Неточные совпадения
Милость чужого
короля, да и не
короля, а паскудная милость
польского магната, который желтым чеботом своим бьет их в морду, дороже для них всякого братства.
В летописных страницах изображено подробно, как бежали
польские гарнизоны из освобождаемых городов; как были перевешаны бессовестные арендаторы-жиды; как слаб был коронный гетьман Николай Потоцкий с многочисленною своею армиею против этой непреодолимой силы; как, разбитый, преследуемый, перетопил он в небольшой речке лучшую часть своего войска; как облегли его в небольшом местечке Полонном грозные козацкие полки и как, приведенный в крайность,
польский гетьман клятвенно обещал полное удовлетворение во всем со стороны
короля и государственных чинов и возвращение всех прежних прав и преимуществ.
По семейному преданию, род наш шел от какого-то миргородского казачьего полковника, получившего от
польских королей гербовое дворянство.
Был направлен в Москву, к царю Иоанну IV, папою Григорием XIII для примирения Иоанна с
польским королем Стефаном Баторием и образования лиги христианских государств против Турции.
— Вы слыхали о галерее
польского короля Станислава-Августа, которая хранится теперь в Дрездене? — спрашивал Прейн, выставляя голову из-за ширмы.
Говорили, будто Лозинские были когда-то «реестровыми» казаками и получили разные привилегии от
польских королей.
Этот, по тогдашнему времени, важный своими укреплениями город был уже во власти
польского короля Сигизмунда, войска которого под командою гетмана Жолкевского, впущенные изменою в Москву, утесняли несчастных жителей сей древней столицы.
— Да, боярин, — продолжал Юрий, — я служу не
польскому королю, а царю русскому, Владиславу.
— Эх, боярин! ну если вы избрали на царство королевича
польского, так что ж он сидит у себя в Кракове? Давай его налицо! Пусть примет веру православную и владеет нами! А то небойсь прислали войско да гетмана, как будто б мы присягали полякам! Нет, Юрий Дмитрич, видно по всему, что король-то
польский хочет вас на бобах провести.
Но, — прибавлял он всегда с горькой улыбкою, — блажен муж, иже не иде на совет нечестивых!» В царствование Лжедимитрия, а потом Шуйского оба заштатные чиновника старались опять попасть ко двору; но попытки их не имели успеха, и они решились пристать к партии боярина Шалонского, который обнадежил Лесуту, что с присоединением России к
польской короне число сановников при дворе
короля Сигизмунда неминуемо удвоится и он не только займет при оном место, равное прежней его степени, но даже, в награду усердной службы, получит звание одного из дворцовых маршалов его
польского величества.
При виде портрета
польского короля, с известной надписью, поляки взглянули с гордой улыбкой друг на друга; пан Тишкевич также улыбнулся, но когда взоры его встретились со взорами хозяина, то что-то весьма похожее на презрение изобразилось в глазах его: казалось, он с трудом победил это чувство и не очень торопился пожать протянутую к нему руку боярина Кручины.
— Все, конечно, так! — прервал Истома, — не что иное, как безжизненный труп, добыча хищных вранов и плотоядных зверей!.. Правда, королевич Владислав молоденек, и не ему бы править таким обширным государством, каково царство Русское; но зато наставник-то у него хорош: премудрый
король Сигизмунд, верно, не оставит его своими советами. Конечно, лучше бы было, если б мы все вразумились, что честнее повиноваться опытному мужу, как бы он ни назывался: царем ли русским или
польским королем, чем незрелому юноше…
Она тоже имела несколько десятков тысяч десятин, много овец, конский завод и много денег, но не «кружилась», а жила у себя в богатой усадьбе, про которую знакомые и Иван Иваныч, не раз бывавший у графини по делам, рассказывали много чудесного; так, говорили, что в графининой гостиной, где висят портреты всех
польских королей, находились большие столовые часы, имевшие форму утеса, на утесе стоял дыбом золотой конь с брильянтовыми глазами, а на коне сидел золотой всадник, который всякий раз, когда часы били, взмахивал шашкой направо и налево.
Не мнишь ли ты, что я тебя боюсь?
Что более поверят
польской деве,
Чем русскому царевичу? — Но знай,
Что ни
король, ни папа, ни вельможи
Не думают о правде слов моих.
Димитрий я иль нет — что им за дело?
Но я предлог раздоров и войны.
Им это лишь и нужно, и тебя,
Мятежница! поверь, молчать заставят.
Прощай.
Печатал в «Русской мысли», у В. М. Лаврова и В. А. Гольцева, под своей полной фамилией стихи и переводы с
польского и одновременно в «Московском листке», у Пастухова, печатался под псевдонимом «Трефовый
король», «Марало Иерихонский» юмористические стихи, и у него же, в «Гусляре», подписывался полной фамилией.
«Вопреки настоятельным требованиям
польского короля, — говорит г. Устрялов, — подкрепляемым просьбами цесаря, Петр тщательно уклонялся от решительных предприятий против крымских татар, невзирая на то, что, озлобленные походами князя Голицына, они не давали нам покою ни зимою, ни летом, и довольствовался только охранением южных границ, поручив защиту их Белгородскому разряду, под начальством боярина Бориса Петровича Шереметева» (том II, стр. 133).
Польский посланник Нефимонов, бывший там при избрании
короля в 1696 году, доносил Петру, что нужно послать в Польшу, по примеру цесаря, «полномочного посла с довольным количеством денег на презенты; поляки же пуще денег любят московские соболи» (Устрялов, том III, стр. 17).
К
королю же
польскому Петр обратился с требованием, на основании союзного договора, — одновременных и решительных действий против неприятеля.
В мае месяце 1812 года, в то время, как у Наполеона в Дрездене толпились
короли и венценосцы, печаталась в какой-то нюрнбергской типографии «Логика» Гегеля; на нее не обратили внимания, потому что все читали тогда же напечатанное «Объявление о второй
польской войне».
Роду знатного: предок мой, при каком-то
польском короле бывши истопником, мышь, беспокоившую наияснейшего пана круля, ударил халявою, т. е. голенищем, и убил ее до смерти, за что тут же пожалован шляхетством, наименован вас-паном Халявским, и в гербовник внесен его герб, представляющий разбитую мышь и сверх нее халяву — голенище — орудие, погубившее ее по неустрашимости моего предка.
— Бит батогами Григорий Языков за то, что он своровал с площадным подьячим, с Яковом Алексеевым, — в записи написали задними числами за пятнадцать лет (стр. 13), Федор Дашков, поехавший было служить
польскому королю, «пойман на рубеже и привезен в Смоленск и расспрашиван; а в расспросе он перед стольником и воеводою, перед князем Борисом Феодоровичсм Долгоруким, сказал и в том своем отъезде повинился.
2) Вначале сказано, что Смоленск во власти
польского короля (стр. 3), а известие о взятии его получено Юрием после: в доме Кручины Шалонского.
В знак
Особенной своей к тебе любви
Он утвердить твой титул предлагает,
Как титулы богемских
королейИ
польских утвердил он.
Коль Жигимонта свейским
королемПризнаешь ты и титул обещаешь
Ему давать, который у него
Его ж правитель, Карлус, отымает,
Эстонию ж землей признаешь
польской —
То мы тебе Ливонию уступим
И грамоту согласны подписать
На вечный мир с Москвою!
Зная, что Венский кабинет с особенною тревогой смотрит на намерение Екатерины приобресть Молдавию с Валахией,
король предложил вознаградить Россию частию
польских областей, причем как Австрии, так и самому миротворцу отмежевать из наследия Ягеллонов приличные части.
Михаил Казимир Огинский, как официальный посланник
польского короля, до сего времени шага не делал к участию в замыслах бывшей своей любовницы.
Можно догадываться, что императрица, хотя и поручившая князю Голицыну обратить особенное внимание, не принадлежит ли пленница к
польской национальности, приказала ограничиться допросами одной самозванки, когда убедилась, что если отыскивать
польскую руку, выпустившую на политическую сцену мнимую дочь императрицы Елизаветы Петровны, то придется привлечь к делу и Радзивилов, и Огинского, и Сангушко, и других
польских магнатов, смирившихся пред нею и поладивших с
королем Станиславом Августом.
Она составила проект лотереи и просила его содействия для распространения билетов между французскими банкирами, но Огинский, как официальный посланник
польского короля, должен был отказаться от всякого участия в этом деле (28 августа 1773); затем принцесса писала ему о делах Польши, отправила к нему составленную ею записку по
польским делам для доставления ее Версальскому кабинету.
Но кто бы ни была эта загадочная женщина, она была созданием
польской партии, враждебной
королю Понятовскому, а тем более еще императрице Екатерине.
Алина попросила взаймы у Огинского, но официальное положение его как
польского посланника при французском
короле не дозволило ему исполнить желание обворожившей его женщины.
Она рассказывала также, что в Германии коротко познакомилась с некоторыми имперскими князьями, особенно же с курфирстом Трирским и князем Голштейн-Шлезвиг-Лимбургским, что она не надеется на императора Иосифа II, но вполне рассчитывает на помощь
королей прусского и шведского, что с членами
польской конфедерации она хорошо знакома и намерена из Италии ехать в Константинополь, чтобы представиться султану Абдул-Гамеду, для чего и послала туда наперед верного человека.
В Париже в это время, как мы уже сказали, жил посланник
польского короля, Михаил Казимир Огинский, хлопотавший вокруг
короля Людовика XV о деятельной помощи Франции в пользу Барских конфедератов и о подкреплении султана, доведенного победами екатерининских полководцев до крайности.
Неудачи последних двух месяцев, особенно же заключение Кучук-Кайнарджиского мира и охлаждение нового
короля Франции к
польскому делу, сильно поколебали неугомонного «пане коханку» и навели уныние на польско-французскую колонию в Рагузе.
И герб свой мы знали: крестик с расширенными концами, а под ним охотничий рог. Сначала был просто крестик, но один наш предок спас на охоте жизнь какому-то
Польскому королю и за это получил в свой герб охотничий рог. Старший брат папин, дядя Карл, говорил нам...
И пошел от него ряд бояр, воевод и думных людей: водили Заборовские московские полки на крымцев и других супостатов; бывали Заборовские в ответе [В послах.] у цесаря римского, у
короля свейского, у
польских панов Рады и у Галанских статов; сиживали Заборовские и в приказах московских, были Заборовские в городовых воеводах, но только в городах первой статьи: в Великом Новгороде, в Казани или в Смоленске…
Не мне чета, Стефан Баторий [Баторий Стефан (1533–1586) —
польский король.] хотел улучшить их состояние, но принужден же был согласиться оставить их, как они есть, чтоб не было им хуже!..
Встреча ее с
польским королем Станиславом-Августом Понятовским состоялась по заранее установленному церемониалу.
Для довершения картины, среди народа явилось и духовенство. Из-за забора глядел дьячок. Воевода велел его привести и спросил зачем он там стоит. «Смотрю что делается» — отвечал тот. Он похвалил его за спокойное поведение, советовал также вести себя и впредь, объявил о совершенной веротерпимости при наступающей власти
польского короля и подал дьячку, в знак высокой своей милости, свою воеводскую руку. Тема для донесения жонду и для вариаций европейской журналистики была богатая.
Со вступлением на престол Анны Иоанновны, простота прежних времен сменилась великолепием и блеском, как коронация Анны Иоанновны. К этому торжественному дню
польский король Август II отправил в Москву отборнейшие таланты своей дрезденской оперы. Это были итальянцы, между которыми находились знаменитости того времени, превосходные певицы, танцовщики, музыканты. Из числа их особенно отличалась актриса Казанова, мать известного авантюриста Казанова, и комик-певец Педрилло, впоследствии шут государыни.
Оба они успели заинтересовать Павла Петровича в личности графа Казимира, отпрыска будто бы знаменитой
польской фамилии, всегда бывшей в
польском государстве на стороне
короля.
Несмотря, что речь шла только о ногах, Август должен был снять с головы корону и скрепя сердце поздравить с нею нового
польского короля, указанного мечом победителя.
Густав Бирон не принимал никакого участия в военных событиях этого года, касавшихся возведения Россией на
польский престол нового
короля, Августа III.
«Растерзанные члены Паткуля, — говорит Вольтер, — висели на столбах до 1713 года, пока Август, снова вступив на
польский престол, велел их собрать. Их доставили в ящике в Варшаву. При этом случае находился Бюзенваль, посланник французский.
Король, указывая на ящик, сказал: „Вот члены Паткуля!”»
— Вы пользовались широкой свободой во времена ваших
польских и саксонских
королей, и что ж вы из нее сделали? Довели до раздела Польши. Великодушный, высокогуманный государь дал вам конституцию и как вы ею воспользовались?
Будзилович круто повернул влево и прошел с шайкой верст пятнадцать до фольварка Ордежа. Дорогой они встречали крестьян, идущих по случаю праздника Юрьева дня к обедне, увещевали их не слушаться более русских властей, говорили, что «за нами идет
польский король с большим войском отнимать Могилёвскую губернию у русского царя», но ничто не помогло: крестьяне шли своей дорогой, твердя, что паны «подурели», да и сами повстанцы ворчали, что по этой адской дороге, невесть зачем свернули в сторону.
Он искал и добился разрешения представиться бывшему
польскому королю Станислову Августу.
Тимофей Хлоп и Петр Волынский посланы были им в Новгород, где последний, под наблюдением первого, должен был положить тайком за ризу иконы в Софийском соборе подложную изменную грамоту великого Новгорода на имя
польского короля о защите, покровительстве и взятии под свою власть.
Оттуда, скучая праздною неизвестностью, перешел ко двору
польского короля и неприятеля Карла XII, Августа [Август II Сильный — курфюрст саксонский и
польский король (1697–1706 и 1709–1733), союзник Петра I в Северной войне.
Объяснялось это тем, что будто бы у светлейшего было желание получить
польскую корону, а по
польским законам
королем мог быть гражданин и подданный этого государства.
Шкловский ксендз, в полном облачении, прочитал присягу на верность
польскому королю и французскому императору; затем последовал вызов охотникам идти в шайку.