Неточные совпадения
Пианист снова загремел,
китаец, взмахнув руками, точно
падая, схватил Варвару, жестяный рыцарь подал руку толстой одалиске, но у него отстегнулся наколенник, и, пока он пристегивал его, одалиску увел полосатый клоун.
После того Манила не раз подвергалась нападениям
китайцев, даже японских пиратов, далее голландцев, которые завистливым оком заглянули и туда, наконец, англичан. Эти последние, воюя с испанцами,
напали, в 1762 году, и на Манилу и вконец разорили ее. Через год и семь месяцев мир был заключен и колония возвращена Испании.
Только индиец, растянувшись в лодке,
спит, подставляя под лучи то один, то другой бок; закаленная кожа у него ярко лоснится, лучи скользят по ней, не проникая внутрь, да
китайцы, с полуобритой головой, машут веслом или ворочают рулем, едучи на барке по рейду, а не то так работают около европейских кораблей, постукивая молотком или таская кладь.
А кто сюда
попадет, тот неминуемо коснется и вопроса о сходстве японцев с
китайцами.
Японцы надежнее
китайцев к возделанию; если
падет их система, они быстро очеловечатся, и теперь сколько залогов на успех!
По его словам, такой же тайфун был в 1895 году. Наводнение застало его на реке Даубихе, около урочища Анучино. Тогда на маленькой лодочке он спас заведующего почтово-телеграфной конторой, двух солдаток с детьми и четырех
китайцев. Два дня и две ночи он разъезжал на оморочке и снимал людей с крыш домов и с деревьев. Сделав это доброе дело, Дерсу ушел из Анучина, не дожидаясь полного
спада воды. Его потом хотели наградить, но никак не могли разыскать в тайге.
Это был старик,
китаец, зверолов, он всю ночь не
спал, а утром не решился переходить реку и возвратился назад.
— Раньше никакой люди первый зверя найти не могу. Постоянно моя первый его посмотри. Моя стреляй — всегда в его рубашке дырку делай. Моя пуля никогда ходи нету. Теперь моя 58 лет. Глаз худой стал, посмотри не могу. Кабарга стреляй — не
попал, дерево стреляй — тоже не
попал. К
китайцам ходи не хочу — их работу моя понимай нету. Как теперь моя дальше живи?
Наконец стало светать. Вспыхнувшую было на востоке зарю тотчас опять заволокло тучами. Теперь уже все было видно: тропу, кусты, камни, берег залива, чью-то опрокинутую вверх дном лодку. Под нею
спал китаец. Я разбудил его и попросил подвезти нас к миноносцу. На судах еще кое-где горели огни. У трапа меня встретил вахтенный начальник. Я извинился за беспокойство, затем пошел к себе в каюту, разделся и лег в постель.
То, что здесь ночевал один человек, положим, можно было усмотреть по единственному следу на песке; что он не
спал, видно было по отсутствию лежки около огня; что это был зверолов, Дерсу вывел заключение по деревянной палочке с зазубринками, которую употребляют обыкновенно для устройства западней на мелких четвероногих; что это был
китаец, он узнал по брошенным улам и по манере устраивать бивак.
По рассказам тазов, месяца два назад один тигр унес ребенка от самой фанзы. Через несколько дней другой тигр
напал на работавшего в поле
китайца и так сильно изранил его, что он в тот же день умер.
Наконец, покончив свою работу, я закрыл тетрадь и хотел было лечь
спать, но вспомнил про старика и вышел из фанзы. На месте костра осталось только несколько угольков. Ветер рвал их и разносил по земле искры. А
китаец сидел на пне так же, как и час назад, и напряженно о чем-то думал.
Старик
китаец не был похож на обыкновенных рабочих-китайцев. Эти руки с длинными пальцами, этот профиль и нос с горбинкой и какое-то особенное выражение лица говорили за то, что он
попал в тайгу случайно.
Я не дождался конца пирушки и рано лег
спать. Ночью сквозь щели в дверях я видел свет и слышал людские голоса, но пьянства, ссор и ругани не было.
Китайцы мирно разговаривали и рассуждали о грядущих событиях.
Теперь уже нам нечего было скрываться от
китайцев, поэтому мы отправились в первую попавшуюся фанзу и легли
спать. В полдень мы встали, напились чаю и затем пошли вверх по долине реки Дунгоу, что по-китайски означает Восточная
падь.
Видя меня сидящим за работой в то время, когда другие
спят,
китайцы объяснили это по-своему.
Но и на новых местах их ожидали невзгоды. По неопытности они посеяли хлеб внизу, в долине; первым же наводнением его смыло, вторым — унесло все сено; тигры поели весь скот и стали
нападать на людей. Ружье у крестьян было только одно, да и то пистонное. Чтобы не умереть с голода, они нанялись в работники к
китайцам с поденной платой 400 г чумизы в день. Расчет производили раз в месяц, и чумизу ту за 68 км должны были доставлять на себе в котомках.
Река Аохобе. — Лудева. — Береговая тропа. — Страшный зверь. — Три выстрела. — Бегство. — Бурый медведь. — Трофей, закопанный в землю. — Дерсу по следам восстанавливает картину борьбы с медведем. — Возвращение на бивак. — От реки Мутухе до Сеохобе. — Река Мутухе. — Отставшие перелетные птицы. — Лежбище сивучей. — Злоупотребление огнестрельным оружием. —
Пал. — Поиски бивака. — Дым и холодные утренники. — Озера около реки Сеохобе. — Хищничество
китайцев
Китайская заездка устраивается следующим образом: при помощи камней река перегораживается от одного берега до другого, а в середине оставляется небольшой проход. Вода просачивается между камнями, а рыба идет по руслу к отверстию и
падает в решето, связанное из тальниковых прутьев. 2 или 3 раза в сутки
китаец осматривает его и собирает богатую добычу.
Я
спал плохо, раза два просыпался и видел
китайцев, сидящих у огня. Время от времени с поля доносилось ржание какой-то неспокойной лошади и собачий лай. Но потом все стихло. Я завернулся в бурку и заснул крепким сном. Перед солнечным восходом
пала на землю обильная роса. Кое-где в горах еще тянулся туман. Он словно боялся солнца и старался спрятаться в глубине лощины. Я проснулся раньше других и стал будить команду.
Китаец говорил, что если мы будем идти целый день, то к вечеру дойдем до земледельческих фанз. Действительно, в сумерки мы дошли до устья Эрлдагоу (вторая большая
падь). Это чрезвычайно порожистая и быстрая река. Она течет с юго-запада к северо-востоку и на пути своем прорезает мощные порфировые пласты. Некоторые из порогов ее имеют вид настоящих водопадов. Окрестные горы слагаются из роговика и кварцита. Отсюда до моря около 78 км.
Я вылил в кружку весь ром и подал ему. В глазах
китайца я прочел выражение благодарности. Он не хотел пить один и указывал на моих спутников. Тогда мы все сообща стали его уговаривать. После этого старик выпил ром, забрался в свой комарник и лег
спать. Я последовал его примеру.
Внутри фанзы, по обе стороны двери, находятся низенькие печки, сложенные из камня с вмазанными в них железными котлами. Дымовые ходы от этих печей идут вдоль стен под канами и согревают их. Каны сложены из плитнякового камня и служат для спанья. Они шириной около 2 м и покрыты соломенными циновками. Ходы выведены наружу в длинную трубу, тоже сложенную из камня, которая стоит немного в стороне от фанзы и не превышает конька крыши.
Спят китайцы всегда голыми, головой внутрь фанзы и ногами к стене.
Китайцы, которым нужно
попасть на Динзахе, идут прямо через этот отрог, чем значительно сокращают расстояние и выигрывают во времени.
В сумерки пошел крупный дождь. Комары и мошки сразу куда-то исчезли. После ужина стрелки легли
спать, а мы с Дерсу долго еще сидели у огня и разговаривали. Он рассказывал мне о жизни
китайцев на Ното, рассказывал о том, как они его обидели — отобрали меха и ничего не заплатили.
Закусив немного холодной кашицей, оставленной от вчерашнего ужина, мы тронулись в путь. Теперь проводник-китаец повернул круто на восток. Сразу с бивака мы
попали в область размытых гор, предшествовавших Сихотэ-Алиню. Это были невысокие холмы с пологими склонами. Множество ручьев текло в разные стороны, так что сразу трудно ориентироваться и указать то направление, куда стремилась выйти вода.
По ту сторону перевала мы сразу
попали на тропинку, которая привела нас к фанзе соболевщика-китайца.
Здесь есть один только небольшой приток — Касафунова
падь, которую местные
китайцы называют Чамигоузой [Ча-ми-гоу-цзы — долина, в которой легко заблудиться.].
3 часа мы шли без отдыха, пока в стороне не послышался шум воды. Вероятно, это была та самая река Чау-сун, о которой говорил китаец-охотник. Солнце достигло своей кульминационной точки на небе и
палило вовсю. Лошади шли, тяжело дыша и понурив головы. В воздухе стояла такая жара, что далее в тени могучих кедровников нельзя было найти прохлады. Не слышно было ни зверей, ни птиц; только одни насекомые носились в воздухе, и чем сильнее припекало солнце, тем больше они проявляли жизни.
В верховьях Иман слагается из 2 рек, текущих с юга. Мы
попали на правую речку, которую
китайцы называют Ханихеза. От Сихотэ-Алиня до слияния их будет не менее 30 км.
Китайцы поделились со стрелками жидкой похлебкой, которую они сварили из листьев папоротника и остатков чумизы. После такого легкого ужина, чтобы не мучиться голодом, все люди легли
спать. И хорошо сделали, потому что завтра выступление было назначено еще раньше, чем сегодня.
Около реки мы нашли еще одну пустую юрту. Казаки и Бочкарев устроились в ней, а
китайцам пришлось
спать снаружи, около огня. Дерсу сначала хотел было поместиться вместе с ними, но, увидев, что они заготовляли дрова, не разбирая, какие попадались под руку, решил
спать отдельно.
Однажды, выйдя на рассвете прогуляться на бак, я увидел, как солдаты, женщины, дети, два
китайца и арестанты в кандалах крепко
спали, прижавшись друг к другу; их покрывала роса, и было прохладно.
Кажется, запой у него под самым ухом Патти,
напади на Россию полчища
китайцев, случись землетрясение, он не пошевельнется ни одним членом и преспокойно будет смотреть прищуренным глазом в свой микроскоп. Одним словом, до Гекубы ему нет никакого дела. Я бы дорого дал, чтобы посмотреть, как этот сухарь
спит со своей женой.
Наталья рубит кухонным ножом лёд в медном тазу, хрустящие удары сопровождает лязг меди и всхлипывания женщины. Никите видно, как её слёзы
падают на лёд. Жёлтенький луч солнца проник в комнату, отразился в зеркале и бесформенным пятном дрожит на стене, пытаясь стереть фигуры красных, длинноусых
китайцев на синих, как ночное небо, обоях.
На стену
падал масляный свет луны, в нём
китайцы были бойчее, быстрей шли и вверх, и вниз.
Это были пустые, тогда еще совсем не заселенные гавани и рейды, — по берегам которых ютилось несколько хижин манз (беглых
китайцев), занимавшихся на своих утлых лодчонках добычей морской капусты, — с девственными лесами, в которых, по словам манз, бродили тигры и по зимам даже заходили к поселкам,
нападая на скот и, случалось, на неосторожных людей.
— Как же ты
попала сюда? — недоумевающе спросил Бобка. — Когда мы вошли в портретную, то у
китайца не было головы и Антон сказал, что ее съели крысы.
Главный врач нанял китайца-проводника, но, по своей торгашеской привычке, не условился предварительно о цене, а просто сказал, что «моя тебе плати чен (деньги)».
Китаец повел нас. Снег все
падал, было холодно и мокро. Подвигались мы вперед медленно. К ночи остановились в большой деревне за семь верст от железной дороги.
О хунхузах, между тем, и слыхом не слыхать,
китайцы мирно купаются в грязи, напрягая все усилия своего китайского ума исключительно на придумывание способов содрать с тароватых русских втрое, вчетверо, вдесятеро дороже за продаваемую вещь или тот или другой товар… Не уступают им в этом стремлении и другие собравшийся сюда, как вороны на
падаль, тёмный люд, греки, грузины, армяне, пооткрывавшие здесь разные вертепы под громким прозвищем гостиниц «Париж», «Интернациональ», «Полтава» и проч.