Зарубин и Мясников поехали в город для повестки народу,а незнакомец, оставшись у Кожевникова, объявил ему, что он император Петр III, что слухи о смерти его были ложны, что он, при помощи
караульного офицера, ушел в Киев, где скрывался около года; что потом был в Цареграде и тайно находился в русском войске во время последней турецкой войны; что оттуда явился он на Дону и был потом схвачен в Царицыне, но вскоре освобожден верными казаками; что в прошлом году находился он на Иргизе и в Яицком городке, где был снова пойман и отвезен в Казань; что часовой, подкупленный за семьсот рублей неизвестным купцом, освободил его снова; что после подъезжал он к Яицкому городку, но, узнав через одну женщину о строгости, с каковою ныне требуются и осматриваются паспорта, воротился на Сызранскую дорогу, по коей скитался несколько времени, пока наконец с Таловинского умета взят Зарубиным и Мясниковым и привезен к Кожевникову.
Полковник Манштейн бросился на герцога и держал его, пока не вошли в комнату гренадеры. Они схватили его, а так как он, в одном белье, вырываясь, бил их кулаками и кричал благим матом, то они принуждены были заткнуть ему рот носовым платком, а внеся в приемную, связать. Регента посадили в карету фельдмаршала Миниха с одним из
караульных офицеров. Солдаты окружили карету. Таким образом, пленник был доставлен в Зимний дворец. Другой отряд гренадер арестовал Бестужева.
Неточные совпадения
Мы отправились далее. Стало смеркаться. Мы приближились к городку, где, по словам бородатого коменданта, находился сильный отряд, идущий на соединение к самозванцу. Мы были остановлены
караульными. На вопрос: кто едет? — ямщик отвечал громогласно: «Государев кум со своею хозяюшкою». Вдруг толпа гусаров окружила нас с ужасною бранью. «Выходи, бесов кум! — сказал мне усастый вахмистр. [Вахмистр — унтер-офицер в кавалерии.] — Вот ужо тебе будет баня, и с твоею хозяюшкою!»
Я бросился на крыльцо.
Караульные не думали меня удерживать, и я прямо вбежал в комнату, где человек шесть гусарских
офицеров играли в банк. [Банк — карточная азартная игра.] Майор метал. Каково было мое изумление, когда, взглянув на него, узнал я Ивана Ивановича Зурина, некогда обыгравшего меня в симбирском трактире!
Никто не командовал ими, и, не обращая внимания на
офицера, начальника
караульного отряда, даже как бы не видя его, они входили в дверь дворца.
Поезжайте летом на кронштадтский рейд, на любой военный корабль, адресуйтесь к командиру, или старшему, или, наконец, к вахтенному (
караульному)
офицеру с просьбой осмотреть корабль, и если нет «авральной» работы на корабле, то я вам ручаюсь за самый приятный прием.
— Извольте обождать! — А дождь все сечет, сечет… Вдруг из
караульни кричит унтер-офицер: „Подвысь!“ — цепи загремели, и полосатая гильотина стала подыматься; мы подъехали под нее, цепи опять загремели, и бревно опустилось. Ну, думаю, попался! В
караульне какой-то кантонист прописывает паспорт.
После вечерней «зари» и до утренней генералов лишают церемониала отдания чести. Солдаты дремлют в
караульном доме, только сменяясь по часам, чтобы стеречь арестантов на двух постах: один под окнами «клоповника», а другой под окнами гауптвахты, выходящими тоже во двор, где содержались в отдельных камерах арестованные
офицеры.
— Да постой… да дурак ты… — уговаривал его унтер-офицер Бобылев. — Ведь я кто? Я же твой
караульный начальник, стало быть…
Наконец, уже после вечернего посещения доктора, вошел
караульный унтер-офицер, сосчитал всех больных, и палату заперли, внеся в нее предварительно ночной ушат…
Рано, еще до свету, едва только пробили зорю, отворили казармы, и вошедший считать арестантов
караульный унтер-офицер поздравил их всех с праздником.
Пьяный арестант, среди бела дня, в будний день, когда все обязаны были выходить на работу, при строгом начальнике, который каждую минуту мог приехать в острог, при унтер-офицере, заведующем каторжными и находящемся в остроге безотлучно; при
караульных, при инвалидах — одним словом, при всех этих строгостях совершенно спутывал все зарождавшиеся во мне понятия об арестантском житье-бытье.
Наконец, вошел
караульный унтер-офицер при тесаке и в каске, за ним два сторожа.
Днем унтер-офицеры,
караульные и вообще начальство могут во всякую минуту прибыть в острог, а потому все обитатели острога как-то и держат себя иначе, как будто не вполне успокоившись, как будто поминутно ожидая чего-то, в какой-то тревоге.
В кордегардии у острожных ворот барабан пробил зорю, и минут через десять
караульный унтер-офицер начал отпирать казармы.
Подлинно — у страха глаза велики: когда неприятельской
офицер выбежал из
караульни, то показался мне и красавцем и молодцом, а когда подошел ко мне поближе, то я увидел, что он дурен как смертный грех и по росту годился бы в бессменные форейторы.
По-видимому, это представлялось невозможным, так как о спасении погибавшего знали не только все
караульные, но знал и тот ненавистный инвалидный
офицер, который до сих пор, конечно, успел довести обо всем этом до ведома генерала Кокошкина.
В дворцовой
караульне все сейчас упомянутые обороты после принятия
офицером спасенного утопленника в свои сани были неизвестны.
На самом же деле Миллер был
офицер исправный и надежный, а дворцовый караул в тогдашнее время и не представлял ничего опасного. Пора была самая тихая и безмятежная. От дворцового караула не требовалось ничего, кроме точного стояния на постах, а между тем как раз тут, на
караульной очереди капитана Миллера при дворце, произошел весьма чрезвычайный и тревожный случай, о котором теперь едва вспоминают немногие из доживающих свой век тогдашних современников.
Когда капитан и вахтенный начальник отрапортовали адмиралу о благополучном состоянии «Коршуна», адмирал, протянув руку капитану, тихой походкой, с приложенной у козырька белой фуражки рукой, прошел вдоль фронта
офицеров, затем прошел мимо
караульных матросов, державших ружья «на караул», и, в сопровождении капитана и флаг-офицера, направился к матросам.
Чаще других
офицеров он был назначаем для несения внутренней дворцовой
караульной службы и, кроме того, приглашаем ко двору на маленькие собрания.
Ожидания его не оправдались. Он в числе немногих
офицеров, был оставлен в Петербурге, для несения
караульной службы.
Перед вечером,
караульный унтер-офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных.
8-го сентября в сарай к пленным вошел очень важный
офицер, судя по почтительности, с которою с ним обращались
караульные.