Неточные совпадения
Я с трепетом
ждал ответа Грушницкого; холодная злость овладела мною при мысли, что если б не случай, то я мог бы сделаться посмешищем этих дураков. Если б Грушницкий не согласился, я бросился б ему на шею. Но после некоторого молчания он встал с своего места, протянул руку
капитану и сказал очень важно: «Хорошо, я согласен».
Максим Максимыч сел за воротами на скамейку, а я ушел в свою комнату. Признаться, я также с некоторым нетерпением
ждал появления этого Печорина; хотя, по рассказу штабс-капитана, я составил себе о нем не очень выгодное понятие, однако некоторые черты в его характере показались мне замечательными. Через час инвалид принес кипящий самовар и чайник.
Мне предложил
капитан ехать с ним, но просил
подождать, пока он распорядится на фрегате.
Он знал, однако, со слов Катерины Ивановны, что отставной штабс-капитан человек семейный: «Или спят все они, или, может быть, услыхали, что я пришел, и
ждут, пока я отворю; лучше я снова постучусь к ним», — и он постучал.
Но зато в этот день, то есть в это воскресенье утром, у штабс-капитана
ждали одного нового доктора, приезжего из Москвы и считавшегося в Москве знаменитостью.
Когда на другое утро я проснулся и попросил у китайцев чаю, они указали на спящего Анофриева и шепотом сказали мне, что надо
подождать, пока не встанет «сам
капитан».
Приходил, покашливая в передней, кланялся
капитану, целовал руки у женщин и
ждал «стола».
Любопытно было взглянуть на этого дикаря, вандала-гунна-готфа, к которому еще Байрон взывал: arise ye, Goths! [восстаньте готы!] и которого давно уже не без страха
поджидает буржуа, и даже совсем было дождался в лице Парижской коммуны, если б маленький Тьер, споспешествуемый Мак-Магоном и удалым
капитаном Гарсеном 60, не поспешил на помощь и не утопил готфа в его собственной крови.
Того только и
ждал капитан.
Марья Тимофеевна, конечно,
ждала гостя, как и предварил
капитан; но когда Николай Всеволодович к ней вошел, она спала, полулежа на диване, склонившись на гарусную подушку.
— Да вы уже в самом деле не хотите ли что-нибудь заявить? — тонко поглядел он на
капитана. — В таком случае сделайте одолжение, вас
ждут.
Капитан поклонился, шагнул два шага к дверям, вдруг остановился, приложил руку к сердцу, хотел было что-то сказать, не сказал и быстро побежал вон. Но в дверях как раз столкнулся с Николаем Всеволодовичем; тот посторонился;
капитан как-то весь вдруг съежился пред ним и так и замер на месте, не отрывая от него глаз, как кролик от удава.
Подождав немного, Николай Всеволодович слегка отстранил его рукой и вошел в гостиную.
Я особенно припоминаю ее в то мгновение: сперва она побледнела, но вдруг глаза ее засверкали. Она выпрямилась в креслах с видом необычной решимости. Да и все были поражены. Совершенно неожиданный приезд Николая Всеволодовича, которого
ждали у нас разве что через месяц, был странен не одною своею неожиданностью, а именно роковым каким-то совпадением с настоящею минутой. Даже
капитан остановился как столб среди комнаты, разинув рот и с ужасно глупым видом смотря на дверь.
— Не ответил «почему?».
Ждете ответа на «почему»? — переговорил
капитан подмигивая. — Это маленькое словечко «почему» разлито во всей вселенной с самого первого дня миросоздания, сударыня, и вся природа ежеминутно кричит своему творцу: «Почему?» — и вот уже семь тысяч лет не получает ответа. Неужто отвечать одному
капитану Лебядкину, и справедливо ли выйдет, сударыня?
Всякий день
ждали, что нагрянет Степан Михайлович с капитан-исправником и земским судом, но прошла неделя, другая, третья — никто не приезжал…
Так или иначе, но я был здесь один в комнате, с неприятным стеснением, не зная, оставаться
ждать или выйти разыскивать
капитана. Вдруг я услышал шаги Геза, который сказал кому-то: «Она должна явиться немедленно».
— Т-так, — сказал Ганувер, потускнев, — сегодня все уходят, начиная с утра. Появляются и исчезают. Вот еще нет
капитана Орсуны. А я так
ждал этого дня…
Он передал девушку, послушную, улыбающуюся, в слезах, мрачному
капитану, который спросил: «Голубушка, хотите, посидим с вами немного?» — и увел ее. Уходя, она приостановилась, сказав: «Я буду спокойной. Я все объясню, все расскажу вам, — я вас
жду. Простите меня!»
Извините,
капитан,
Ответственность и служба мне велят
Немедленно войти в молельню. Мне
Не можно
ждать!
Ого! Должно быть, дон Йеронимо,
Тот новый член, которого из Рима
Они в Севилью
ждут, шутить не любит!
Мы их принять готовы. Боабдил,
Твои одежды нам пришлися кстати:
Забавный мы затеем маскарад.
Ты будешь
капитан, который в Кадикс
Йеронимо привез; ты ж, Лепорелло,
Ты — сам Йеронимо. Смотрите ж оба,
Я каждому его назначу роль.
У Рыбникова опять задергались губы. Эту привычку уже успел за ним заметить Щавинский. Во все время разговора, особенно когда штабс-капитан задавал вопрос и, насторожившись,
ждал ответа или нервно оборачивался на чей-нибудь пристальный взгляд, губы у него быстро дергались то в одну, то в другую сторону в странных гримасах, похожих на судорожные злобные улыбки. И в то же время он торопливо облизывал концом языка свои потрескавшиеся сухие губы, тонкие, синеватые, какие-то обезьяньи или козлиные губы.
— Куда ей самой! Не бабье дело, — с самодовольной улыбкой ответил
капитан. — Приказчик должон от нее приехать. Семь ден будем
ждать его, неделю значит, потом неустойка пойдет… Да тебе что?
— Пойдемте,
капитан! Пойдемте, господа! — проговорил снова появившийся мистер Вейль. — Король и королева
ждут вас в тронной зале.
Обойдя все порты и сделав описи некоторых, «Коршун» отправился в японский порт Хакодате и стоял там уже неделю, ожидая дальнейших инструкций от адмирала, который на флагманском корвете с двумя катерами был в Австралии, отдав приказание
капитану «Коршуна» быть в назначенное время в Хакодате и
ждать там предписания.
Теперь Володе оставалось только
ждать приказа, и тогда он будет стоять офицерскую вахту, то есть исполнять обязанности вахтенного начальника под ответственностью
капитана, как исполняли уже другие гардемарины. Тогда он и получит сразу целую кучу денег — во-первых, жалованье со времени производства его товарищей и, кроме того, экипировочные деньги. А деньги будут весьма кстати, так как золото, подаренное дядей-адмиралом, уже было совсем на исходе.
А там их
ждали важные новости. Утром пришел пароход из С.-Франциско и привез из России почту. В числе бумаг, полученных
капитаном, был приказ об отмене телесных наказаний и приказ о назначении контр-адмирала Корнева начальником эскадры Тихого океана. Он уже в Гонконге на корвете «Витязь», и от него получено предписание: идти «Коршуну» в Хакодате и там дожидаться адмирала.
— Ведите меня к
капитану… Надо сказать… надо донести… Разведку удалось произвести… Один эскадрон всего…. Венгерские гусары… Полка эрцгерцога Фердинанда… Вторые сутки на постое… Подожгли свою же деревню, подозревая жителей в укрывательстве наших казаков…
Ждут подкрепления, чтобы идти дальше… Но Горя, Горя!.. Его схватили, как шпиона… мне удалось убежать, умчаться на их коне, a он…
— О, Танасио! — горячо вырвалось из груди Иоле, — о, Танасио, о храбрости твоей знаем не только мы, простые смертные, но и Его Величество король и Его Высочество наш славный королевич Александр. A об юнаках наших нечего и говорить. Каждый из них взял за поговорку: храбр, как
капитан Танасио Петрович. Так они все говорят. Но, должно быть, впереди
ждет нас слишком непосильная задача. Да, они слишком многочисленны, да, Танасио, их тысячи тысяч, тогда как нас… И оттого ты так задумчив, дорогой брат.
До конца дней своих согласился бы Меркулов ходить к
капитану и
ждать в передней, если бы не Аксинья, требовавшая обратно деньги, вырученные за корову.
— Ты где это шатаешься? — встретил его
капитан. — Целый час
жду… Можешь мне мундир сшить?
— Ваше высокоблагородие, прикажите идти, меня их благородие
капитан Веревкин
ждут.
В дороге мы хорошо сошлись с одним
капитаном, Николаем Николаевичем Т., и двумя прапорщиками запаса. Шанцер, Гречихин, я и они трое, — мы решили не
ждать и ехать дальше хоть в теплушках. Нам сказали, что солдатские вагоны поезда, с которым мы сюда приехали, идут дальше, до Челябинска. В лабиринте запасных путей мы отыскали в темноте наш поезд. Забрались в теплушку, где было всего пять солдат, познакомились с ними и устроились на нарах. Была уже поздняя ночь, мы сейчас же залегли спать.
— Поздно,
капитан, поздно… Мы уж и
ждать перестали… Кажется, можно было бы почтить старика… Сам государь почтил… И гостеприимство московское следовало бы помнить.
Он понял, однако, что если Дибич послал те же сведения в Варшаву, то благоразумие требовало от цесаревича не покидать Польшу и быть готовым на всякий случай. Он сам со своей стороны должен был
поджидать результата полицейских мер, принятых графом Милорадовичем для ареста некоторых заговорщиков и для вызова
капитана Майбороды, за которым граф Милорадович послал своего адъютанта Мантейфеля. От этого
капитана, особенно упоминаемого в донесении Дибича, надеялись получить подробные сведения о заговоре.
Становой пристав и штабс-капитан Кусонский решили
ждать в деревне Язвах, пока ретивый десятник Осип Иванов с крестьянами не выследит шайку. Скоро Осип Иванов явился назад с вестями. Тогда становой Пуцило справедливо рассудил, что если с четвертого часу белого дня остаться ночевать в Язвах, то шайка может уйти; а потому несмотря на шедший дождь, он успел, как доносил он, воодушевить солдат и крестьян до того, что они охотно согласились преследовать мятежников.
Резцов пошел сделать обход своей части люнета.
Капитан Катаранов стоял в середине люнета. Положив голову в папахе на руку, он облокотился о бруствер и о чем-то думал. За последние две недели Катаранов стал совсем другим, чем прежде: был молчалив и угрюм, много пил; в пьяном виде ругал начальство, восхвалял японских генералов Куроки, Ояму, Нодзу, оглядывал всех злыми, вызывающими глазами и как будто
ждал возражений; а то плакал, бил себя кулаками в грудь и лез целоваться.