Неточные совпадения
Холеное, голое лицо это, покрытое туго натянутой, лоснящейся, лайковой кожей, голубоватой на месте бороды, наполненное розовой
кровью, с маленьким пухлым ртом, с верхней губой, капризно вздернутой к маленькому, мягкому носу, ласковые, синеватые глазки и седые, курчавые волосы да и весь облик этого человека вызывал совершенно определенное впечатление — это старая женщина в костюме
мужчины.
В девичью вошел высокий и худой
мужчина лет тридцати, до такой степени бледный, что, казалось, ему целый месяц каждый день сряду
кровь пускали. Одет он был в черный демикотоновый балахон, спускавшийся ниже колен и напоминавший покроем поповский подрясник; на ногах были туфли на босу ногу.
Маслобойников — небольшой, но коренастый
мужчина, рябой и безобразный, с узеньким лбом, чрезвычайно развитым затылком и налитыми
кровью глазами.
Молодец
мужчина,
кровь с молоком.
Несмотря на свое звание и на преклонные лета, это был
мужчина веселый, краснощекий,
кровь с молоком.
— Какая ты смешная, Олеся. Неужели ты думаешь, что никогда в жизни не полюбишь
мужчину? Ты — такая молодая, красивая, сильная. Если в тебе
кровь загорится, то уж тут не до зароков будет.
— Велика беда… — говорила модница в утешение Фене. — Ведь ты не связана! Силком тебя никто не выдает… Братец тогда навеселе были, ну и ты тоже завела его к себе в спальню с разговорами, а братец хоть и старик, а еще за молодого ответит. Вон в нем как кровь-то заходила… Молодому-то еще далеко до него!.. Эти
мужчины пребедовые, им только чуточку позволь… Они всегда нашей женской слабостью пользуются. Ну, о чем же ты кручинишься-то? Было да сплыло, и весь сказ…
Кто? Я? Я?! Я-мужчина! Я хожу в брюках, а не в платье, на котором разрез до самой шеи. Я хожу сюда потому, что ты выпила из меня всю
кровь! А ты? А ты зачем?
Так и жила она, радуясь сама, на радость многим, приятная для всех, даже ее подруги примирились с нею, поняв, что характер человека — в его костях и
крови, вспомнив, что даже святые не всегда умели побеждать себя. Наконец,
мужчина — не бог, а только богу нельзя изменить…
Со свечой в руке взошла Наталья Сергевна в маленькую комнату, где лежала Ольга; стены озарились, увешанные платьями и шубами, и тень от толстой госпожи упала на столик, покрытый пестрым платком; в этой комнате протекала половина жизни молодой девушки, прекрасной, пылкой… здесь ей снились часто молодые
мужчины, стройные, ласковые, снились большие города с каменными домами и златоглавыми церквями; — здесь, когда зимой шумела мятелица и снег белыми клоками упадал на тусклое окно и собирался перед ним в высокий сугроб, она любила смотреть, завернутая в теплую шубейку, на белые степи, серое небо и ветлы, обвешанные инеем и колеблемые взад и вперед; и тайные, неизъяснимые желания, какие бывают у девушки в семнадцать лет, волновали
кровь ее; и досада заставляла плакать; вырывала иголку из рук.
«В сущности она, — думал он, — вульгарна: слишком много
крови и мускулов, мало нервов. Её наивное лицо неинтеллигентно, а гордость, сверкающая в открытом взгляде её глубоких тёмных глаз, — это гордость женщины, убеждённой в своей красоте и избалованной поклонением
мужчин. Сестра говорила, что эта Варенька всех побеждает. Конечно, она попытается победить и его. Но он приехал сюда работать, а не шалить, и она скоро поймёт это».
Благодетелем моим был, и пожаловаться на него не могу, разве под пьяную руку неукротим на руку был, потому
мужчина из себя целая сажень, рука, как пудовая гиря, ну кровь-то в нем как заходит, тогда уж никто не попадайся на глаза — разнесет в щепы.
— Ну хорошо; ну хорошо, — заговорил ласково и успокоительно
мужчина. — Ну будет, будет… Ты думаешь, мне самому сладко? У меня сердце
кровью обливается, а не то что… Голубка моя.
Что может удержать от разрыва тоненькую пленку, застилающую глаза людей, такую тоненькую, что ее как будто нет совсем? Вдруг — они поймут? Вдруг всею своею грозною массой
мужчин, женщин и детей они двинутся вперед, молча, без крика, сотрут солдат, зальют их по уши своею
кровью, вырвут из земли проклятый крест и руками оставшихся в живых высоко над теменем земли поднимут свободного Иисуса! Осанна! Осанна!
— Правда твоя, правда, Пантелеюшка, — охая, подтвердила Таифа. — Молодым девицам с чужими
мужчинами в одном доме жить не годится… Да и не только жить, видаться-то почасту и то опасливое дело, потому человек не камень, а молодая
кровь горяча… Поднеси свечу к сену, нешто не загорится?.. Так и это… Долго ль тут до греха? Недаром люди говорят: «Береги девку, что стеклянну посуду, грехом расшибешь — ввек не починишь».
Говорить о том, полезно или вредно для здоровья
мужчины половое общение с женщинами, с которыми он не будет жить, как муж с женой, всё равно что говорить, полезно или вредно человеку для его здоровья пить
кровь других людей.
— Мало ли против чего они бывают! — небрежно отвечала ей бывшая Пасиянсова. — А на что же даны
мужчине кровь, а женщине ум? Товар полюбится и ум расступится!
Мужчины ожидали, что монашенка откажется, — святые на тройках не ездят, — но к их удивлению она согласилась и села в сани. И когда тройка помчалась к заставе, все молчали и только старались, чтобы ей было удобно и тепло, и каждый думал о том, какая она была прежде и какая теперь. Лицо у нее теперь было бесстрастное, мало выразительное, холодное и бледное, прозрачное, будто в жилах ее текла вода, а не
кровь. А года два-три назад она была полной, румяной, говорила о женихах, хохотала от малейшего пустяка…
В те поры, надо вам заметить, я не выглядел таким старым, прокопченным чубуком, как теперь, а был, можете себе представить, молодец-молодцом,
кровь с молоком, красавец-мужчина, одним словом.
— Посмотрите, с каким величественным, молчаливым спокойствием переносит он свою тяжелую долю. Взглянуть на него, и не останется сомнения, что в его жилах течет королевская
кровь. Разве что понимают в этом наши
мужчины?
— Все это так, душечка, все это так, да ведь он
мужчина, также из плоти и
крови создан.
Разговор этот происходил в июле 1581 года между Максимом Яковлевичем Строгановым, высоким, красивым,
мужчиною лет тридцати, с чисто русским открытым лицом — несколько выдающиеся только скулы его указывали на примесь татарской
крови — и старухой лет под пятьдесят, Лукерьей Антиповной, нянькой его сестры Ксении Яковлевны, в одной из горниц обширных хором братьев Строгановых.
Кровь самоубийцы притягивала
мужчин в ее швейцарскую, как орлов-стервятников притягивает падаль.
Эта дама и ее муж несомненно принадлежат к высшему петербургскому свету, и ни он, ни она неповинны в его смерти. Она, понятно, менее всех, придя на свидание любви, не рассчитывала сделаться свидетельницей убийства. Он, застав свою жену с любовником, каковым должен был быть сочтен каждый
мужчина, находившийся наедине с его женой, имел нравственное право;
кровью похитителя его чести смыть позор со своего имени.
«Христос на кресте освободил наш девственный образ от
мужчины и женщины и в божественной любви обагрил его своей небесной
кровью» [Там же, с. 101.].
Эти впечатления не прошли бесследно для Александра Васильевича и в другом отношении. Он переживал время возмужания, время окончательного физического развития, он делался
мужчиной, а это именно та пора, когда образ существа другого пола волнует
кровь, мутит воображение. Образ истерзанной кнутом и ножом палача красавицы так запечатлелся в уме молодого Суворова, что красивые формы женского тела если и рисовались в его воображении, то всегда сопровождались воспоминаниями об этой холодящей мозг картине.
Мужчина, если он не артист, — артисты в сущности все аристократы по рождению или же по отдаленным родственным связям с Юпитером, — всегда оставляет в себе след своего низкого происхождения и мужицкой
крови, текущей в его венах.
«Но самые ужасные картины этот редкий очевидец наблюдал в Битлисе. Еще не доходя до Битлиса, в лесу он увидел группу свежезарезанных
мужчин и возле них трех женщин, — совершенно голых — повешенных за ноги. Около одной из них ползал годовалый ребенок и тянулся ручками к матери, а мать с налитым
кровью лицом, еще живая, протягивала руки к ребенку; но они не могли дотянуться друг до друга».