Неточные совпадения
— Я думаю, что у него очень хорошая мысль, — ответил он. — О фирме, разумеется, мечтать заранее не надо, но пять-шесть
книг действительно можно издать с несомненным успехом. Я и сам знаю одно сочинение, которое непременно пойдет. А что
касается до того, что он сумеет повести дело, так в этом нет и сомнения: дело смыслит… Впрочем, будет еще время вам сговориться…
Мебель соответствовала помещению: было три старых стула, не совсем исправных, крашеный стол в углу, на котором лежало несколько тетрадей и
книг; уже по тому одному, как они были запылены, видно было, что до них давно уже не
касалась ничья рука; и, наконец, неуклюжая большая софа, занимавшая чуть не всю стену и половину ширины всей комнаты, когда-то обитая ситцем, но теперь в лохмотьях, и служившая постелью Раскольникову.
За
книгами он стал еще более незаметен. Никогда не спрашивал ни о чем, что не
касалось его обязанностей, и лишь на второй или третий день, после того как устроился в углу, робко осведомился...
Клим услышал нечто полупонятное, как бы некий вызов или намек. Он вопросительно взглянул на девушку, но она смотрела в
книгу. Правая рука ее блуждала в воздухе, этой рукой, синеватой в сумраке и как бы бестелесной, Нехаева
касалась лица своего, груди, плеча, точно она незаконченно крестилась или хотела убедиться в том, что существует.
Эта идея привела меня в бешенство; я разлегся еще больше и стал перебирать
книгу с таким видом, как будто до меня ничего не
касается.
Сначала ответ на этот вопрос Нехлюдов надеялся найти в
книгах и купил всё то, что
касалось этого предмета.
Влияние Грановского на университет и на все молодое поколение было огромно и пережило его; длинную светлую полосу оставил он по себе. Я с особенным умилением смотрю на
книги, посвященные его памяти бывшими его студентами, на горячие, восторженные строки об нем в их предисловиях, в журнальных статьях, на это юношески прекрасное желание новый труд свой примкнуть к дружеской тени,
коснуться, начиная речь, до его гроба, считать от него свою умственную генеалогию.
Одна лекция осталась у меня в памяти, — это та, в которой он говорил о
книге Мишле «Le Peuple» [«Народ» (фр.).] и о романе Ж. Санда «La Mare au Diable», [«Чертова лужа» (фр.).] потому что он в ней живо
коснулся живого и современного интереса.
[Эти цифровые сведения, взятые мною из приходских метрических
книг,
касаются одного только православного населения.]
— Не ты, так другие пойдут… Я тебе же добра желал, Родион Потапыч. А что
касается Балчуговских промыслов, так они о нас с тобой плакать не будут… Ты вот говоришь, что я ничего не понимаю, а я, может, побольше твоего-то смыслю в этом деле. Балчуговская-то дача рядом прошла с Кедровской — ну, назаявляют приисков на самой грани да и будут скупать ваше балчуговское золото, а запишут в свои
книги. Тут не разбери-бери… Вот это какое дело!
— Ну да, — продолжал невозмутимо Симановский, — я покажу ей целый ряд возможных произвести дома химических и физических опытов, которые всегда занимательны и полезны для ума и искореняют предрассудки. Попутно я объясню ей кое-что о строении мира, о свойствах материи. Что же
касается до Карла Маркса, то помните, что великие
книги одинаково доступны пониманию и ученого и неграмотного крестьянина, лишь бы было понятно изложено. А всякая великая мысль проста.
Не
касаясь вопроса о том, верно или неверно определение обязанности христианина по отношению к войне, которая устанавливается в обеих
книгах, нельзя не видеть практической важности и настоятельности решения этого вопроса.
Зная, что противоречие, существующее между учением Христа, которое мы на словах исповедуем, и всем строем нашей жизни нельзя распутать словами и,
касаясь его, можно только сделать его еще очевиднее, они с большей или меньшей ловкостью, делая вид, что вопрос о соединении христианства с насилием уже разрешен или вовсе не существует, обходят его [Знаю только одну не критику в точном смысле слова, но статью, трактующую о том же предмете и имеющую в виду мою
книгу, немного отступающую от этого общего определения.
— Ты не читай
книг, — сказал однажды хозяин. —
Книга — блуд, блудодейственного ума чадо. Она всего
касается, смущает, тревожит. Раньше были хорошие исторические
книги, спокойных людей повести о прошлом, а теперь всякая
книга хочет раздеть человека, который должен жить скрытно и плотью и духом, дабы защитить себя от диавола любопытства, лишающего веры…
Книга не вредна человеку только в старости.
Нет, веяние современного образования
коснулось и Обломова: он уже читал по выбору, сознательно. «Услышит о каком-нибудь замечательном произведении, — у него явится позыв познакомиться с ним: он ищет, просит
книги, и, если принесут скоро, он примется за нее, у него начнет формироваться идея о предмете; еще шаг, и он овладел бы им, а посмотришь, он уже лежит, глядя апатически в потолок, а
книга лежит подле него недочитанная, непонятая…
[В
книге о жизни Брянчанинова, на стр. 15-й упоминается, что «в то время разнообразные религиозные идеи занимали столицу северную, препирались и боролись между собою», но не показано, как эта борьба
касалась Брянчанинова и Чихачева, а не
касаться их она не могла.
Что
касается до Павла, то он разложил свои
книги, в намерении заниматься.
Что
касается до
книг, то мы уже говорили выше, много ли значения могли иметь они и какие затруднения встретились им тотчас же, как только стало похоже на то, что они приобретают самостоятельное значение.
Все это предметы чрезвычайно интересные, и иностранцы, не знающие автора, могли ожидать, что найдут в его
книге вполне основательное и беспристрастное изложение всего, что
касается судеб России, тем более что сочинение г. Жеребцова является при обстоятельствах чрезвычайно благоприятных.
Вставши утром, она тотчас же бралась за
книгу и читала, сидя на террасе в глубоком кресле, так что ножки ее едва
касались земли, или пряталась с
книгой в липовой аллее, или шла за ворота в поле.
Мирович(возвращая Толоконникову
книгу). Статья эта нисколько не
касается нашего случая!.. Это сказано для последующих сдач, а при первоначальном приеме всякий подряд принимается по контракту: в контракте говорится, что щебенной слой должен быть равномерный в четыре вершка, он и должен быть таким!
— Она у меня любит
книги читать, — задумчиво сказал лесник. — Дух этот новый и её
касается. Я смеюсь ей — кто тебя, Еленка, учёную-то замуж возьмёт? А она, глупая, сердится! На днях здесь Ольга Давыдовна была, — знаешь, сухопаренькая учительница из Малинок? — так говорит: пришло, дескать, время русскому народу перехода через чёрное море несчастья своего в землю светлую, обетованную — да-а!
Калашников чему-то усмехнулся и поманил ее к себе пальцем. Она подошла к столу, и он показал ей в
книге на пророка Илию, который правил тройкою лошадей, несущихся к небу. Любка облокотилась на стол; коса ее перекинулась через плечо — длинная коса, рыжая, перевязанная на конце красной ленточкой, — и едва не
коснулась пола. И она тоже усмехнулась.
Г-н Тегоборский говорит в
книге, недавно вышедшей в Париже и посвященной императору Николаю, что эта система раздела земель кажется ему неблагоприятною для земледелия (как будто ее цель — успехи земледелия!), но, впрочем, прибавляет: «Трудно устранить эти неудобства, потому что эта система делений связана с устройством наших общин, до которого
коснуться было бы опасно: оно построено на ее основной мысли об единстве общины и о праве каждого члена на часть общинного владения, соразмерную его силам, поэтому оно поддерживает общинный дух, этот надежный оплот общественного порядка.
С плеч упало тяжелое бремя,
Написал я четыре главы.
«Почему же не новое время,
А недавнее выбрали вы? —
Замечает читатель, живущий
Где-нибудь в захолустной дали. —
Сцены, очерки жизни текущей
Мы бы с большей охотой прочли.
Ваши
книги расходятся худо!
А зачем же вчерашнее блюдо,
Вместо свежего, ставить на стол?
Чем в прошедшем упорно копаться,
Не гораздо ли лучше
касатьсяНовых язв, народившихся зол...
Я уже сказал в начале этой главы, что здесь, в этих личных воспоминаниях, я не хочу повторяться и лишь кратко
коснусь многого, что вошло в мою
книгу"Столицы мира".
В этой вдохновенной речи Долгополое
коснулся и этической и общественной стороны
книги, указывал на ее огромное значение не только сейчас, Но и для дальнейшего.
Она перешла к анализу своего собственного отношения к Николаю Павловичу: она с некоторых пор с особенным удовольствием стала встречать его, дни, когда он не приходил, казались ей как-то длиннее, скучнее, однообразнее, ей нравился его мягкий, звучный голос, она с особым вниманием прислушивалась к чтению им ею уже несколько раз прочитанных
книг, к рассказам из его жизни, из его службы, — все, что
касалось его, живо интересовало ее.