Неточные совпадения
— Вот что! —
сказал голова, разинувши рот. — Слышите ли вы, слышите ли: за все с головы спросят, и потому слушаться! беспрекословно слушаться! не то, прошу извинить… А тебя, — продолжал он, оборотясь к Левку, — вследствие приказания
комиссара, — хотя чудно мне, как это дошло до него, — я женю; только наперед попробуешь ты нагайки! Знаешь — ту, что висит у меня на стене возле покута? Я поновлю ее завтра… Где ты взял эту записку?
— Читай, читай! —
сказал голова, — что там пишет
комиссар?
— Я отлучался, —
сказал он, — вчера ввечеру еще в город и встретил
комиссара, вылезавшего из брички. Узнавши, что я из нашего села, дал он мне эту записку и велел на словах тебе
сказать, батько, что заедет на возвратном пути к нам пообедать.
— Что за пропасть, я уже
сказал, что нет лошадей, — и, обернув голову одеялом, г.
комиссар от меня отворотился.
—
Сказав сие, г.
комиссар отворотился к стене и паки захрапел.
Мне
комиссар Данилка вчера говорил, что он, прощаясь,
сказал Туберозову: «Ну, говорит, отец Савелий, пока я этого Варнаву не сокрушу, не зовите меня Ахилла-дьякон, а зовите меня все Ахилла-воин».
— Вы невинны, Пегги, —
сказал комиссар. — Что же было после звонка?
— Начнем по порядку, —
сказал комиссар, записывая, что услышал.
— Прошу вас сесть, —
сказал комиссар. — Я обязан составить предварительный протокол. Объявите ваше имя.
Комиссар посмотрел на меня, как в окно. Он ничего не
сказал, но был крепко озадачен. После этого начался допрос хозяина, Гардена.
— Дайте вашу руку, Бутлер, —
сказала Биче. Она взяла его руку, протянутую медленно и тяжело, и крепко встряхнула ее. — Вы тоже не виноваты, а если и были виноваты, не виновны теперь. — Она обратилась к
комиссару: — Должна говорить я.
— Я ничего не объясню вам, —
сказала Биче так решительно, хотя мягким тоном, что
комиссар с особым вниманием посмотрел на нее.
— Можете вы
сказать, чей это револьвер? — спросил Бутлера
комиссар.
— Объявляю, —
сказал комиссар, встав, — впредь до выяснения дела арестованными: неизвестную молодую женщину, отказавшуюся назвать себя, Томаса Гарвея и Элиаса Бутлера.
— Позовите женщину, Пегги, —
сказал комиссар.
— Заказные формы, —
сказал комиссар, осмотрев начинку болта. — Кто же изобрел такую уловку?
— «Риверс-бульдог», —
сказал комиссар, подбрасывая ее на ладони. Он опустил пулю в карман портфеля. — Убитый не воспользовался своим «кольтом».
— Так, —
сказал комиссар, поддаваясь ее рассудительному, ставшему центром настроения всей сцены тону. — Но не кажется ли вам, что, отказываясь дать объяснение, вы уничтожаете существенную часть дознания, которая, конечно, отвечает вашему интересу?
— Это — все? —
сказал комиссар, записывая ее слова. — Или, может быть, подумав, вы пожелаете что-нибудь прибавить? Как вы видите, произошло убийство или самоубийство; мы пока что не знаем. Вас видели спрыгнувшей из окна комнаты на площадку наружной лестницы. Поставьте себя на мое место в смысле отношения к вашим действиям.
— Ну, где тебе его раскусить; вот ведь француженка эта съест у тебя; ну, прощайте, —
сказал комиссар, не сделавший, впрочем, никакого вреда, и, очень довольный собою, отправился, с яблоком в кармане, к швеям.
— Вот что? Ну, в самом деле прекрасная выдумка! Я всегда замечал в этом Дерикуре необычайные способности; однако ж не говорите ничего нашим молодым людям; рубиться с неприятелем, брать батареи — это их дело; а всякая хитрость, как бы умно она ни была придумана, кажется им недостойною храброго офицера. Чего доброго, пожалуй, они
скажут, что за эту прекрасную выдумку надобно произвесть Дерикура в полицейские
комиссары.
Проводив владимирского кавалера, Бенни был взволнован и
сказал пишущему эти строки, что это приходил петербургский
комиссар народного ржонда.
Павлин. Утверждение — голословное. Возвращаясь к речи господина
комиссара Звонцова, должен
сказать: мнение его о языке ниспровергается тем фактом, что католическая церковь пользуется в службе богу языком латинским.
— Вы обвиняетесь в оскорблении действием полицейского
комиссара и в сопротивлении властям, —
сказал ей судебный следователь, приглашая сесть, — признаете ли вы себя виновной?
— С удовольствием, —
сказал комиссар и хотел выйти, но графиня остановила его.
— Вас обвиняют в проживании под чужим именем и в оскорблении действием и словами полицейского
комиссара и агенток полиции при вашем аресте, —
сказал он, прочитав присланный
комиссаром протокол. — Признаете ли вы себя виновным?
— Так это маркиз Сансак де Траверсе, а не Савин… Я повторяю и вам, что
сказала комиссару и прокурору: «Вы ошиблись…»