Неточные совпадения
Ему не понравилось, что Иноков ездил с Лидией
на дачу приглашать писателя Катина, не нравилось, что этот грубый парень так фамильярно раскачивается между Лидией и Спивак, наклоняясь с усмешечкой то
к одной, то
к другой.
Штольц уехал в тот же день, а вечером
к Обломову явился Тарантьев. Он не утерпел, чтобы не обругать его хорошенько за кума. Он не взял одного в расчет: что Обломов, в обществе Ильинских, отвык от подобных ему явлений и что апатия и снисхождение
к грубости и наглости заменились отвращением. Это бы уж обнаружилось давно и даже проявилось отчасти, когда Обломов жил еще
на даче, но с тех пор Тарантьев посещал его реже и притом бывал при
других и столкновений между ними не было.
Едва станешь засыпать — во сне ведь
другая жизнь и, стало быть,
другие обстоятельства, — приснитесь вы, ваша гостиная или
дача какая-нибудь; кругом знакомые лица; говоришь, слушаешь музыку: вдруг хаос — ваши лица искажаются в какие-то призраки; полуоткрываешь сонные глаза и видишь, не то во сне, не то наяву, половину вашего фортепиано и половину скамьи;
на картине, вместо женщины с обнаженной спиной, очутился часовой; раздался внезапный треск, звон — очнешься — что такое? ничего: заскрипел трап, хлопнула дверь, упал графин, или кто-нибудь вскакивает с постели и бранится, облитый водою, хлынувшей
к нему из полупортика прямо
на тюфяк.
Остальная половина дороги, начиная от гостиницы, совершенно изменяется: утесы отступают в сторону, мили
на три от берега, и путь, веселый, оживленный, тянется между рядами
дач, одна
другой красивее. Въезжаешь в аллею из кедровых, дубовых деревьев и тополей: местами деревья образуют непроницаемый свод; кое-где
другие аллеи бегут в сторону от главной,
к дачам и
к фермам, а потом
к Винбергу, маленькому городку, который виден с дороги.
Час спустя Елена, с шляпою в одной руке, с мантильей в
другой, тихо входила в гостиную
дачи. Волосы ее слегка развились,
на каждой щеке виднелось маленькое розовое пятнышко, улыбка не хотела сойти с ее губ, глаза смыкались и, полузакрытые, тоже улыбались. Она едва переступала от усталости, и ей была приятна эта усталость; да и все ей было приятно. Все казалось ей милым и ласковым. Увар Иванович сидел под окном; она подошла
к нему, положила ему руку
на плечо, потянулась немного и как-то невольно засмеялась.
На дачу я готовился переезжать в очень дурном настроении. Мне все казалось, что этого не следовало делать.
К чему тревожить и себя и
других, когда все уже решено. Мне казалось, что еду не я, а только тень того, что составляло мое я. Будет обидно видеть столько здоровых, цветущих людей, которые ехали
на дачу не умирать, а жить. У них счастливые номера, а мой вышел в погашение.
Экзамены были сданы, и мы переезжали
на дачу с легким сердцем людей, исполнивших свой долг. Скромные размеры нашего движимого имущества произвели невыгодное впечатление
на нашего нового хозяина, который, видимо, усомнился в нашей принадлежности
к касте господ. Впрочем, он успокоился, когда узнал, что мы «скубенты». Во всяком случае, мы потеряли в его глазах по крайней мере процентов
на двадцать.
Другое неприятное открытие для нас заключалось в том, что под самыми окнами у нас оказался городовой.
Переселение
на дачу происходит, как видите, раненько: все, и малые и большие, корчатся от стужи под прорванными тулупишками, жмутся
друг к дружке и щелкают зубами; но что прикажете делать!
Раскланявшись с княгиней, она удалилась. Та
на другой же день зашла
к ней
на дачу посмотреть рояль, который ей очень понравился, и она его сейчас купила.
В одной значилось, что отпускается в услужение кучер трезвого поведения; в
другой — малоподержанная коляска, вывезенная в 1814 году из Парижа; там отпускалась дворовая девка девятнадцати лет, упражнявшаяся в прачечном деле, годная и для
других работ; прочные дрожки без одной рессоры; молодая горячая лошадь в серых яблоках, семнадцати лет от роду; новые, полученные из Лондона, семена репы и редиса;
дача со всеми угодьями: двумя стойлами для лошадей и местом,
на котором можно развести превосходный березовый или еловый сад; там же находился вызов желающих купить старые подошвы, с приглашением явиться
к переторжке каждый день от восьми до трех часов утра.
Дети наши были совершенно равнодушны
к маленькому домашнему садику ввиду свободы и простора, которые открывал им берег моря, и только кухарка с горничною немножко дулись, так как они рассчитывали
на даче пить кофе в «присаднике»; но когда это не удалось, я позаботился успокоить их претензию предоставлением им
других выгод, и дело уладилось.
На другой день я завтракал у Лугановичей; после завтрака они поехали
к себе
на дачу, чтобы распорядиться там насчет зимы, и я с ними. С ними же вернулся в город и в полночь пил у них чай в тихой, семейной обстановке, когда горел камин, и молодая мать все уходила взглянуть, спит ли ее девочка. И после этого в каждый свой приезд я непременно бывал у Лугановичей. Ко мне привыкли, и я привык. Обыкновенно входил я без доклада, как свой человек.
Шредер ее не очень осматривал (эти медики бывают иногда свысока небрежны), а только сказал мне в
другой комнате, что это осталось после болезни и что с весной недурно куда-нибудь съездить
к морю или, если нельзя, то просто переселиться
на дачу. Одним словом, ничего не сказал, кроме того, что есть слабость или там что-то. Когда Шредер вышел, она вдруг сказала мне опять, ужасно серьезно смотря
на меня...
В ясное, теплое утро, в конце мая, в Обручаново
к здешнему кузнецу Родиону Петрову привели перековывать двух лошадей. Это из Новой
дачи. Лошади были белые, как снег, стройные, сытые и поразительно похожие одна
на другую.
— Пить — пил, ежели
на берегу, но только с рассудком. А
на другой год старший офицер его в старшие марсовые произвел, а когда в командиры вышел, —
к себе
на судно взял… И до сих пор его не оставил: Кирюшкин
на евойной
даче сторожем. Вот оно что доброе слово делает… А ты говоришь, никак невозможно! — заключил Бастрюков.
Катя встала,
на голое тело надела легкое платье из чадры и босиком вышла в сад. Тихо было и сухо, мягкий воздух ласково приникал
к голым рукам и плечам. Как тихо! Как тихо!.. Месяц закрылся небольшим облачком, долина оделась сумраком, а горы кругом светились голубовато-серебристым светом. Вдали ярко забелела стена
дачи, — одной, потом
другой. Опять осветилась долина и засияла тем же сухим, серебристым светом, а тень уходила через горы вдаль. В черных кустах сирени трещали сверчки.
Несколько
других дач, по одной стороне перелеска, в полуверсте дальше, прислонились в лощине
к опушке этого леса, шедшего
на сотни десятин.
Правду говорил он Сане про судьбу. Что она выделывает? Васька Теркин, крестьянский мальчишка, лазивший
на колокольню, безумно мечтал о том, какое счастье было бы обладать усадьбой и парком
на том берегу Волги, и может купить теперь и то, и
другое, в придачу
к лесной
даче.
Часто думалось о Конопацких, особенно о Любе. Но и сладости дум о ней примешивалось тревожное чувство страха и неуверенности. Никак сейчас не могу вспомнить, чем оно было вызвано. Простились мы у них
на даче очень хорошо, но потом почему-то мне пришло в голову, что между нами все кончено, что Люба полюбила
другого.
К мрачному в то время и вообще настроению присоединилось еще это подозрение о крушении любви Любы ко мне. Иногда доходил до полного отчаяния: да, там все кончено!
Эта неудача, в связи с убеждениями,
на которые не поскупилась Агнесса Михайловна по возвращении его
на дачу, сделали то, что князь Владимир
на другой день утром снова явился
к Гиршфельду.
На другой день Лесток имел свидание с Шетарди в лесочке, смежном с
дачей посланника, и обнадежил его насчет непременного желания Елизаветы Петровны как можно скорее приступить
к исполнению задуманного плана, а также относительно преданности ее
друзей.
Сопровождаемый двумя
друзьями, местным полицейским приставом с несколькими городовыми, он явился
на дачу к графу Белавину и накрыл его и свою жену
на месте преступления.