Неточные совпадения
Как рано мог уж он тревожить
Сердца кокеток записных!
Когда ж хотелось уничтожить
Ему соперников своих,
Как он язвительно злословил!
Какие сети им готовил!
Но вы, блаженные мужья,
С ним оставались вы друзья:
Его
ласкал супруг лукавый,
Фобласа давний ученик,
И недоверчивый старик,
И рогоносец величавый,
Всегда довольный сам собой,
Своим обедом и
женой.
Целый год
жену ласкал,
Цел-лый год же-ну лас-кал…
Он в этих случаях был необыкновенно внимателен к
жене,
ласкал детей и, улучив удобную минуту, опять исчезал в свою родную стихию.
Когда же Коля стал ходить в школу и потом в нашу прогимназию, то мать бросилась изучать вместе с ним все науки, чтобы помогать ему и репетировать с ним уроки, бросилась знакомиться с учителями и с их
женами,
ласкала даже товарищей Коли, школьников, и лисила пред ними, чтобы не трогали Колю, не насмехались над ним, не прибили его.
Дом Морозова был чаша полная. Слуги боялись и любили боярина. Всяк, кто входил к нему, был принимаем с радушием. И свои и чужие хвалились его ласкою; всех дарил он и словами приветными, и одежей богатою, и советами мудрыми. Но никого так не
ласкал, никого так не дарил он, как свою молодую
жену, Елену Дмитриевну. И
жена отвечала за ласку ласкою, и каждое утро, и каждый вечер долго стояла на коленях в своей образной и усердно молилась за его здравие.
Отец Людмилы, красивый мужчина лет сорока, был кудряв, усат и как-то особенно победно шевелил густыми бровями. Он был странно молчалив, — я не помню ни одного слова, сказанного им.
Лаская детей, он мычал, как немой, и даже
жену бил молча.
Софья Николавна скоро одумалась, вновь раскаянье заговорило в ней, хотя уже не с прежнею силой; она переменила тон, с искренним чувством любви и сожаления она обратилась к мужу,
ласкала его, просила прощенья, с неподдельным жаром говорила о том, как она счастлива, видя любовь к себе в батюшке Степане Михайлыче, умоляла быть с ней совершенно откровенным, красноречиво доказала необходимость откровенности — и мягкое сердце мужа, разнежилось, успокоилось, и высказал он ей все, чего решился было ни под каким видом не сказывать, не желая ссорить
жену с семьей.
Но ведь она — вроде
жены… целует,
ласкает…
Потом красавица
жена, ему преданная и постоянно удивляющаяся его героизму и возвышенным чувствам; мимоходом под шумок, — внимание какой-нибудь графини из «высшего общества», в которое он непременно попадет через брак свой с Зиной, вдовой князя К., вице-губернаторское место, денежки, — одним словом, все, так красноречиво расписанное Марьей Александровной, еще раз перешло через его вседовольную душу,
лаская, привлекая ее и, главное, льстя его самолюбию.
Меня нередко занимает вопрос: может ли палач обедать? может ли он быть отцом семейства? какую картину должен представлять его семейный быт?
ласкает ли он
жену свою? гладит ли по голове ребенка? Помнит ли он? то есть помнит ли, что он заплечный мастер?
Он убивает старцев и детей,
Невинных дев и юных матерей
Ласкает он кровавою рукою,
Но
жены гор не с женскою душою!
А потом она станет моей
женой и будет
ласкать и целовать меня, так что уже мне и песен петь вам не захочется, и воли моей я не пожалею!
При нас он никогда не
ласкал своей
жены, а только злобно таращил на нее глаза и кривил рот.
Увенчанный супруг
Жену ласкал с утра до темной ночи,
Во тьме ночной смыкал он редко очи,
Как их тогда украшен был досуг!
— Теперь мы блины кушаем, наисвежайшую икру употребляем,
жену белотелую
ласкаем.
То он воображал себя в гостиной у Раббека, рядом с девушкой, похожей на сиреневую барышню и на блондинку в черном; то закрывал глаза и видел себя с другою, совсем незнакомою девушкою с очень неопределенными чертами лица; мысленно он говорил,
ласкал, склонялся к плечу, представлял себе войну и разлуку, потом встречу, ужин с
женой, детей…
Никто не останавливался над тем, чтт это за женщина и стоила ли она такого жертвоприношения. Все равно! И что это была за любовь — на чем она зиждилась? Все началось точно с детской, точно «в мужа с
женою играли», — потом расстались, и она, по своей малосодержательности, быть может, счастлива, мужа
ласкает и рождает детей, — а он хранит какой-то клочок и убивает себя за него… Это все равно! Он — то хорош, он всем интересен! О нем как-то легко и приятно плакать.
Переход этот показался резким только одной Марье Валерьяновне, так как, на самом деле, охлаждение к ней мужа шло постепенно, и он сначала принуждал себя
ласкать ее, старался забыться под ее ласками, но это принуждение себя сделало то, что он стал к ней чувствовать физическое отвращение и головой бросился в омут разврата и кутежей, чтобы найти то забвение, которое он почти в течение целого года находил в страсти к своей молодой
жене.
— Ну, слушай, Исанка, ведь это же смешно! Тебе не двенадцать лет. Ты согласна быть моей
женой. Если бы наше материальное положение было другое, мы бы уж поженились. А ведь ты медичка, уж по этому одному, я надеюсь, ты знаешь… что любовь… что это не одни только… поцелуи. И как же ты думаешь? Ты станешь моею
женою, а я все не буду иметь права
ласкать тебя, где захочу… раздевать…