Неточные совпадения
Городничий. Что, Анна Андреевна? а? Думала ли ты что-нибудь об этом? Экой богатый приз, канальство! Ну, признайся откровенно: тебе и
во сне не виделось — просто из какой-нибудь городничихи и вдруг; фу-ты, канальство! с
каким дьяволом породнилась!
Краса и гордость русская,
Белели церкви Божии
По горкам, по холмам,
И с ними в славе спорили
Дворянские дома.
Дома с оранжереями,
С китайскими беседками
И с английскими парками;
На каждом флаг играл,
Играл-манил приветливо,
Гостеприимство русское
И ласку обещал.
Французу не привидится
Во сне,
какие праздники,
Не день, не два — по месяцу
Мы задавали тут.
Свои индейки жирные,
Свои наливки сочные,
Свои актеры, музыка,
Прислуги — целый полк!
Иной
во время пения
Стал на ноги, показывал,
Как шел мужик расслабленный,
Как сон долил голодного,
Как ветер колыхал.
Началось общее судбище; всякий припоминал про своего ближнего всякое, даже такое, что тому и
во сне не снилось, и так
как судоговорение было краткословное, то в городе только и слышалось: шлеп-шлеп-шлеп!
― Да,
сон, ― сказала она. ― Давно уж я видела этот
сон. Я видела, что я вбежала в свою спальню, что мне нужно там взять что-то, узнать что-то; ты знаешь,
как это бывает
во сне, ― говорила она, с ужасом широко открывая глаза, ― и в спальне, в углу стоит что-то.
— Нет, право забыл. Или я
во сне видел? Постой, постой! Да что ж сердиться! Если бы ты,
как я вчера, выпил четыре бутылки на брата, ты бы забыл, где ты лежишь. Постой, сейчас вспомню!
Сначала, когда говорилось о влиянии, которое имеет один народ на другой, Левину невольно приходило в голову то, что он имел сказать по этому предмету; но мысли эти, прежде для него очень важные,
как бы
во сне мелькали в его голове и не имели для него теперь ни малейшего интереса.
— Да, она нам призналась, что с того дня,
как увидела Печорина, он часто ей грезился
во сне и что ни один мужчина никогда не производил на нее такого впечатления. Да, они были счастливы!
Как полусонный, бродил он без цели по городу, не будучи в состоянии решить, он ли сошел с ума, чиновники ли потеряли голову,
во сне ли все это делается или наяву заварилась дурь почище
сна.
А уж там в стороне четыре пары откалывали мазурку; каблуки ломали пол, и армейский штабс-капитан работал и душою и телом, и руками и ногами, отвертывая такие па,
какие и
во сне никому не случалось отвертывать.
День, кажется, был заключен порцией холодной телятины, бутылкою кислых щей и крепким
сном во всю насосную завертку,
как выражаются в иных местах обширного русского государства.
Все те, которые прекратили давно уже всякие знакомства и знались только,
как выражаются, с помещиками Завалишиным да Полежаевым (знаменитые термины, произведенные от глаголов «полежать» и «завалиться», которые в большом ходу у нас на Руси, все равно
как фраза: заехать к Сопикову и Храповицкому, означающая всякие мертвецкие
сны на боку, на спине и
во всех иных положениях, с захрапами, носовыми свистами и прочими принадлежностями); все те, которых нельзя было выманить из дому даже зазывом на расхлебку пятисотрублевой ухи с двухаршинными стерлядями и всякими тающими
во рту кулебяками; словом, оказалось, что город и люден, и велик, и населен
как следует.
«Княжна, mon ange!» — «Pachette!» — «—Алина»! —
«Кто б мог подумать?
Как давно!
Надолго ль? Милая! Кузина!
Садись —
как это мудрено!
Ей-богу, сцена из романа…» —
«А это дочь моя, Татьяна». —
«Ах, Таня! подойди ко мне —
Как будто брежу я
во сне…
Кузина, помнишь Грандисона?»
«
Как, Грандисон?.. а, Грандисон!
Да, помню, помню. Где же он?» —
«В Москве, живет у Симеона;
Меня в сочельник навестил;
Недавно сына он женил.
Какие б чувства ни таились
Тогда
во мне — теперь их нет:
Они прошли иль изменились…
Мир вам, тревоги прошлых лет!
В ту пору мне казались нужны
Пустыни, волн края жемчужны,
И моря шум, и груды скал,
И гордой девы идеал,
И безыменные страданья…
Другие дни, другие
сны;
Смирились вы, моей весны
Высокопарные мечтанья,
И в поэтический бокал
Воды я много подмешал.
Все мечты мои,
во сне и наяву, были о нем: ложась спать, я желал, чтобы он мне приснился; закрывая глаза, я видел его перед собою и лелеял этот призрак,
как лучшее наслаждение.
Девушка вздохнула и осмотрелась. Музыка смолкла, но Ассоль была еще
во власти ее звонкого хора. Это впечатление постепенно ослабевало, затем стало воспоминанием и, наконец, просто усталостью. Она легла на траву, зевнула и, блаженно закрыв глаза, уснула — по-настоящему, крепким,
как молодой орех,
сном, без заботы и сновидений.
—
Какое мне дело, что вам в голову пришли там какие-то глупые вопросы, — вскричал он. — Это не доказательство-с! Вы могли все это сбредить
во сне, вот и все-с! А я вам говорю, что вы лжете, сударь! Лжете и клевещете из какого-либо зла на меня, и именно по насердке за то, что я не соглашался на ваши вольнодумные и безбожные социальные предложения, вот что-с!
Мысль эта иногда, даже
во сне, мучила его, но в первый еще раз она явилась ему так сознательно ярко,
как теперь, когда он шел к Свидригайлову.
Неужели уж столько может для них значить один какой-нибудь луч солнца, дремучий лес, где-нибудь в неведомой глуши холодный ключ, отмеченный еще с третьего года, и о свидании с которым бродяга мечтает
как о свидании с любовницей, видит его
во сне, зеленую травку кругом его, поющую птичку в кусте?
Наконец, пришло ему в голову, что не лучше ли будет пойти куда-нибудь на Неву? Там и людей меньше, и незаметнее, и
во всяком случае удобнее, а главное — от здешних мест дальше. И удивился он вдруг:
как это он целые полчаса бродил в тоске и тревоге, и в опасных местах, а этого не мог раньше выдумать! И потому только целые полчаса на безрассудное дело убил, что так уже раз
во сне, в бреду решено было! Он становился чрезвычайно рассеян и забывчив и знал это. Решительно надо было спешить!
Время серенькое, день удушливый, местность совершенно такая же,
как уцелела в его памяти: даже в памяти его она гораздо более изгладилась, чем представлялась теперь
во сне.
— Обидно стало.
Как вы изволили тогда приходить, может,
во хмелю, и дворников в квартал звали, и про кровь спрашивали, обидно мне стало, что втуне оставили и за пьяного вас почли. И так обидно, что
сна решился. А запомнивши адрес, мы вчера сюда приходили и спрашивали…
Или
во снеОн это видит? иль вся наша
И жизнь ничто,
как сон пустой,
Насмешка неба над землей?
Если б Варвара была дома — хорошо бы позволить ей приласкаться. Забавно она вздрагивает, когда целуешь груди ее. И — стонет,
как ребенок
во сне. А этот Гогин — остроумная шельма, «для пустой души необходим груз веры» — неплохо! Варвара, вероятно, пошла к Гогиным. Что заставляет таких людей,
как Гогин, помогать революционерам? Игра, азарт, скука жизни? Писатель Катин охотился, потому что охотились Тургенев, Некрасов. Наверное, Гогин пользуется успехом у модернизированных барышень,
как парикмахер у швеек.
—
Какой же ты, сукинов сын, преступник, — яростно шептал он. — Ты же — дурак и… и ты
во сне живешь, ты — добрейший человек, ведь вот ты что! Воображаешь ты, дурья башка! Паяц ты, актеришка и самозванец, а не преступник! Не Р-рокамболь, врешь! Тебе, сукинов сын, до Рокамболя,
как петуху до орла. И виновен ты в присвоении чужого звания, а не в краже со взломом, дур-рак!
— Не надо о покойниках, — попросил Лютов. И, глядя в окно, сказал: — Я вчера
во сне Одиссея видел,
каким он изображен на виньетке к первому изданию «Илиады» Гнедича; распахал Одиссей песок и засевает его солью. У меня, Самгин, отец — солдат, под Севастополем воевал,
во французов влюблен, «Илиаду» читает, похваливает: вот
как в старину благородно воевали! Да…
—
Во сне сколько ни ешь — сыт не будешь, а ты —
во сне онучи жуешь.
Какие мы хозяева на земле? Мой сын, студент второго курса, в хозяйстве понимает больше нас. Теперь, брат, живут по жидовской науке политической экономии, ее даже девчонки учат. Продавай все и — едем! Там деньги сделать можно, а здесь — жиды, Варавки, черт знает что… Продавай…
На человека иногда нисходят редкие и краткие задумчивые мгновения, когда ему кажется, что он переживает в другой раз когда-то и где-то прожитой момент.
Во сне ли он видел происходящее перед ним явление, жил ли когда-нибудь прежде, да забыл, но он видит: те же лица сидят около него,
какие сидели тогда, те же слова были произнесены уже однажды: воображение бессильно перенести опять туда, память не воскрешает прошлого и наводит раздумье.
Что ж за дело, что не на всякий взгляд ее он отвечает понятным взглядом, что не то звучит иногда в его голосе, что ей
как будто уже звучало однажды, не то
во сне, не то наяву… Это воображение, нервы: что слушать их и мудрить?
— Змея! — произнес Захар, всплеснув руками, и так приударил плачем,
как будто десятка два жуков влетели и зажужжали в комнате. — Когда же я змею поминал? — говорил он среди рыданий. — Да я и
во сне-то не вижу ее, поганую!
Она боялась впасть
во что-нибудь похожее на обломовскую апатию. Но
как она ни старалась сбыть с души эти мгновения периодического оцепенения,
сна души, к ней нет-нет да подкрадется сначала греза счастья, окружит ее голубая ночь и окует дремотой, потом опять настанет задумчивая остановка, будто отдых жизни, а затем… смущение, боязнь, томление, какая-то глухая грусть, послышатся какие-то смутные, туманные вопросы в беспокойной голове.
Он был
как будто один в целом мире; он на цыпочках убегал от няни, осматривал всех, кто где спит; остановится и осмотрит пристально,
как кто очнется, плюнет и промычит что-то
во сне; потом с замирающим сердцем взбегал на галерею, обегал по скрипучим доскам кругом, лазил на голубятню, забирался в глушь сада, слушал,
как жужжит жук, и далеко следил глазами его полет в воздухе; прислушивался,
как кто-то все стрекочет в траве, искал и ловил нарушителей этой тишины; поймает стрекозу, оторвет ей крылья и смотрит, что из нее будет, или проткнет сквозь нее соломинку и следит,
как она летает с этим прибавлением; с наслаждением, боясь дохнуть, наблюдает за пауком,
как он сосет кровь пойманной мухи,
как бедная жертва бьется и жужжит у него в лапах.
—
Как он смеет так говорить про моего барина? — возразил горячо Захар, указывая на кучера. — Да знает ли он, кто мой барин-то? — с благоговением спросил он. — Да тебе, — говорил он, обращаясь к кучеру, — и
во сне не увидать такого барина: добрый, умница, красавец! А твой-то точно некормленая кляча! Срам посмотреть,
как выезжаете со двора на бурой кобыле: точно нищие! Едите-то редьку с квасом. Вон на тебе армячишка, дыр-то не сосчитаешь!..
А между тем орлиным взором
В кругу домашнем ищет он
Себе товарищей отважных,
Неколебимых, непродажных.
Во всем открылся он жене:
Давно в глубокой тишине
Уже донос он грозный копит,
И, гнева женского полна,
Нетерпеливая жена
Супруга злобного торопит.
В тиши ночной, на ложе
сна,
Как некий дух, ему она
О мщенье шепчет, укоряет,
И слезы льет, и ободряет,
И клятвы требует — и ей
Клянется мрачный Кочубей.
Когда он проснулся, уже рассветало. Он вскочил и посмотрел вокруг удивленными, почти испуганными глазами,
как будто увидел
во сне что-то новое, неожиданное, точно Америку открыл.
— Да, лучше оставим, — сказала и она решительно, — а я слепо никому и ничему не хочу верить, не хочу! Вы уклоняетесь от объяснений, тогда
как я только вижу
во сне и наяву, чтоб между нами не было никакого тумана, недоразумений, чтоб мы узнали друг друга и верили… А я не знаю вас и… не могу верить!
— Кому ты это говоришь! — перебил Райский. —
Как будто я не знаю! А я только и
во сне, и наяву вижу,
как бы обжечься. И если б когда-нибудь обжегся неизлечимою страстью, тогда бы и женился на той… Да нет: страсти — или излечиваются, или, если неизлечимы, кончаются не свадьбой. Нет для меня мирной пристани: или горение, или —
сон и скука!
— Ах, очень!
Как вы писали, что приедете, я всякую ночь вижу вас
во сне, только совсем не таким…
— Ну, Иван Иваныч, не сердитесь, — сказала Анна Васильевна, — если опять забуду да свою трефовую даму побью. Она мне даже сегодня
во сне приснилась. И
как это я ее забыла! Кладу девятку на чужого валета, а дама на руках…
— А вот этого я и не хочу, — отвечала она, — очень мне весело, что вы придете при нем — я хочу видеть вас одного: хоть на час будьте мой — весь мой… чтоб никому ничего не досталось! И я хочу быть — вся ваша… вся! — страстно шепнула она, кладя голову ему на грудь. — Я ждала этого, видела вас
во сне, бредила вами, не знала,
как заманить. Случай помог мне — вы мой, мой, мой! — говорила она, охватывая его руками за шею и целуя воздух.
Покажись ты мне хоть разочек теперь, приснись ты мне хоть
во сне только, чтоб только я сказал тебе,
как люблю тебя, только чтоб обнять мне тебя и поцеловать твои синенькие глазки, сказать тебе, что я совсем тебя уж теперь не стыжусь, и что я тебя и тогда любил, и что сердце мое ныло тогда, а я только сидел
как лакей.
Сказав это, он вдруг ушел; я же остался, стоя на месте и до того в смущении, что не решился воротить его. Выражение «документ» особенно потрясло меня: от кого же бы он узнал, и в таких точных выражениях,
как не от Ламберта? Я воротился домой в большом смущении. Да и
как же могло случиться, мелькнуло
во мне вдруг, чтоб такое «двухлетнее наваждение» исчезло
как сон,
как чад,
как видение?
Сплю-то я обыкновенно крепко, храплю, кровь это у меня к голове приливает, а иной раз подступит к сердцу, закричу
во сне, так что Оля уж ночью разбудит меня: «Что это вы, говорит, маменька,
как крепко спите, и разбудить вас, когда надо, нельзя».
И вот, друг мой, и вот — это заходящее солнце первого дня европейского человечества, которое я видел
во сне моем, обратилось для меня тотчас,
как я проснулся, наяву, в заходящее солнце последнего дня европейского человечества!
Вы, конечно, бывали
во всевозможных балетах, видали много картин в восточном вкусе и потом забывали,
как минутную мечту,
как вздорный
сон, прервавший строгую думу, оторвавший вас от настоящей жизни?
Снится
как будто
во сне полоса берега, да между этой полосой и нашим фрегатом виден трепещущий парус рыбачьей лодки.
Здесь, одетые в легкое льняное пальто, без галстуха и жилета, сидя под тентом без движения, вы потеряете от томительного жара силу, и
как ни бодритесь, а тело клонится к дивану, и вы
во сне должны почерпнуть освежение организму.
Ночью
во сне я почувствовал, что
как будто еду опять верхом, скачу опять по рытвинам: это потащили нас по реке.
— «
Как, сама собой?» — «Нет, я
во сне задавил ее».
Барин помнит даже, что в третьем году Василий Васильевич продал хлеб по три рубля, в прошлом дешевле, а Иван Иваныч по три с четвертью. То в поле чужих мужиков встретит да спросит, то напишет кто-нибудь из города, а не то так, видно,
во сне приснится покупщик, и цена тоже. Недаром долго спит. И щелкают они на счетах с приказчиком иногда все утро или целый вечер, так что тоску наведут на жену и детей, а приказчик выйдет весь в поту из кабинета,
как будто верст за тридцать на богомолье пешком ходил.