и оправдывают.
Перечислил, по докладу Мережковского в «Религиозно-философском собрании», все грехи
Толстого против религии, науки, искусства, напомнил его заявление
Льва, чтоб «затянули на старом горле его намыленную петлю», и объяснил все это болезнью совести.
В комнате Алексея сидело и стояло человек двадцать, и первое, что услышал Самгин, был голос Кутузова, глухой, осипший голос, но — его. Из-за спин и голов людей Клим не видел его, но четко представил тяжеловатую фигуру, широкое упрямое лицо с насмешливыми глазами,
толстый локоть
левой руки, лежащей на столе, и уверенно командующие жесты правой.
— Очень рад, — сказал третий, рыжеватый, костлявый человечек в
толстом пиджаке и стоптанных сапогах. Лицо у него было неуловимое, украшено реденькой золотистой бородкой, она очень беспокоила его, он дергал ее
левой рукою, и от этого
толстые губы его растерянно улыбались, остренькие глазки блестели, двигались мохнатенькие брови. Четвертым гостем Прейса оказался Поярков, он сидел в углу, за шкафом, туго набитым книгами в переплетах.
Жесткие волосы учителя, должно быть, поредели, они лежали гладко, как чепчик, под глазами вздуты синеватые пузыри, бритые щеки тоже пузырились, он часто гладил щеки и нос пухлыми пальцами
левой руки, а правая непрерывно подносила к
толстым губам варенье, бисквиты, конфекты.
— Обожаю Москву! Горжусь, что я — москвич! Благоговейно — да-с! — хожу по одним улицам со знаменитейшими артистами и учеными нашими! Счастлив снять шапку пред Васильем Осиповичем Ключевским,
Толстого,
Льва — Льва-с! — дважды встречал. А когда Мария Ермолова на репетицию едет, так я на колени среди улицы встать готов, — сердечное слово!
Почти у всяких ворот кучера сидят,
толстые, как мясники какие, только и дела что собак гладят да играют с ними; а собаки-то, маменька, как
львы.
В
левой руке — повод, а правая откинута назад: надо придерживать неуклюжий огромный валек на
толстых веревочных постромках.
И Кузьма перебросил на
левое плечо салфетку, взял вилку и ножик, подвинул к себе расстегай, взмахнул пухлыми белыми руками, как голубь крыльями, моментально и беззвучно обратил рядом быстрых взмахов расстегай в десятки узких ломтиков, разбегавшихся от цельного куска серой налимьей печенки на середине к
толстым зарумяненным краям пирога.
Посредине в кресле сидел председатель — подполковник Мигунов,
толстый, надменный человек, без шеи, с поднятыми вверх круглыми плечами; по бокам от него — подполковники: Рафальский и Лех, дальше с правой стороны — капитаны Осадчий и Петерсон, а с
левой — капитан Дювернуа и штабс-капитан Дорошенко, полковой казначей.
В правой руке он держал черную шляпу из заячьего пуха, в
левой две
толстые замшевые перчатки; галстух он повязал еще шире и выше обыкновенного — и в накрахмаленное жабо воткнул булавку с камнем, называемым «кошачьим глазом» o eil de chat).
И замолчал, как ушибленный по голове чем-то тяжёлым: опираясь спиною о край стола, отец забросил
левую руку назад и царапал стол ногтями, показывая сыну
толстый, тёмный язык.
Левая нога шаркала по полу, как бы ища опоры, рука тяжело повисла, пальцы её жалобно сложились горсточкой, точно у нищего, правый глаз, мутно-красный и словно мёртвый, полно налился кровью и слезой, а в
левом горел зелёный огонь. Судорожно дёргая углом рта, старик надувал щёку и пыхтел...
Полковник
Толстой, начальник казанского конного легиона, выступил против Пугачева и 10 июля встретил его в двенадцати верстах от города. Произошло сражение. Храбрый
Толстой был убит, а отряд его рассеян. На другой день Пугачев показался на
левом берегу Казанки и расположился лагерем у Троицкой мельницы. Вечером, в виду всех казанских жителей, он сам ездил высматривать город и возвратился в лагерь, отложа приступ до следующего утра.
— Какое? Очень прямое-с. Пункт первый (Евпсихий Африканович загнул
толстый, волосатый указательный палец на
левой руке): «Урядник имеет неослабное наблюдение, чтобы все ходили в храм Божий с усердием, пребывая, однако, в оном без усилия…» Позвольте узнать, ходит ли эта… как ее… Мануйлиха, что ли?.. Ходит ли она когда-нибудь в церковь?
Это, по-моему, не что иное, как невежество, распространяемое просвещением, и я оправдываю
Льва Николаича
Толстого, что он назвал печать «орудием невежества».
В комнату нашу вошла большая, полная, даже почти
толстая дама с косым пробором и с мушкой на
левой щеке. За ней четыре барышни в ватных шелковых капотах, за ними горничная девушка с красивым дорожным ларцом из красного сафьяна, за девушкой лакей с ковром и несколькими подушками, за лакеем ливрейным лакей не ливрейный с маленькою собачкой. Генеральша, очевидно, была недовольна, что мы заняли комнату, прежде чем она накушалась здесь своего чаю.
В
левом углу стояла деревянная скамья с таким же изголовьем; в правом — налой, над которым теплилась лампада перед распятием и двумя образами; к самому окну приставлен был большой, ничем не покрытый стол; вдоль одной стены, на двух полках, стояли книги в
толстых переплетах и лежало несколько свитков.
Мария Николаевна редко там бывала, разве только на юбилеях и чествованиях крупных лиц художественного мира. В чей-то юбилей я встретился с Марией Николаевной в Литературном кружке перед репинским портретом
Льва Николаевича
Толстого.
— Проворне, ребята, проворне! — раздался рядом с ним неприятный, хриплый голос. Фома обернулся.
Толстый человек с большим животом, стукая в палубу пристани палкой, смотрел на крючников маленькими глазками. Лицо и шея у него были облиты потом; он поминутно вытирал его
левой рукой и дышал так тяжело, точно шел в гору.
Не доплывая до Кына верст пятнадцать, мы издали увидели вереницу схватившихся барок. Это был наш караван. Он привалил к
левому берегу, где нарочно были устроены ухваты для хватки, то есть вкопаны в землю
толстые столбы, за которые удобно было крепить снасть. Широкое плесо представляло все удобства для стоянки.
Мурзавецкая одета в черную шелковую блузу, подпоясанную
толстым шелковым шнурком, на голове кружевная черная косынка, которая, в виде вуаля, до половины закрывает лицо, в
левой руке черная палка с белым, слоновой кости, костылем.
— Ну, право, ты не француз! — продолжал
толстой офицер, — всякая безделка опечалит тебя на несколько месяцев. Конечно, досадно, что отпилили твою
левую руку; но зато у тебя осталась правая, а сверх того полторы тысячи франков пенсиона, который тебе следует…
Впереди всех, в провожании двух стремянных, ехал на сером горском коне
толстый барин, в
полевом кафтане из черного бархата, с огромными корольковыми пуговицами; на шелковом персидском кушаке, которым он был подпоясан, висел небольшой охотничий нож в дорогой турецкой оправе.
Не доходя до Казанского моста, Зарецкой сошел с бульвара и, пройдя несколько шагов вдоль
левой стороны улицы, повел за собою Рославлева, по крутой лестнице, во второй этаж довольно опрятного дома. В передней сидел за дубовым прилавком
толстый немец. Они отдали ему свои шляпы.
Земская больница. За отсутствием доктора, уехавшего жениться, больных принимает фельдшер Курятин,
толстый человек лет сорока, в поношенной чечунчовой жакетке и в истрепанных триковых брюках. На лице выражение чувства долга и приятности. Между указательным и средним пальцами
левой руки — сигара, распространяющая зловоние.
Его
толстое лицо расплылось в мягкой, полусонной улыбке, серый глаз ожил, смотрит благожелательно, и весь он какой-то новый. За ним стоит широкоплечий мужик, рябой, с большими усами, обритой досиня бородою и серебряной серьгой в
левом ухе. Сдвинув набекрень шапку, он круглыми, точно пуговицы, оловянными глазами смотрит, как свиньи толкают хозяина, и руки его, засунутые в карманы поддевки, шевелятся там, тихонько встряхивая полы.
Толстая барыня. Ну как же! Совсем ясно было видно. А с
левой стороны монах в черном одеянье, еще нагнулся к нему…
И вот среди молодых оказался немолодой лет сорока, сразу поразивший Иону. Человек был совершенно голый, если не считать коротеньких бледно-кофейных штанишек, не доходивших до колен и перетянутых на животе ремнем с бляхой «1-е реальное училище», да еще пенсне на носу, склеенное фиолетовым сургучом. Коричневая застарелая сыпь покрывала сутуловатую спину голого человека, а ноги у него были разные — правая
толще левой, и обе разрисованы на голенях узловатыми венами.
«
Толстой лежал на диване головой к окну и подпирал рукой свою светившуюся, как мне казалось, лучистую, большую голову. Он улыбнулся глазами и приподнялся. И, принимая
левой рукой у меня чашку, он правую подал мне и поздоровался. Меня охватило никогда не испытанное волнение. Я почувствовал спазмы в горле, нагнулся к его руке и приложился губами. И чувствую, как он притягивает к себе мою голову и тоже целует ее.
В том же разговоре с
Толстым, о котором я упоминал, в том же споре о «счастье в любви», я рассказал
Льву Николаевичу случай с одной моей знакомой: медленно, верно и бесповоротно она губила себя, сама валила себя в могилу, чтоб удержать от падения в могилу другого человека, — все равно обреченного жизнью.
Читателю остается проследить, только
левый край долины Хора от того места, где Хор вышел из гор на равнину. Сначала Хор разбивается на две протоки, причем
левая называется Чжигдыма, ниже — еще две протоки Большая и Малая Були и юрта Могочжи близ устья реки Мутен. Здесь последний раз к Хору подходят одинокие сопки Нита, Фунеа ниже переволока, представляющие собой остатки более высоких гор, частью размытых, частью потопленных в
толщах потретичных образований.
Филетер Иванович теперь читает: правою рукой он придерживает листы лежащей у него на коленях книги, а
левою — машинально дергает
толстый, зеленый бумажный шнурок, привязанный к середине доски, на которой сидит Лариса.
Филетер Иванович был точно тот же, каким мы его всегда привыкли видеть, в своем вечном черном, полузастегнутом сюртуке, в военной фуражке с кокардой и с
толстою папиросой в руке, но он держал больную
левую руку за бортом сюртука и немножко волок правою ногой.
Все это нас ужасно смутило: нам представлялось и жалостное наше путешествие на несчастной паре вместо тройки, и потом нам чрезвычайно жалко было обреченной на съедение медведю лошади, так как мы уже успели сильно сдружиться с Кириллиными конями — и особенно с
левым буланым мерином, у которого был превеселый нрав, дозволявший ему со всех, кто к нему подходил, срывать шапки, и
толстая широкая спина, на которой мы по очереди сиживали в то время, когда буланый ел на покорме под сараями свой овес.
Несмотря на то, что малейшее движение причиняло ему нестерпимые страдания, он просил снять с
левой ноги чересок [Черес — кошелек в виде пояска, который солдаты носят обыкновенно под коленом. (Прим. Л. Н.
Толстого.)] с деньгами.
В прямом смысле, конечно, нет; но если взять всю совокупность его деятельности за последние двадцать лет его жизни, его пропаганду, его credo неохристианского анархиста чистой воды, то — не будь он
Лев Николаевич
Толстой, он давно бы очутился в местах"довольно отдаленных", откуда мог бы перебраться и за границу. Весь его умственный, нравственный и общественный склад был характерен для самого типичного эмигранта.
Большая зала, блестящий паркет, старинные портреты по стенам, в углу мраморный бюст
Толстого. Длинный стол. Во главе его, на узкой стороне, села Софья Андреевна, справа от нее, у длинной стороны,
Лев Николаевич. Прислуживали лакеи в перчатках.
Льву Николаевичу подавались отдельно вегетарианские кушанья.
11 ноября были мои именины, и я получил в подарок от папы и мамы собрание стихотворений Ал.
Толстого, где находилась и драма «Посадник». Красивый том в коленкоровом переплете цвета какао, с золототисненным факсимиле через всю верхнюю крышку переплета из нижнего
левого угла в верхний правый: «Гр. А. К.
Толстой». И росчерк под подписью тоже золототисненный.