Неточные совпадения
Но тише! Слышишь?
Критик строгий
Повелевает сбросить нам
Элегии венок убогий
И нашей братье рифмачам
Кричит: «Да перестаньте плакать,
И всё одно и то же квакать,
Жалеть о прежнем, о былом:
Довольно, пойте о другом!»
— Ты прав, и верно нам укажешь
Трубу, личину и кинжал,
И мыслей мертвый капитал
Отвсюду воскресить прикажешь:
Не так ли, друг? — Ничуть. Куда!
«
Пишите оды, господа...
— Корреспонденций моих — не печатают. Редактор, старый мерин,
пишет мне, что я слишком подчеркиваю отрицательные стороны, а это не нравится цензору. Учит: всякая
критика должна исходить из некоторой общей идеи и опираться на нее. А черт ее найдет, эту общую идею!
Ну и выбрали козла отпущения, заставили
писать в отделении
критики, и получилась жизнь.
Изволил выразить мысль, что если я-де не соглашусь на карьеру архимандрита в весьма недалеком будущем и не решусь постричься, то непременно уеду в Петербург и примкну к толстому журналу, непременно к отделению
критики, буду
писать лет десяток и в конце концов переведу журнал на себя.
Другой гимназист, Иорданский,
написал злую
критику, в которой опровергал все поэтические положения товарища — поэта по пунктам.
Дайте мне их книги, дайте мне их учения, их мемуары, и я, не будучи литературным
критиком, берусь
написать вам убедительнейшую литературную
критику, в которой докажу ясно как день, что каждая страница их книг, брошюр, мемуаров написана прежде всего прежним русским помещиком.
За другим столом театральный
критик, с шикарной бородой, в золотых очках, профессорского вида, Н.М. Городецкий
писал рецензию о вчерашнем спектакле, а за средним столом кроил газеты полный и розовый А.П. Лукин, фельетонист и заведующий московским отделом, в помощники к которому я предназначался и от которого получил приглашение.
Варвара Петровна тотчас же поспешила заметить, что Степан Трофимович вовсе никогда не был
критиком, а, напротив, всю жизнь прожил в ее доме. Знаменит же обстоятельствами первоначальной своей карьеры, «слишком известными всему свету», а в самое последнее время — своими трудами по испанской истории; хочет тоже
писать о положении теперешних немецких университетов и, кажется, еще что-то о дрезденской Мадонне. Одним словом, Варвара Петровна не захотела уступить Юлии Михайловне Степана Трофимовича.
Довольно трудно было узнать, что именно они
написали; но тут были
критики, романисты, драматурги, сатирики, обличители.
— Нет, кроме шуток, ей-богу, думал запузыривать по
критике. Ведь это очень легко… Это не то, что самому
писать, а только ругай направо и налево. И потом: власть, братику, а у меня деспотический характер. Автор-то помалчивает да почесывается, а я его накаливаю, я его накаливаю…
Эта беспощадная
критика имела тот смысл, что таким душевным тоном среднего человека нельзя
писать, потому что все исходит из таинственных глубин нашего чувства.
Глумов. И
критику вместе
написать.
Глумова. Поищи хорошенько! Еще он давеча рисовал, ну, помнишь. С ним был, как их называют? Вот что
критики стихами
пишут. Курчаев говорит: я тебе дядю буду рисовать, а ты подписи подписывай! Я ведь слышала, что они говорили.
Городулин. И
критику вместе
написать.
— Я!.. Но будет еще статья того
критика Кликушина, который был у вас; вероятно, и Долгов
напишет разбор… он мне даже говорил о плане своего отзыва.
Известный журналист Графов (Каченовский)
Задел Мишурского (кн. Вяземского) разбором.
Мишурский, не теряя слов,
На
критику ответил вздором;
Пошли писатели шуметь,
Писать, браниться от безделья…
А публике за что ж терпеть
В чужом пиру похмелье?
Где первоначально были помещены такие-то стихи, какие в них были опечатки, как они изменены при последних изданиях, кому принадлежит подпись А или В в таком-то журнале или альманахе, в каком доме бывал известный писатель, с кем он встречался, какой табак курил, какие носил сапоги, какие книги переводил по заказу книгопродавцев, на котором году
написал первое стихотворение — вот важнейшие задачи современной
критики, вот любимые предметы ее исследований, споров, соображений.
(7) Во второй книжке «Собеседника» (стр. 106–117) помещено послание Любослова, содержащее в себе несколько придирчивую
критику на первую книжку. В третьей же части (ст. VI, стр. 39–43) помещено письмо от защитника Клировых мыслей, в котором неизвестный защитник выразился об издателях так, что они сочли нужным заметить, что, может быть, он
писал так, «не зная, кто они» (стр. 45).
В
критике своей Любослов делает много верных заметок, например, восстает против употребления окончания глаголов на ти вместо тъ, против неправильных ударений в стихах, против неверной расстановки слов, против подобных фраз «избол глаза», «отверзив двери», «ты
пишешь в сказках поучений», «отроча рождеи» и пр.
Так хорошо умел Белинский понять Кольцова еще в то время, когда прасол-поэт не
написал лучших произведений своих. Лучшие пьесы из напечатанных тогда были: «Песня пахаря», «Удалец» и «Крестьянская пирушка». И по этим-то пьесам, преимущественно, умел знаменитый
критик наш определить существенный характер и особенности самородной поэзии Кольцова.
Говорить, ходить по сцене и
писать — всем кажется таким легким, пустячным делом, что эти два, самые доступные, по-видимому, своею простотой, но поэтому и самые труднейшие, сложные и мучительные из Говорить, ходить по сцене и
писать — всем кажется таким легким, пустячным делом, что эти два, самые доступные, по-видимому, своею простотой, но поэтому и самые труднейшие, сложные и мучительные из искусств — театр и художественная литература — находят повсеместно самых суровых и придирчивых судей, самых строптивых и пренебрежительных
критиков, самых злобных и наглых хулителей.
Малому знакомству с чувствительными барышнями одолжены мы тем, что не умеем
писать таких приятных и безвредных
критик.
Из разговоров с ними служители чистого искусства могут почерпнуть много тонких и верных замечаний и затем
написать критику в таком роде.
Шишков не удовольствовался словесною
критикою: он велел переплесть трагедию с белыми листами и все исписал их собственною рукою, самым мелким почерком, каким только мог
писать.
Так тут-то он, между прочим, сознается, что
писал многое вследствие необходимости,
писал к сроку, написывал по три с половиною печатных листа в два дня и две ночи; называет себя почтовою клячею в литературе; смеется над
критиком, уверявшим, что от его сочинений пахнет потом и что он их слишком обделывает.
В конце 1834 года Станкевич
пишет о Тимофееве, что он не считает этого автора поэтом и даже вкуса не подозревает в нем после «мистерии», помещенной в «Библиотеке для чтения». В 1835 году Белинский, с своей обычной неумолимостью, высказал то же в «Молве», и вскоре потом Станкевич оправдывает
критика, говоря в письме к Неверову: «Мне кажется, что Белинский вовсе не был строг к Тимофееву, хотя иногда, по раздражительности характера, он бывает чересчур бранчив».
Увлекаясь, я произнес не только целую
критику над ложным пуризмом, но и привел известный анекдот о французской даме, которая не могла ни
написать, ни выговорить слова «culotte», [штаны (франц.)] но зато, когда ей однажды неизбежно пришлось выговорить это слово при королеве, она запнулась и тем заставила всех расхохотаться.
В действительности Канту, после того как Бог был найден, все равно каким путем и каким «разумом», нужно было бы зачеркнуть всю свою «
Критику чистого разума», как построенную вне гипотезы Бога и даже при ее исключении, и
написать заново свою философскую систему.
В предисловии k работе «К
критике политической экономии» К. Маркс
писал: «…буржуазной общественной формацией завершается предыстория человеческого общества» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч.
«У Канта в его третьей «
Критике», —
писал А. В. Гулыга, — в первую очередь речь идет о способности (или даже точнее о силе) оценки, приговора, который прямо или косвенно человек выносит окружающей действительности и самому себе» (Философия Канта и современность. М., 1974. С. 268–269).].
Следовало бы
написать критику чистой совести.
А с таким уравновешенным эстетом, как Эдельсон, это было немыслимо. И я стал искать среди молодых людей способных
писать хоть и не очень талантливые, но более живые статьи по
критике и публицистике. И первым критическим этюдом, написанным по моему заказу, была статья тогда еще безвестного учителя В. П. Острогорского о Помяловском.
Тогда в газетах сохранялся прекрасный обычай — давать театральные фельетоны только один раз в неделю. Поэтому
критика пьес и игры актеров не превращалась (как это делается теперь) в репортерские отметки, которые
пишут накануне, после генеральной репетиции или в ту же ночь, в редакции, второпях и с одним желанием — поскорее что-нибудь сказать о последней новинке.
После смерти Лядовой опереточной примадонной была Кронеберг, из второстепенных актрис Московского Малого театра, из которой вышла великолепная"Прекрасная Елена". У ней оказалось приятное mezzo-сопрано, эффектность, пластика и прекрасная сценичная наружность. Петербург так ею увлекался, что даже строгие музыкальные
критики, вроде Владимира Стасова, ходили ее смотреть и слушать и
писали о ней серьезные статьи.
По
критике он еще ничего не
писал у меня, но я относился к нему всегда весьма благожелательно, и личные наши отношения были самые мирные и благодушные.
Это оказался студент второго курса на юридическом факультете Урусов. И я, как только сделался редактором, сейчас же
написал ему в Москву и просил о продолжении его сотрудничества по театру и литературной
критике.
Как
критик он уже сказал тогда свое слово и до смерти почти что не
писал статей по текущей русской литературе.
Сделавшись редактором, я сейчас же
написал сам небольшую рецензию по поводу ее прекрасного рассказа"За стеной", появившегося в"Отечественных записках". Я первый указал на то, как наша тогдашняя
критика замалчивала такое дарование. Если позднее Хвощинская, сделавшись большой «радикалкой», стала постоянным сотрудником «Отечественных записок» Некрасова и Салтыкова, то тогда ее совсем не ценили в кружке «Современника», и все ее петербургские знакомства стояли совершенно вне тогдашнего «нигилистического» мира.
Студентом в Дерпте, усердно читая все журналы, я знаком был со всем, что Дружинин
написал выдающегося по литературной
критике. Он до сих пор, по-моему, не оценен еще как следует. В эти годы перед самой эпохой реформ Дружинин был самый выдающийся
критик художественной беллетристики, с определенным эстетическим credo. И все его ближайшие собраты — Тургенев, Григорович, Боткин, Анненков — держались почти такого же credo. Этого отрицать нельзя.
Он приблизил к себе Жохова — того, что был убит на дуэли Евгением Утиным, — как передовика по земским и вообще внутренним вопросам, и я одно время думал, что этот Жохов
писал у Корша и критические фельетоны. И от Корша я тогда в первый раз узнал, что
критик его газеты — Буренин, тот самый Буренин, который начинал у меня в"Библиотеке"юмористическими стишками.
Щеглов
писал по разным вопросам и стал известным своими статьями о системах социалистов и коммунистов — разумеется, в духе буржуазной
критики.
— Это мои присяжные
критики. Я читаю им все, что
напишу.
Писемский перешел в Москву к Каткову в"Русский вестник"и вскоре уехал из Петербурга. В качестве литературного
критика он отрекомендовал мне москвича, своего приятеля Е.Н.Эдельсона, считавшегося знатоком художественной литературы. Он перевел"Лаокоона"Лессинга и долго
писал в московских журналах и газетах о беллетристике и театре.
Тогда же стала развиваться и газетная
критика, с которой мы при наших дебютах совсем не считались. У Корша (до приглашения Буренина)
писал очень дельные, хотя и скучноватые, статьи Анненков и писатели старших поколений. Тон был еще спокойный и порядочный. Забавники и остроумы вроде Суворина еще не успели приучить публику к новому жанру с личными выходками, пародиями и памфлетами всякого рода.
И эта русская артистка сделалась через год с небольшим моей женой, о чем я расскажу ниже. Но рецензий я о ней так и не
писал, потому что в сезон 1871–1872 года я ни в одной газете не состоял театральным
критиком, и я был очень доволен, что эта"чаша"отошла от меня. Может быть, будь я рецензентом и в Петербурге, мы бы никогда не сошлись так быстро, не обвенчались бы и не прожили целых 38 лет.
И странно: ни малейшей жалости не вызвал во мне погибший. Я очень ясно представлял себе его лицо, в котором все было мягко и нежно, как у женщины: окраска щек, ясность и утренняя свежесть глаз, бородка такая пушистая и нежная, что ею могла бы, кажется, украситься и женщине. Он любил книги, цветы и музыку, боялся всего грубого и
писал стихи — брат, как
критик, уверял, что очень хорошие стихи. И со всем, что я знал и помнил, я не мог связать ни этого кричащего воронья, ни кровавой резни, ни смерти.
Чернышевский
писал также по вопросам эстетики и был типичным представителем русской публицистической
критики.
Энгельс, который
написал свою главную книгу в форме
критики философских и социальных взглядов Дюринга, даже возражал ему по поводу запрещения религии.
— Пожжаррные, приготовьсь! Рразойдитесь! Господин Оптимов, разойдитесь, ведь вам же плохо будет! Чем в газеты на порядочных людей
писать разные
критики, вы бы лучше сами старались вести себя посущественней! Добру-то не научат газеты!
Добролюбов был
критиком, он
писал о литературе.