Неточные совпадения
Городничий. Ну, слушайте же, Степан Ильич! Чиновник-то из Петербурга приехал.
Как вы
там распорядились?
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык
там обращаться с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой,
какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай,
какая курица! Дай жаркое!
Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Анна Андреевна. Я думаю, с
каким там вкусом и великолепием даются балы!
Там в городе таскаются офицеры и народ, а я,
как нарочно, задал тону и перемигнулся с одной купеческой дочкой…
Бобчинский. Я прошу вас покорнейше,
как поедете в Петербург, скажите всем
там вельможам разным: сенаторам и адмиралам, что вот, ваше сиятельство или превосходительство, живет в таком-то городе Петр Иванович Бобчинскнй. Так и скажите: живет Петр Иванович Бобчпиский.
Хлестаков. Возьмите, возьмите; это порядочная сигарка. Конечно, не то, что в Петербурге.
Там, батюшка, я куривал сигарочки по двадцати пяти рублей сотенка, просто ручки потом себе поцелуешь,
как выкуришь. Вот огонь, закурите. (Подает ему свечу.)
Разговаривает все на тонкой деликатности, что разве только дворянству уступит; пойдешь на Щукин — купцы тебе кричат: «Почтенный!»; на перевозе в лодке с чиновником сядешь; компании захотел — ступай в лавочку:
там тебе кавалер расскажет про лагери и объявит, что всякая звезда значит на небе, так вот
как на ладони все видишь.
Городничий. Я сам, матушка, порядочный человек. Однако ж, право,
как подумаешь, Анна Андреевна,
какие мы с тобой теперь птицы сделались! а, Анна Андреевна? Высокого полета, черт побери! Постой же, теперь же я задам перцу всем этим охотникам подавать просьбы и доносы. Эй, кто
там?
Городничий. Да,
там, говорят, есть две рыбицы: ряпушка и корюшка, такие, что только слюнка потечет,
как начнешь есть.
Городничий. О, черт возьми! нужно еще повторять!
как будто оно
там и без того не стоит.
Артемий Филиппович. Смотрите, чтоб он вас по почте не отправил куды-нибудь подальше. Слушайте: эти дела не так делаются в благоустроенном государстве. Зачем нас здесь целый эскадрон? Представиться нужно поодиночке, да между четырех глаз и того…
как там следует — чтобы и уши не слыхали. Вот
как в обществе благоустроенном делается! Ну, вот вы, Аммос Федорович, первый и начните.
Анна Андреевна. Послушай, Осип, а
как барин твой
там, в мундире ходит, или…
Дай только, боже, чтобы сошло с рук поскорее, а там-то я поставлю уж такую свечу,
какой еще никто не ставил: на каждую бестию купца наложу доставить по три пуда воску.
Городничий. Ступай сейчас за частным приставом; или нет, ты мне нужен. Скажи
там кому-нибудь, чтобы
как можно поскорее ко мне частного пристава, и приходи сюда.
Анна Андреевна. Ну что? Ну, рассказывайте: что и
как там?
Марья Антоновна (смотрит в окно).Что это
там как будто бы полетело? Сорока или
какая другая птица?
Здесь есть один помещик, Добчинский, которого вы изволили видеть; и
как только этот Добчинский куда-нибудь выйдет из дому, то он
там уж и сидит у жены его, я присягнуть готов…
Я знаю, вы любите охоту, но все на время лучше его принять, а
там,
как проедет ревизор, пожалуй, опять его можете повесить.
Добчинский. Ну, Анна Андреевна, я побегу теперь поскорее посмотреть,
как там он обозревает.
А любопытно взглянуть ко мне в переднюю, когда я еще не проснулся: графы и князья толкутся и жужжат
там,
как шмели, только и слышно: ж… ж… ж… Иной раз и министр…
Городничий. Чш! (Закрывает ему рот.)Эк
как каркнула ворона! (Дразнит его.)Был по приказанию!
Как из бочки, так рычит. (К Осипу.)Ну, друг, ты ступай приготовляй
там, что нужно для барина. Все, что ни есть в долге, требуй.
А
там опять на горочку —
Как грязи тут не быть?
В саван окутался Чертов овраг,
Ночью
там росы велики,
Зги не видать! только совы снуют,
Оземь ширяясь крылами,
Слышно,
как лошади листья жуют,
Тихо звеня бубенцами.
«А что у вас в селении
Ни старого ни малого,
Как вымер весь народ?»
— Ушли в село Кузьминское,
Сегодня
там и ярмонка
И праздник храмовой. —
«А далеко Кузьминское...
Я
там была нарядная,
Дородства и пригожества
Понакопила за зиму,
Цвела,
как маков цвет!
Начальство
там попряталось,
А жители под берегом,
Как войско, стали лагерем.
И жили
там помещики,
Владельцы именитые,
Каких теперь уж нет!
— Коли всем миром велено:
«Бей!» — стало, есть за что! —
Прикрикнул Влас на странников. —
Не ветрогоны тисковцы,
Давно ли
там десятого
Пороли?.. Не до шуток им.
Гнусь-человек! — Не бить его,
Так уж кого и бить?
Не нам одним наказано:
От Тискова по Волге-то
Тут деревень четырнадцать, —
Чай, через все четырнадцать
Прогнали,
как сквозь строй...
Лишь окатить бы душеньку,
А
там добудут шапочки,
Как отойдет базар.
Только горами не двигали,
А на редуты
как прыгали!
Зайцами, белками, дикими кошками,
Там и простился я с ножками,
С адского грохоту, свисту оглох,
С русского голоду чуть не подох!
«Умница,
Какой мужчина
там?» —
Спросил Роман у женщины,
Уже кормившей Митеньку
Горяченькой ухой.
Да, видно, Бог прогневался.
Как восемь лет исполнилось
Сыночку моему,
В подпаски свекор сдал его.
Однажды жду Федотушку —
Скотина уж пригналася,
На улицу иду.
Там видимо-невидимо
Народу! Я прислушалась
И бросилась в толпу.
Гляжу, Федота бледного
Силантий держит за ухо.
«Что держишь ты его?»
— Посечь хотим маненичко:
Овечками прикармливать
Надумал он волков! —
Я вырвала Федотушку,
Да с ног Силантья-старосту
И сбила невзначай.
Вить, мой батюшка, пока Митрофанушка еще в недорослях, пота его и понежить; а
там лет через десяток,
как войдет, избави Боже, в службу, всего натерпится.
Правдин.
Как дале не пойдет, сударыня? Он доучивает Часослов; а
там, думать надобно, примутся и за Псалтырь.
Смешно и нелепо даже помыслить таковую нескладицу, а не то чтобы оную вслух проповедовать,
как делают некоторые вольнолюбцы, которые потому свои мысли вольными полагают, что они у них в голове, словно мухи без пристанища,
там и сям вольно летают.
На другой день, едва позолотило солнце верхи соломенных крыш,
как уже войско, предводительствуемое Бородавкиным, вступало в слободу. Но
там никого не было, кроме заштатного попа, который в эту самую минуту рассчитывал, не выгоднее ли ему перейти в раскол. Поп был древний и скорее способный поселять уныние, нежели вливать в душу храбрость.
Нельзя думать, чтобы «Летописец» добровольно допустил такой важный биографический пропуск в истории родного города; скорее должно предположить, что преемники Двоекурова с умыслом уничтожили его биографию,
как представляющую свидетельство слишком явного либерализма и могущую послужить для исследователей нашей старины соблазнительным поводом к отыскиванию конституционализма даже
там, где, в сущности, существует лишь принцип свободного сечения.
Происходили беспрерывные совещания по ночам;
там и сям прорывались одиночные случаи нарушения дисциплины; но все это было как-то до такой степени разрозненно, что в конце концов могло самою медленностью процесса возбудить подозрительность даже в таком убежденном идиоте,
как Угрюм-Бурчеев.
На пятый день отправились обратно в Навозную слободу и по дороге вытоптали другое озимое поле. Шли целый день и только к вечеру, утомленные и проголодавшиеся, достигли слободы. Но
там уже никого не застали. Жители, издали завидев приближающееся войско, разбежались, угнали весь скот и окопались в неприступной позиции. Пришлось брать с бою эту позицию, но так
как порох был не настоящий, то,
как ни палили, никакого вреда, кроме нестерпимого смрада, сделать не могли.
Уж я не знаю, что
там было, но его привезли
как мертвого.
Кити видела, что с мужем что-то сделалось. Она хотела улучить минутку поговорить с ним наедине, но он поспешил уйти от нее, сказав, что ему нужно в контору. Давно уже ему хозяйственные дела не казались так важны,
как нынче. «Им
там всё праздник — думал он, — а тут дела не праздничные, которые не ждут и без которых жить нельзя».
Алексей Александрович думал и говорил, что ни в
какой год у него не было столько служебного дела,
как в нынешний; но он не сознавал того, что он сам выдумывал себе в нынешнем году дела, что это было одно из средств не открывать того ящика, где лежали чувства к жене и семье и мысли о них и которые делались тем страшнее, чем дольше они
там лежали.
— Однако
как сильно пахнет свежее сено! — сказал Степан Аркадьич, приподнимаясь. — Не засну ни за что. Васенька что-то затеял
там. Слышишь хохот и его голос? Не пойти ли? Пойдем!
Он прикинул воображением места, куда он мог бы ехать. «Клуб? партия безика, шампанское с Игнатовым? Нет, не поеду. Château des fleurs,
там найду Облонского, куплеты, cancan. Нет, надоело. Вот именно за то я люблю Щербацких, что сам лучше делаюсь. Поеду домой». Он прошел прямо в свой номер у Дюссо, велел подать себе ужинать и потом, раздевшись, только успел положить голову на подушку, заснул крепким и спокойным,
как всегда, сном.
«Да, да,
как это было? — думал он, вспоминая сон. — Да,
как это было? Да! Алабин давал обед в Дармштадте; нет, не в Дармштадте, а что-то американское. Да, но
там Дармштадт был в Америке. Да, Алабин давал обед на стеклянных столах, да, — и столы пели: Il mio tesoro, [Мое сокровище,] и не Il mio tesoro, a что-то лучше, и какие-то маленькие графинчики, и они же женщины», вспоминал он.
— Да вот,
как вы сказали, огонь блюсти. А то не дворянское дело. И дворянское дело наше делается не здесь, на выборах, а
там, в своем углу. Есть тоже свой сословный инстинкт, что должно или не должно. Вот мужики тоже, посмотрю на них другой раз:
как хороший мужик, так хватает земли нанять сколько может.
Какая ни будь плохая земля, всё пашет. Тоже без расчета. Прямо в убыток.
— Очень доволен. Мы скосили весь луг. И с
каким стариком я
там подружился! Это ты не можешь себе представить, что за прелесть!
— Я не был
там, я был один в саду с Кити. Мы поссорились второй раз с тех пор,
как… Стива приехал.
— Костя! сведи меня к нему, нам легче будет вдвоем. Ты только сведи меня, сведи меня, пожалуйста, и уйди, — заговорила она. — Ты пойми, что мне видеть тебя и не видеть его тяжелее гораздо.
Там я могу быть, может быть, полезна тебе и ему. Пожалуйста, позволь! — умоляла она мужа,
как будто счастье жизни ее зависело от этого.
— Надо знать Анну и Вронского — я его больше узнала теперь, — чтобы понять,
как они милы и трогательны, — теперь совершенно искренно говорила она, забывая то неопределенное чувство недовольства и неловкости, которое она испытывала
там.