Неточные совпадения
— Уважаю не как представитель
класса, коему Карл Маркс исчерпывающе разъяснил динамику капитала, его
культурную силу, а — как россиянин, искренно желающий: да погибнет всяческая канитель!
«История — результат
культурной деятельности интеллигенции. Конечно — так. Учение о роли
классов в истории? Это — одна из бесплодных попыток теоретического объяснения социальных противоречий. Не буржуа, не пролетарии пишут историю, а некто третий».
И — еще раз: эволюция невозможна без сотрудничества
классов, — эта истина утверждается всей историей
культурного развития Европы, и отрицать эту истину могут только люди, совершенно лишенные чувства ответственности пред историей…
Ныне должна проснуться не интеллигенция, не верхний
культурный слой, не какой-нибудь демагогически развиваемый
класс, а огромная, неведомая, народная, провинциальная, «обывательская» Россия, не сказавшая еще своего слова.
Захар (быстро ходит). Ну, да… отчасти так, конечно! Николай Васильевич говорит: не борьба
классов, а борьба рас — белой и черной!.. Это, разумеется, грубо, это натяжка… но если подумать, что мы,
культурные люди, мы создали науки, искусства и прочее… Равенство… физиологическое равенство… гм… Хорошо. Но сначала — будьте людьми, приобщитесь культуре… потом будем говорить о равенстве!..
Мне как русскому, впервые попадавшему в этот"край забраный", как называют еще поляки, было сразу тяжко сознавать, что я принадлежу к тому племени, которое для своего государственного могущества должно было поработить и более его
культурное племя поляков. Но это порабощение было чисто внешнее, и у поляков нашел я свою национальную жизнь, вековые традиции и навыки, общительность, выработанный разговорный язык, гораздо большую близость к западноевропейской культуре, чем у нас, даже и в среднем
классе.
С интересом туриста ехал я на Страсбур — тогда еще французский город, с населением немецкой расы, ехал демократично, в третьем
классе, и дорогой видел много характерного, особенно когда из Страсбура отправился к немецкой границе. Со мною сидели солдаты и шварцвальдские крестьяне. Францию любили не только эльзасцы и лотарингцы, но и баденские немцы. Близость офранцуженных провинций делала то, что и в Бадене чувствовалось
культурное влияние Франции.
В коммунизм вошли знакомые черты: жажда социальной справедливости и равенства, признание
классов трудящихся высшим человеческим типом, отвращение к капитализму и буржуазии, стремление к целостному миросозерцанию и целостному отношению к жизни, сектантская нетерпимость, подозрительное и враждебное отношение к
культурной элите, исключительная посюсторонность, отрицание духа и духовных ценностей, придание материализму почти теологического характера.
К XIX веку Россия оформилась в огромное, необъятное мужицкое царство, закрепощенное, безграмотное, но обладающее своей народной культурой, основанной на вере, с господствующим дворянским
классом, ленивым и малокультурным, нередко утерявшим религиозную веру и национальный образ, с царем наверху, в отношении к которому сохранилась религиозная вера, с сильной бюрократией и очень тонким и хрупким
культурным слоем.
Народничество славянофильского, религиозного типа видело главную вину
культурных, высших
классов в отрыве от религиозных верований народа и от народного быта.
Но отрицательно он предшественник коммунизма, он отрицает прошлое, традиции истории, старую культуру, церковь и государство, отрицает всякое экономическое и социальное неравенство, он громит привилегированные, господствующие
классы, не любит
культурную элиту.
Интеллигенция была у нас идеологической, а не профессиональной и экономической группировкой, образовавшейся из разных социальных
классов, сначала по преимуществу из более
культурной части дворянства, позже из сыновей священников и диаконов, из мелких чиновников, из мещан и, после освобождения, из крестьян.
Россия сложилась в необъятное и темное мужицкое царство, возглавленное царем, с незначительным развитием
классов, с немногочисленным и сравнительно слабым высшим
культурным слоем, с гипертрофией охранительного государственного аппарата.
Высший
культурный слой, не имевший крепких
культурных традиций в русской истории, не чувствовавший органической связи с дифференцированным обществом, с сильными
классами, гордыми своим славным историческим прошлым, был поставлен между двумя таинственными стихиями русской истории — стихией царской власти и стихией народной жизни.
Но «народ», который мыслится естественно близким к истине и правде, не есть великое целое, объемлющее все
классы и все поколения, возвышающееся над всеми социальными категориями и перегородками, — «народ» этот есть простонародье, для одних преимущественно крестьяне, для других преимущественно рабочие, трудящиеся
классы, противополагаемые и
классам имущим, и
культурному слою.
Поскольку возможен и желателен частичный социализм, он должен быть подчинен объективным началам государственного, национального,
культурного бытия, он не может быть субъективным произволом
класса, детищем разъяренной человеческой воли — уединенной в себе и себя поставившей превыше всего.
Культурный слой, не имевший корней в крепких социальных
классах, был низвергнут в бездну.
Классы были мало развиты в России и мало активны, у них не образовалось настоящих
культурных традиций.
Россия была необъятным и темным мужицким царством, с очень слабо развитыми
классами, с очень тонким
культурным слоем, с царем, сдерживавшим это царство и не допускавшим растерзания народом этого
культурного слоя.
Русская «революционная демократия» под «буржуазией», которую она хотела бы истребить, понимает не
класс капиталистов, не промышленников и торговцев, не обладающих имущественным цензом, а весь образованный,
культурный мир, всех обладающих умственным цензом.
Можно и должно бороться за повышение умственного, образовательного,
культурного уровня рабочих и крестьян, трудящихся
классов, и ужасно, что для этого так мало делалось и делается.