Неточные совпадения
Это было варварство, и я написал второе письмо
к графу Апраксину, прося меня немедленно отправить, говоря, что я на следующей станции могу найти приют.
Граф изволили почивать, и письмо осталось до утра. Нечего было делать; я снял мокрое платье и лег на
столе почтовой конторы, завернувшись в шинель «старшого», вместо подушки я взял толстую книгу и положил на нее немного белья.
Губернатору и
графу Функендорфу угрожало то же самое: в зале пробило уже два часа, а они еще не жаловали. Обладавшие аппетитом гости напрасно похаживали около окон и посматривали на открытую дорогу, на которой должен был показаться экипаж, — однако его не было. Проходила уже и отсроченная четверть часа, и княгиня готовилась привстать и подать руку Рогожину, который имел привилегию водить бабушку
к столу, как вдруг кто-то крикнул: «Едут!»
Из того, что конфектного сервиза было вынуто пятнадцать мест, ясно было, что, кроме
графа, губернатора и самой хозяйки, за
стол сядут еще двенадцать человек; но это тоже не были гости отборные, нарочно
к этому случаю призванные, а так, обыкновенные люди, из соседей, которые
к этому дню подъехали и остались обедать.
Все это было не в ее вкусе, но она смолчала и пригласила гостей присесть на минуту, а потом сейчас же почти встала и, подав руку
графу, отправилась
к столу.
Общество сидит вокруг чайного
стола; хозяин читает: [Отрывки, приводимые ниже, взяты из стихотворения
графа А.
К. Толстого «Баллада с тенденцией».
К обеду возвратился
граф Хвостиков. На него жаль было смотреть: он как сел на поставленный ему стул перед прибором на
столе, так сейчас же склонил свою голову на руки и заплакал.
С последним ударом
граф придвинулся
к столу, хотел как будто что-то сказать, но остановился, вздохнул и тоскливо приподнял сначала одну бровь, потом другую.
С этим словом
граф подошел
к письменному
столу и начал писать. Через полчаса он вручил Эльчанинову четыре пакета и 200 рублей серебром.
Мановский, все это, кажется, заметивший, сейчас же подошел с разговором
к дамам, а мужчины, не осмеливаясь говорить с
графом, расселись по уголкам. Таким образом, Сапега опять заговорил с Анной Павловной. Он рассказывал ей о Петербурге, припомнил с нею старых знакомых, описывал успехи в свете ее сверстниц. Так время прошло до обеда. За
столом граф поместился возле хозяйки. Мановский продолжал занимать прочих гостей.
— Вы, кажется, меня не узнаете? — сказал
граф, решительными шагами подходя
к столу.
Войдя в комнату и зазвав туда Блюхера, огромную серую меделянскую собаку, приехавшую с ним,
граф сбросил заиндевевшую еще на воротнике шинель, спросил водки и, оставшись в атласном синем архалуке, подсел
к столу и вступил в разговор с господами, сидевшими тут, которые, сейчас же расположенные в пользу приезжего его прекрасной и открытой наружностью, предложили ему бокал шампанского.
Граф выпил сначала стаканчик водки, а потом тоже спросил бутылку, чтоб угостить новых знакомых. Вошел ямщик просить на водку.
Старый отец семейства, увлеченный
к цыганкам неотвязными просьбами господ дворян, которые говорили, что без него всё расстроится и лучше не ехать, лежал на диване, куда он повалился тотчас, как приехал, и никто на него не обращал внимания. Какой-то чиновник, бывший тут же, сняв фрак, с ногами сидел на
столе, ерошил свои волосы и тем сам доказывал, что он очень кутит. Как только вошел
граф, он расстегнул ворот рубашки и подсел еще выше на
стол. Вообще с приездом
графа кутеж оживился.
Он встал, хотел было долго и сладко потянуться уставшим телом, но вспомнил, что в пост грех это делать, и сдержался. Быстро потерев рукой об руку, точно при умыванье, он опять присел
к столу и развернул ветхую записную книжку с побуревшими от частого употребления нижними концами страниц. Вслед за записями крахмального белья, адресами и днями именин, за
графами прихода и расхода шли заметки для памяти, написанные бегло, с сокращениями в словах, но все тем же прекрасным писарским почерком.
Уж
стол накрыт; давно пора;
Хозяйка ждет нетерпеливо.
Дверь отворилась, входит
граф;
Наталья Павловна, привстав,
Осведомляется учтиво,
Каков он? что нога его?
Граф отвечает: ничего.
Идут за
стол; вот он садится,
К ней подвигает свой прибор
И начинает разговор:
Святую Русь бранит, дивится,
Как можно жить в ее снегах,
Жалеет о Париже страх.
Я вышел из-за сиреневых кустов и направился
к столу.
Граф увидел меня, узнал, и на просиявшем лице его заиграла улыбка.
Пройдя еще несколько шагов, я услышал голоса, а немного погодя увидел и людей. В том месте, где аллея расширялась в площадку, окруженную чугунными скамьями, под тенью высоких белых акаций стоял
стол, на котором блестел самовар. Около
стола говорили. Я тихо подошел по траве
к площадке и, скрывшись за сиреневый куст, стал искать глазами
графа.
К обеду воротился Пшехоцкий. Увидев меня, сидящего за
столом и пьющего, он поморщился и, повертясь около нашего
стола, нашел лучшим удалиться в свою комнату. От обеда он отказался, ссылаясь на головную боль, но не выразил ничего против, когда
граф посоветовал ему пообедать в своей комнате, в постели.
Видя всеобщее удручение немою сценою,
граф, нимало не теряя своего спокойного самообладания, нагнулся
к задрапированному
столу, из-под которого торчали ноги, и приветливо позвал...
Войдя в кабинет,
граф приблизился
к письменному
столу, около которого стоял простой деревянный стул.
Когда
граф Гендриков приблизился
к возвышению, внесены были на него царская грамота и гетманские клейноды и положены были на два
стола. Государственное знамя держал Гамалей с двумя товарищами около
стола, на котором лежала грамота. За ними поместилось духовенство в полном облачении. Около
стола, где лежали клейноды, стояли генеральные старшины и бунчуковые товарищи, а вокруг возвышения все шляхетство. Посреди возвышения стал
граф Гендриков.
Летом зачастую обеденный
стол накрывался в саду, у бюста императора Павла Петровича, против которого оставалось незанятое место и во время обеда ставилась на
стол каждая перемена кушанья; в конце обеда подавался кофе, и
граф Аракчеев, взяв первую чашку, выливал ее
к подножию императорского бюста, после же этого возлияния он брал уже другую чашку.
— Вот почему княжна и эта девушка были так похожи друг на друга, — обратился
граф к князю Сергею Сергеевичу, задумчиво сидевшему в кресле у письменного
стола кабинета, в котором происходил этот разговор.
О ней доложили
графу, и Алексей Петрович потребовал ее
к себе в кабинет, где усадил в покойное кресло, а сам сел в другое, у письменного
стола.
Граф Стоцкий подошел
к столу и внимательно наблюдал за Нееловым, нисколько не смущаясь его болтовней.
Великий князь бросил на
графа взгляд, давая ему понять, чтобы он удалился. Виельгорский отошел и приблизился
к игрокам в бостон, сидевшим за карточным
столом, в нескольких шагах от государя.
Александр Ильич Гаярин сидел на диване рядом с
графом Заваровым. У
стола, где был сервирован кофе, примостился Ахлёстин, попавший
к Мухояровым накануне возвращения на южную зимовку.
В субботу же утром Тырков взял
к себе все ключи, запечатал
стол и бюро и опечатал их до приезда в Грузино в день светлого праздника для похорон
графа генерал-адъютанта Петра Андреевича Клейнмихеля, который и принял все в свое распоряжение.
Вернувшись
к столу, Николай Герасимович передал о случившемся Деперьеру и
графу де Ренес, прося их быть его секундантами и приехать утром
к нему для переговоров с секундантами
графа Лардерель.
К некоторым из входивших
граф Аракчеев поднимался и, обойдя
стол, стоял и тихо разговаривал с ними.
— Не могу знать… Я знаю только, что вчера по приезде он посылал меня в адресный
стол справляться о местожительстве
графа Владимира Петровича Белавина, и вчера же вечером ездил
к нему, но не застал его дома… Вернувшись, он несколько раз повторял про себя: «кажется невозможно привести этого отца
к последнему вздоху его дочери».
— Милости прошу
к нашему шалашу, — сказал
граф громко указывая на открытый ломберный
стол, на котором лежали пачки кредиток, между тем, как молодой Алфимов здоровался с общим знакомыми.
На третий день праздника после обеда все домашние разошлись по своим комнатам. Было самое скучное время дня. Николай, ездивший утром
к соседям, заснул в диванной. Старый
граф отдыхал в своем кабинете. В гостиной за круглым
столом сидела Соня, срисовывая узор. Графиня раскладывала карты. Настасья Ивановна-шут с печальным лицом сидел у окна с двумя старушками. Наташа вошла в комнату, подошла
к Соне, посмотрела, чтó она делает, потом подошла
к матери и молча остановилась.
Она с красными глазами вышла
к обеду. Марья Дмитриевна, знавшая о том, как князь принял Ростовых, сделала вид, что она не замечает расстроенного лица Наташи и твердо и громко шутила за
столом с
графом и другими гостями.