Неточные совпадения
Все это отвечало аристократизму его воображения, создавая живописную атмосферу; неудивительно, что
команда «Секрета», воспитанная, таким образом, в духе своеобразности, посматривала несколько свысока на все иные
суда, окутанные дымом плоской наживы.
Пантен, крича как на пожаре, вывел «Секрет» из ветра;
судно остановилось, между тем как от крейсера помчался паровой катер с
командой и лейтенантом в белых перчатках; лейтенант, ступив на палубу корабля, изумленно оглянулся и прошел с Грэем в каюту, откуда через час отправился, странно махнув рукой и улыбаясь, словно получил чин, обратно к синему крейсеру.
К довершению всего, мужики начали между собою ссориться: братья требовали раздела, жены их не могли ужиться в одном доме; внезапно закипала драка, и все вдруг поднималось на ноги, как по
команде, все сбегалось перед крылечко конторы, лезло к барину, часто с избитыми рожами, в пьяном виде, и требовало
суда и расправы; возникал шум, вопль, бабий хныкающий визг вперемежку с мужскою бранью.
Верпы — маленькие якоря, которые, завезя на несколько десятков сажен от фрегата, бросают на дно, а канат от них наматывают на шпиль и вертят последний, чтобы таким образом сдвинуть
судно с места. Это — своего рода домашний способ тушить огонь, до прибытия пожарной
команды.
Так те, не успев ни в чем, и уехали на французском военном
судне, под
командою, кажется, адмирала Сесиля, назад, в Китай.
И только на другой день, на берегу, вполне вникнул я в опасность положения, когда в разговорах об этом объяснилось, что между берегом и фрегатом, при этих огромных, как горы, волнах, сообщения на шлюпках быть не могло; что если б фрегат разбился о рифы, то ни наши шлюпки — а их шесть-семь и большой баркас, — ни шлюпки с других наших
судов не могли бы спасти и пятой части всей нашей
команды.
Все это, то есть
команда и отдача якорей, уборка парусов, продолжалось несколько минут, но фрегат успело «подрейфовать», силой ветра и течения, версты на полторы ближе к рифам. А ветер опять задул крепче. Отдан был другой якорь (их всех четыре на больших военных
судах) — и мы стали в виду каменной гряды. До нас достигал шум перекатывающихся бурунов.
Посьет, приехавший на этой шкуне, уж знал, что ни шкипер, несмотря на свое звание матроса, да еще английского, ни
команда его не имели почти никакого понятия об управлении
судном.
Решились искать помощи в самих себе — и для этого, ни больше ни меньше, положил адмирал построить
судно собственными руками с помощью, конечно, японских услуг, особенно по снабжению всем необходимым материалом: деревом, железом и проч. Плотники, столяры, кузнецы были свои: в
команду всегда выбираются люди, знающие все необходимые в корабельном деле мастерства. Так и сделали. Через четыре месяца уже готова была шкуна, названная в память бухты, приютившей разбившихся плавателей, «Хеда».
Только и слышишь
команду: «На марса-фалах стоять! марса-фалы отдать!» Потом зажужжит, скользя по стеньге, отданный парус,
судно сильно накренится, так что схватишься за что-нибудь рукой, польется дождь, и праздничный, солнечный день в одно мгновение обратится в будничный.
В «Ведомости о состоявших под следствием и
судом в течение минувшего 1889 г.», между прочим, названы дела «о краже из цейхгауза корсаковской местной
команды»; обвиняемый находится под
судом с 1884 г., но «сведений о времени начатия и окончания следственного дела в делах бывшего начальника Южно-Сахалинского округа не имеется, когда дело окончено производством — неизвестно»; и дело это, по предписанию начальника острова, в 1889 г. передано в окружной
суд.
— Это — история, которая вас удивит, — ответил я после того, как выразил свою благодарность, крепко пожав его руку. — Меня зовут Гарвей. Я плыл туда же, куда вы плывете теперь, в Гель-Гью, на
судне «Бегущая по волнам» под
командой капитана Геза и был ссажен им вчера вечером на шлюпку после крупной ссоры.
— «Бегущая по волнам», — ответил я, — едва ли может быть передана вам в ближайшее время, так как, вероятно, произойдет допрос остальной
команды, Синкрайта и
судно не будет выпущено из порта, пока права Сениэлей не установит портовый
суд, а для этого необходимо снестись с Брауном.
Шкипер, он же хозяин
судна, Финеас Проктор имел шесть человек
команды; шестой из них был помощник Проктора, Нэд Тоббоган, на редкость неразговорчивый человек лет под тридцать, красивый и смуглый.
— Итак, — сказал Гез, когда мы уселись, — я мог бы взять пассажира только с разрешения Брауна. Но, признаюсь, я против пассажира на грузовом
судне. С этим всегда выходят какие-нибудь неприятности или хлопоты. Кроме того, моя
команда получила вчера расчет, и я не знаю, скоро ли соберу новый комплект. Возможно, что «Бегущая» простоит месяц, прежде чем удастся наладить рейс. Советую вам обратиться к другому капитану.
Ефим был рад присутствию молодого хозяина, который не делал ему за всякую оплошность замечаний, уснащенных крепкой руганью; а хорошее настроение двух главных лиц на
судне прямыми лучами падало на всю
команду.
Я сажусь «в тую ж фигуру», то есть прилаживаюсь к правому веслу так же, как Евстигней у левого.
Команда нашего
судна, таким образом, готова. Иванко, на лице которого совершенно исчезло выражение несколько гнусавой беспечности, смотрит на отца заискрившимися, внимательными глазами. Тюлин сует шест в воду и ободряет сына: «Держи, Иванко, не зевай, мотри». На мое предложение — заменить мальчика у руля — он совершенно не обращает внимания. Очевидно, они полагаются друг на друга.
Я видел уже себя отданным под
суд, я слышал уже неизбежный приговор судей моих… в ушах моих раздавались ужасные слова: «По сентенции военного
суда, подпоручик Двинской, за самовольную отлучку от
команды во время сражения с неприятелем…» Милосердый боже!..
Незадолго перед тем, в числе прочей
команды вновь отстроенного парохода «Валкирия», я был послан принять это
судно от судостроительной верфи Ратнера и K° в Лисс, где мы и застряли, так как заболела почти вся нанятая для «Валкирии»
команда.
Осмеянный и обруганный, он бросил все свои хлопоты о волонтерной
команде и опять взялся за свой кандидатский экзамен с целию сдать его и со временем искать места присяжного поверенного при ожидавшихся тогда новых
судах.
— Нашей
команды, ваше превосходительство, сошел с ума на похвальном. Сначала увещевали мерами кротости, потом под арест… Начальник родительским образом усовещивал; а тот ему: па-хвально, па-хвально! И странно: мужественный был офицер, девяти вершков росту. Хотели под
суд отдать, но заметили, что помешанный.
В самом деле, чистота везде была образцовая. Даже эта оскорбляющая морской глаз старшего офицера «деревня» — как называл он бак, где находились быки, бараны, свиньи и различная птица в клетках, — была доведена до возможной степени чистоты. Везде лежали чистые подстилки, и стараниями матросов четыре уцелевших еще быка (один уже был убит и съеден
командой и офицерами), бараны и даже свиньи имели вполне приличный вид, достойный пассажиров такого образцового военного
судна, как «Коршун».
— Баркас [Баркас — самое большое гребное
судно. Бывает и паровое.] к спуску! — раздалась
команда.
Исследовав в подробности дело и допросив капитана, офицеров и
команду клипера, комиссия единогласно пришла к заключению, что командир клипера нисколько не виноват в постигшем его несчастье и не мог его предотвратить и что им были приняты все необходимые меры для спасения вверенного ему
судна и людей.
И вслед за
командой боцмана начинается та обычная ежедневная чистка и уборка всего корвета, педантичная и тщательная, похожая на чистку в голландских городах, которая является не просто работой, а каким-то священным культом на военных
судах и составляет предмет особенной заботливости старшего офицера, искренне страдающего при виде малейшего пятнышка на палубе или медного кнехта, не блестящего, подобно золоту.
— Только вы один во всем этом и виноваты, — резко сказал Селюков. — Вот, недалеко от нас дивизионный лазарет: смотритель собрал
команду и объявил, что первого же, кто попадется в мародерстве, он отдаст под
суд. И мародерства нет. Но, конечно, он при этом покупает солдатам и припасы и дрова.
Но Александр Васильевич должен был тяжко отвечать за свою славу. Генерал Веймарн отнял у него
команду и отдал его под военный
суд за ослушание. Он имел на то полное право.
В последнем полагалось содержать 12 линейных кораблей, 20 фрегатов, 23 ластовых и перевозных
судов, 3 камеля и 13 500 человек флотской, солдатской и артиллерийской
команды, не считая портовых и адмиралтейских.
Петр немедленно приказал всем лодкам, числом до тридцати, построиться на два отделения; одному, под
командою Меншикова, пристать у берега острова в лесу с тем, чтобы это отделение, по первому условленному сигналу, напало на ближайшее неприятельское
судно; а сам, по обыкновению своему, предоставя себе труднейший подвиг, с остальными лодками отправился далее на взморье в обход неприятеля.