Неточные совпадения
Вошла Спивак, утомленно села на кушетку. Корвин тотчас же развязно подвинул к ней стул, сел, подтянул брюки, обнаружив клетчатые носки;
колени у него были толстые и
круглые, точно двухпудовые гири. Наглый шепот и развязность регента возмутили Самгина, у него вспыхнуло желание сейчас же рассказать Елизавете Львовне, но она взглянула обидно сравнивающим взглядом на него, на Корвина и, перелистывая ноты, осведомилась...
Он встал на
колени, поднял
круглое, веселое сероглазое лицо, украшенное редко рассеянным по щекам золотистым волосом, и — разрешил...
Светлые его волосы свалялись на голове комьями овечьей шерсти; один глаз затек темной опухолью, а другой, широко раскрытый и мутный, страшно вытаращен. Он был весь в лохмотьях, штанина разорвана поперек, в дыре дрожало голое
колено, и эта дрожь
круглой кости, обтянутой грязной кожей, была отвратительна.
Юрин начал играть на фисгармонии что-то торжественное и мрачное. Женщины, сидя рядом, замолчали. Орехова слушала, благосклонно покачивая головою, оттопырив губы, поглаживая
колено. Плотникова, попудрив нос, с минуту посмотрев
круглыми глазами птицы в спину музыканта, сказала тихонько...
Он захлебнулся смехом, засипел,
круглые глаза его выкатились еще больше, лицо, побагровев, надулось, кулаком одной руки он бил себя по
колену, другой схватил фляжку, глотнул из нее и сунул в руки Самгина. Клим, чувствуя себя озябшим, тоже с удовольствием выпил.
Встал какой-то небольшого роста плотный человек с
круглым, добродушным лицом, с растрепанной головой, одетый в черную суконную рубаху, в сапогах до
колен, — проходя мимо Самгина, он звонко сказал...
На
коленях перед жертвенником стоял бонз: ударяя палочкой в маленький,
круглый барабан, он читал нараспев по книге, немного в нос.
Я обернулся. Она была в легком, шафранно-желтом, древнего образца платье. Это было в тысячу раз злее, чем если бы она была без всего. Две острые точки — сквозь тонкую ткань, тлеющие розовым — два угля сквозь пепел. Два нежно-круглых
колена…
Тут было пять или шесть женщин. Одна из них, по виду девочка лет четырнадцати, одетая пажом, с ногами в розовом трико, сидела на
коленях у Бек-Агамалова и играла шнурами его аксельбантов. Другая, крупная блондинка, в красной шелковой кофте и темной юбке, с большим красивым напудренным лицом и
круглыми черными широкими бровями, подошла к Ромашову.
Румянец негодования залил ее щеки; она сняла свою
круглую шляпу, перчатки, упала на
колени пред образом, прямо на грязный тротуар, и благоговейно положила три земных поклона.
При огромном мужском росте у него было сложение здоровое, но чисто женское: в плечах он узок, в тазу непомерно широк; ляжки как лошадиные окорока,
колени мясистые и
круглые; руки сухие и жилистые; шея длинная, но не с кадыком, как у большинства рослых людей, а лошадиная — с зарезом; голова с гривой вразмет на все стороны; лицом смугл, с длинным, будто армянским носом и с непомерною верхнею губой, которая тяжело садилась на нижнюю; глаза у Термосесова коричневого цвета, с резкими черными пятнами в зрачке; взгляд его пристален и смышлен.
Он уже весь обрызган, грязь течёт у него по животу, который безобразно свисает до
колен, человек прыгает по лужам, открыв
круглый, как у сома, рот, и одной рукой машет перед лицом, защищая глаза, а другой подхватывает снизу живот свой, точно боясь потерять его.
В синей посконной рубахе ниже
колен, белом фартуке, в чистых онучах и новых лаптях, в лиловой тюбетейке на
круглой бритой голове, он вызывал впечатление чего-то нового, прочного и чистого.
Публика загудела. Это была не обычная корзина аэростата, какие я видел на картинках, а низенькая,
круглая, аршина полтора в диаметре и аршин вверх, плетушка из досок от бочек и веревок. Сесть не на что, загородка по
колено. Берг дал знак, крикнул «пускай», и не успел я опомниться, как шар рванулся сначала в сторону, потом вверх, потом вбок, брошенный ветром, причем низком корзины чуть-чуть не ударился в трубу дома — и закрутился… Москва тоже крутилась и проваливалась подо мной.
Жуквич сел и продолжал сохранять задумчивое выражение. На Елпидифора Мартыныча он не обратил никакого внимания. Тот этим, разумеется, сейчас же обиделся и, в свою очередь, приняв осанистый вид, а для большего эффекта поставив себе на
колени свою, хотя новую, но все-таки скверную,
круглую шляпу, стал почти с презрением смотреть на Жуквича.
Боже! что-то
круглое, довольно большое, толкает меня ниже
колена… раз! и еще раз!
На самом краю сего оврага снова начинается едва приметная дорожка, будто выходящая из земли; она ведет между кустов вдоль по берегу рытвины и наконец, сделав еще несколько извилин, исчезает в глубокой яме, как уж в своей норе; но тут открывается маленькая поляна, уставленная несколькими высокими дубами; посередине в возвышаются три кургана, образующие правильный треугольник; покрытые дерном и сухими листьями они похожи с первого взгляда на могилы каких-нибудь древних татарских князей или наездников, но, взойдя в середину между них, мнение наблюдателя переменяется при виде отверстий, ведущих под каждый курган, который служит как бы сводом для темной подземной галлереи; отверстия так малы, что едва на
коленах может вползти человек, ко когда сделаешь так несколько шагов, то пещера начинает расширяться всё более и более, и наконец три человека могут идти рядом без труда, не задевая почти локтем до стены; все три хода ведут, по-видимому, в разные стороны, сначала довольно круто спускаясь вниз, потом по горизонтальной линии, но галлерея, обращенная к оврагу, имеет особенное устройство: несколько сажен она идет отлогим скатом, потом вдруг поворачивает направо, и горе любопытному, который неосторожно пустится по этому новому направлению; она оканчивается обрывом или, лучше сказать, поворачивает вертикально вниз: должно надеяться на твердость ног своих, чтоб спрыгнуть туда; как ни говори, две сажени не шутка; но тут оканчиваются все искусственные препятствия; она идет назад, параллельно верхней своей части, и в одной с нею вертикальной плоскости, потом склоняется налево и впадает в широкую
круглую залу, куда также примыкают две другие; эта зала устлана камнями, имеет в стенах своих четыре впадины в виде нишей (niches); посередине один четвероугольный столб поддерживает глиняный свод ее, довольно искусно образованный; возле столба заметна яма, быть может, служившая некогда вместо печи несчастным изгнанникам, которых судьба заставляла скрываться в сих подземных переходах; среди глубокого безмолвия этой залы слышно иногда журчание воды: то светлый, холодный, но маленький ключ, который, выходя из отверстия, сделанного, вероятно, с намерением, в стене, пробирается вдоль по ней и наконец, скрываясь в другом отверстии, обложенном камнями, исчезает; немолчный ропот беспокойных струй оживляет это мрачное жилище ночи...
Никита сел рядом, молча глядя на его работу; она ему напоминала жуткого городского дурачка Антонушку: этот лохматый, тёмнолицый парень, с вывороченной в
колене ногою, с
круглыми глазами филина, писал палкой на песке круги, возводил в центре их какие-то клетки из щепочек и прутьев, а выстроив что-то, тотчас же давил свою постройку ногою, затирал песком, пылью и при этом пел гнусаво...
Руки царя лежат неподвижно на
коленях, а глаза, затененные глубокой мыслью, не мигая, устремлены на восток, в сторону Мертвого моря — туда, где из-за
круглой вершины Аназе восходит в пламени зари солнце.
— Я — заплутался, знаешь? Метель, страшный ветер, я думал — замерзну, — торопливо рассказывал Жорж, гладя ее руку, лежавшую на
колене. Ему было лет сорок, красное толстогубое лицо его с черными усами казалось испуганным, тревожным, он крепко потирал седую щетину волос на своем
круглом черепе и говорил все более трезво.
Анна. Извините вы меня! У меня сердце поворачивается, ведь она сирота
круглая. (Падает на
колени). Батюшко, отец родной! Ведь она голубка чистая! Грех вам будет ее обидеть!
Старуха внесла самовар и, посмотрев на гостью
круглыми черными, как у мыши, глазами, исчезла, сердито фыркая, толкая
коленями мебель по дороге.
Говорил он долго. Порою его глаза, невольно косясь направо, видели ноги девицы,
круглый ее локоть и полуприкрытую грудь. Он чувствовал, что ее тяжелое тело всё сильнее теснит его, — Четыхеру было тепло, приятно; не разжимая
колен, он вытянул из них правую руку, желая обнять Пашу, и вдруг услыхал сонный храп.
Кто-то заказал снять копию масляными красками с фотографии «Коршуна», а в каюте старшего штурмана старик-китаец с большими
круглыми очками уже разложил свои инструменты и, опустившись на
колени, с самым глубокомысленным видом, как-то нежно присюсюкивая губами, осторожно буравил маленьким буравчиком мозоль на ноге почтенного Степана Ильича.
Роста он был очень большого, вершков десяти с лишком, худощавый, узкий в плечах, с очень маленькой
круглой головой, белокурый. Мелкие черты завялого лица не шли к такому росту. Он носил жидкие усики и брил бороду. Рот с плохими зубами ущемлялся в постоянную кисловатую усмешку. Плоские редкие волосы он разделял на, лбу прямым пробором и зачесывал на височках. Голову держал он высоко, немного закидывая, и ходил почти не сгибая
колен.
Ее тоже короткое, еле доходящее до
колен, легкое газовое платье-бебе приподнималось при движении рук и широко отделялось своею прозрачною материею от ее
круглого, твердого тела.
Таким образом аккуратно,
круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим, движениями, разувшись, человек развесил свою обувь на колушки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что-то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые
колени обеими руками и прямо уставился на Пьера.
Что хотя у Агапа, который правил лошадьми, была видна в
коленях круглая барилочка с наливкою, но это, очевидно, назначалось для угощения причта.