Неточные совпадения
— Вы, как я
слышал, собираетесь вступить в брак с дочерью моего прихожанина и сына духовного,
князя Щербацкого? — прибавил он с улыбкой. — Прекрасная девица!
Вы
слышали от отцов и дедов, в какой чести у всех была земля наша: и грекам дала знать себя, и с Царьграда брала червонцы, и города были пышные, и храмы, и
князья,
князья русского рода, свои
князья, а не католические недоверки.
Князь,
князь! ох, этот
князь, по палам, сам чуть
тышит!
Князь,
слышали?
— Из господ?
Князь? Не допускаю — врешь! Где поп? Священник, а?
Князей хоронят с музыкой, сволочь! Убили? Братцы —
слышали? Кого убивают?
Но не успел я даже удивиться, как вдруг
услышал голос
князя, с кем-то громко говорившего и возвращавшегося в кабинет.
Я мельком
слышал, однако, что этот
князь и везде задавал пыли, где только мог, — и здесь, и в Москве, и в прежнем полку, и в Париже, — что он даже игрок и что у него долги.
Так болтая и чуть не захлебываясь от моей радостной болтовни, я вытащил чемодан и отправился с ним на квартиру. Мне, главное, ужасно нравилось то, что Версилов так несомненно на меня давеча сердился, говорить и глядеть не хотел. Перевезя чемодан, я тотчас же полетел к моему старику
князю. Признаюсь, эти два дня мне было без него даже немножко тяжело. Да и про Версилова он наверно уже
слышал.
— Оставим, — сказал Версилов, странно посмотрев на меня (именно так, как смотрят на человека непонимающего и неугадывающего), — кто знает, что у них там есть, и кто может знать, что с ними будет? Я не про то: я
слышал, ты завтра хотел бы выйти. Не зайдешь ли к
князю Сергею Петровичу?
— Нет, это я ей передал, а
слышал, как говорил давеча Нащокин
князю Сергею Петровичу у него в гостях.
Она меня не могла знать в лицо, но, конечно,
слышала, что я хожу к
князю.
Князь проснулся примерно через час по ее уходе. Я
услышал через стену его стон и тотчас побежал к нему; застал же его сидящим на кровати, в халате, но до того испуганного уединением, светом одинокой лампы и чужой комнатой, что, когда я вошел, он вздрогнул, привскочил и закричал. Я бросился к нему, и когда он разглядел, что это я, то со слезами радости начал меня обнимать.
— Успокойтесь же, — встал я, захватывая шляпу, — лягте спать, это — первое. А
князь Николай Иванович ни за что не откажет, особенно теперь на радостях. Вы знаете тамошнюю-то историю? Неужто нет? Я
слышал дикую вещь, что он женится; это — секрет, но не от вас, разумеется.
— Об этой идее я, конечно,
слышал, и знаю все; но я никогда не говорил с
князем об этой идее. Я знаю только, что эта идея родилась в уме старого
князя Сокольского, который и теперь болен; но я никогда ничего не говорил и в том не участвовал. Объявляя вам об этом единственно для объяснения, позволю вас спросить, во-первых: для чего вы-то со мной об этом заговорили? А во-вторых, неужели
князь с вами о таких вещах говорит?
—
Слышите,
князь, — вопил я ему через стол в исступлении, — они меня же вором считают, тогда как меня же здесь сейчас обокрали! Скажите же им, скажите им обо мне!
Нехлюдов, не желая встречаться с тем, чтоб опять прощаться, остановился, не доходя до двери станции, ожидая прохождения всего шествия. Княгиня с сыном, Мисси, доктор и горничная проследовали вперед, старый же
князь остановился позади с свояченицей, и Нехлюдов, не подходя близко,
слышал только отрывочные французские фразы их разговора. Одна из этих фраз, произнесенная
князем, запала, как это часто бывает, почему-то в память Нехлюдову, со всеми интонациями и звуками голоса.
В петушьем крике Суворова, как в собачьем паштете
князя Долгорукова, в диких выходках Измайлова, в полудобровольном безумии Мамонова и буйных преступлениях Толстого-Американца я
слышу родственную ноту, знакомую нам всем, но которая у нас ослаблена образованием или направлена на что-нибудь другое.
Золотухиной, которая вообще в своих предприятиях была удачлива, посчастливилось и на этот раз. Когда она явилась в Отраду, супруги были одни и скучали. Впрочем,
князь,
услышав, что приехала «в гости» какая-то вдова Золотухина, да притом еще Марья Маревна, хотел было ощетиниться, но, по счастью, Селина Архиповна была в добром расположении духа и приказала просить.
— Но отчего же вы не обратились ко мне? я бы давно с величайшей готовностью… Помилуйте! я сам сколько раз
слышал, как
князь [Подразумевается
князь Дмитрий Владимирович Голицын, тогдашний московский главнокомандующий.] говорил: всякий дворянин может войти в мой дом, как в свой собственный…
— Да что,
князь, ты и сам как-нибудь к этакой не попал ли? Я кое-что
слышал про тебя, если правда?
Я
слышал, как давеча рассказывал
князь N.: разве это не простодушный, не вдохновенный юмор, разве это не истинное добродушие?
Затем подошел к
князю, крепко сжал и потряс ему обе руки и объявил, что, конечно, он вначале, как
услышал, был враг, что и провозгласил за бильярдом, и не почему другому, как потому, что прочил за
князя и ежедневно, с нетерпением друга, ждал видеть за ним не иначе как принцессу де Роган; но теперь видит сам, что
князь мыслит по крайней мере в двенадцать раз благороднее, чем все они «вместе взятые»!
— Он! Он! — проговорил он тихо, но торжественно, — как живой!
Слышу, повторяют знакомое и дорогое имя, и припомнил безвозвратное прошлое…
Князь Мышкин?
В эту минуту в отворенные двери выглянуло из комнат еще одно лицо, по-видимому, домашней экономки, может быть, даже гувернантки, дамы лет сорока, одетой в темное платье. Она приблизилась с любопытством и недоверчивостью,
услышав имена генерала Иволгина и
князя Мышкина.
— Не понимаю вас, Афанасий Иванович; вы действительно совсем сбиваетесь. Во-первых, что такое «при людях»? Разве мы не в прекрасной интимной компании? И почему «пети-жё»? Я действительно хотела рассказать свой анекдот, ну, вот и рассказала; не хорош разве? И почему вы говорите, что «не серьезно»? Разве это не серьезно? Вы
слышали, я сказала
князю: «как скажете, так и будет»; сказал бы да, я бы тотчас же дала согласие, но он сказал нет, и я отказала. Тут вся моя жизнь на одном волоске висела; чего серьезнее?
Дальнейшего
князь не
услышал, потому что камердинер начал шептать. Гаврила Ардалионович слушал внимательно и поглядывал на
князя с большим любопытством, наконец перестал слушать и нетерпеливо приблизился к нему.
Генерал был удовлетворен. Генерал погорячился, но уж видимо раскаивался, что далеко зашел. Он вдруг оборотился к
князю, и, казалось, по лицу его вдруг прошла беспокойная мысль, что ведь
князь был тут и все-таки
слышал. Но он мгновенно успокоился, при одном взгляде на
князя можно была вполне успокоиться.
К стыду своему,
князь был до того рассеян, что в самом начале даже ничего и не
слышал, и когда генерал остановился пред ним с каким-то горячим вопросом, то он принужден был ему сознаться, что ничего не понимает.
— Я тоже хочу, чтобы кончилась наконец эта гнусная претензия, — вскричала генеральша, — хорошенько их,
князь, не щади! Мне уши этим делом прожужжали, и я много крови из-за тебя испортила. Да и поглядеть любопытно. Позови их, а мы сядем. Аглая хорошо придумала. Вы об этом что-нибудь
слышали,
князь? — обратилась она к
князю Щ.
— Насчет жизни в тюрьме можно еще и не согласиться, — сказал
князь, — я
слышал один рассказ человека, который просидел в тюрьме лет двенадцать; это был один из больных у моего профессора и лечился.
Генеральша была ревнива к своему происхождению. Каково же ей было, прямо и без приготовления,
услышать, что этот последний в роде
князь Мышкин, о котором она уже что-то
слышала, не больше как жалкий идиот и почти что нищий, и принимает подаяние на бедность. Генерал именно бил на эффект, чтобы разом заинтересовать, отвлечь все как-нибудь в другую сторону.
— Этот Лебедев интригует против вас,
князь, ей-богу! Они хотят вас под казенную опеку взять, можете вы себе это представить, со всем, со свободною волей и с деньгами, то есть с двумя предметами, отличающими каждого из нас от четвероногого!
Слышал, доподлинно
слышал! Одна правда истинная!
— Но ведь если вы, наконец, господин Бурдовский, не желаете здесь говорить, — удалось наконец вклеить
князю, чрезвычайно пораженному таким началом, — то говорю вам, пойдемте сейчас в другую комнату, а о вас всех, повторяю вам, сию минуту только
услышал…
— А я и
слышала, — подхватила Аглая. Все три опять засмеялись.
Князь засмеялся вместе с ними.
Он был человек и в самом деле несколько добрый; но в числе причин его любопытства относительно
князя, в течение вечера, была и давнишняя история
князя с Настасьей Филипповной; об этой истории он кое-что
слышал и очень даже интересовался, хотел бы даже и расспросить.
— Договаривайте,
князь, — особенно плавно протянул он, — договаривайте. Я снисходителен, говорите все: признайтесь, что вам смешна даже мысль видеть пред собой человека в настоящем его унижении и… бесполезности, и в то же время
слышать, что этот человек был личным свидетелем… великих событий. Он ничего еще не успел вам… насплетничать?
Застав свидание и
слыша странные слова дочери, Лизавета Прокофьевна была ужасно испугана, по многим причинам; но приведя теперь с собой
князя, струсила, что начала дело: «Почему ж Аглая не могла бы встретиться и разговориться с
князем в парке, даже, наконец, если б это было и наперед условленное у них свидание?»
— Дома, все, мать, сестры, отец,
князь Щ., даже мерзкий ваш Коля! Если прямо не говорят, то так думают. Я им всем в глаза это высказала, и матери, и отцу. Maman была больна целый день; а на другой день Александра и папаша сказали мне, что я сама не понимаю, что вру и какие слова говорю. А я им тут прямо отрезала, что я уже всё понимаю, все слова, что я уже не маленькая, что я еще два года назад нарочно два романа Поль де Кока прочла, чтобы про всё узнать. Maman, как
услышала, чуть в обморок не упала.
— Стало быть, это правда! — вскричал
князь в тревоге. — Я
слышал, но всё еще не хотел верить.
—
Слышу, — твердо прошептал
князь.
— Совсем здоров и очень рад вас узнать, много
слышал и даже говорил о вас с
князем Щ., — ответил Лев Николаевич, подавая руку.
Князь припомнил, что как будто и сам он что-то в этом роде уже
слышал, но, разумеется, не обратил внимания.
—
Слышишь,
князь, — обратилась к нему Настасья Филипповна, — вот как твою невесту мужик торгует.
«Требуем, а не просим, и никакой благодарности от нас не
услышите, потому что вы для удовлетворения своей собственной совести делаете!» Экая мораль: да ведь коли от тебя никакой благодарности не будет, так ведь и
князь может сказать тебе в ответ, что он к Павлищеву не чувствует никакой благодарности, потому что и Павлищев делал добро для удовлетворения собственной совести.
Очевидно,
князя представляли как что-то редкое (и пригодившееся всем как выход из фальшивого положения), чуть не совали к Настасье Филипповне;
князь ясно даже
услышал слово «идиот», прошептанное сзади его, кажется, Фердыщенкой, в пояснение Настасье Филипповне.
— Видите,
слышите, как он меня срамит,
князь! — покраснев и действительно выходя из себя, вскричал Лебедев.
— Конечно,
слышал, у вас же. Но мне особенно на этих молодых людей поглядеть хочется, — ответил
князь Щ.
— Вот,
князь, — сказала Аглая, положив на столик свой альбом, — выберите страницу и напишите мне что-нибудь. Вот перо, и еще новое. Ничего что стальное? Каллиграфы, я
слышала, стальными не пишут.
— Значит, в самом деле княгиня! — прошептала она про себя как бы насмешливо и, взглянув нечаянно на Дарью Алексеевну, засмеялась. — Развязка неожиданная… я… не так ожидала… Да что же вы, господа, стоите, сделайте одолжение, садитесь, поздравьте меня с
князем! Кто-то, кажется, просил шампанского; Фердыщенко, сходите, прикажите. Катя, Паша, — увидала она вдруг в дверях своих девушек, — подите сюда, я замуж выхожу,
слышали? За
князя, у него полтора миллиона, он
князь Мышкин и меня берет!
Случайно
услышав разговор о приключившемся с кем-то припадке, он бросился на место, по верному предчувствию, и узнал
князя.
На трагическое же изложение, со стороны Лебедева, предстоящего вскорости события доктор лукаво и коварно качал головой и наконец заметил, что, не говоря уже о том, «мало ли кто на ком женится», «обольстительная особа, сколько он, по крайней мере,
слышал, кроме непомерной красоты, что уже одно может увлечь человека с состоянием, обладает и капиталами, от Тоцкого и от Рогожина, жемчугами и бриллиантами, шалями и мебелями, а потому предстоящий выбор не только не выражает со стороны дорогого
князя, так сказать, особенной, бьющей в очи глупости, но даже свидетельствует о хитрости тонкого светского ума и расчета, а стало быть, способствует к заключению противоположному и для
князя совершенно приятному…» Эта мысль поразила и Лебедева; с тем он и остался, и теперь, прибавил он
князю, «теперь, кроме преданности и пролития крови, ничего от меня не увидите; с тем и явился».