Неточные совпадения
Хлестаков. Право, не знаю. Ведь мой отец упрям и глуп, старый
хрен,
как бревно. Я ему прямо скажу:
как хотите, я не могу жить без Петербурга. За что ж, в самом деле, я должен погубить жизнь с мужиками? Теперь не те потребности; душа моя жаждет просвещения.
— В быстрой смене литературных вкусов ваших все же замечаем — некое однообразие оных. Хотя антидемократические идеи Ибсена
как будто уже приелись, но место его в театрах заступил Гамсун, а ведь
хрен редьки — не слаще. Ведь Гамсун — тоже антидемократ, враг политики…
— Ну, ну, запричитал, старый
хрен… Не с неба упал на тебя!.. Завтра двадцатый день пойдет,
как с Саяна…
Но все бы Коржу и в ум не пришло что-нибудь недоброе, да раз — ну, это уже и видно, что никто другой,
как лукавый дернул, — вздумалось Петрусю, не обсмотревшись хорошенько в сенях, влепить поцелуй,
как говорят, от всей души, в розовые губки козачки, и тот же самый лукавый, — чтоб ему, собачьему сыну, приснился крест святой! — настроил сдуру старого
хрена отворить дверь хаты.
Постой же, старый
хрен, ты у меня будешь знать,
как шататься под окнами молодых девушек, будешь знать,
как отбивать чужих невест!
Стерляжья уха; двухаршинные осетры; белуга в рассоле; «банкетная телятина»; белая,
как сливки, индюшка, откормленная грецкими орехами; «пополамные расстегаи» из стерляди и налимьих печенок; поросенок с
хреном; поросенок с кашей.
— Больно занятный! — вмешались другие голоса. — На словах-то,
как гусь на воде… А блаженненьким он прикидывается, старый
хрен!
Как у нас невольно и без нашего сознания появляются слезы от дыма, от умиления и
хрена,
как глаза наши невольно щурятся при внезапном и слишком сильном свете,
как тело наше невольно сжимается от холода, — так точно эти люди невольно и бессознательно принимаются за плутовскую, лицемерную и грубо эгоистическую деятельность, при невозможности дела открытого, правдивого и радушного…
— Возьми ты там порцию стерляжьей ухи, — слышь! — самолучшего поросенка под
хреном, жареного,
какое там есть, и бутылку шипучего-донского!..
Должность нелегкая; за дорогу, бывало, несколько раз такие перемены происходят, то слабеешь, то исправишься, а дома от седла совсем уже
как неживого отрешат, положат и станут давать
хрен нюхать; ну а потом привык, и все это нипочем сделалось; еще, бывало, едешь, да все норовишь какого-нибудь встречного мужика кнутом по рубахе вытянуть.
Водянистый суп с шишковатыми клецками и корицей, разварная говядина, сухая,
как пробка, с приросшим белым жиром, ослизлым картофелем, пухлой свеклой и жеваным
хреном, посинелый угорь с капорцами и уксусом, жареное с вареньем и неизбежная «Mehlspeise», нечто вроде пудинга, с кисловатой красной подливкой; зато вино и пиво хоть куда!
«Вишь, тетка его подкурятина! — подумал Михеич, — куда вздумал посылать! Верст пять будет избушка, в ней жди до ночи, а там черт знает кто придет, больше скажет. Послал бы я тебя самого туда,
хрен этакий! Кабы не боярин, уж я бы дал тебе! Вишь,
какой, в самом деле! Тьфу! Ну, Галка, нечего делать, давай искать чертовой избушки!»
Маленькая закройщица считалась во дворе полоумной, говорили, что она потеряла разум в книгах, дошла до того, что не может заниматься хозяйством, ее муж сам ходит на базар за провизией, сам заказывает обед и ужин кухарке, огромной нерусской бабе, угрюмой, с одним красным глазом, всегда мокрым, и узенькой розовой щелью вместо другого. Сама же барыня — говорили о ней — не умеет отличить буженину от телятины и однажды позорно купила вместо петрушки —
хрен! Вы подумайте,
какой ужас!
— Признаться, и я сомневаюсь. А хотя, впрочем, у меня такое чувство,
как будто я никогда не умру. Ой, думаю себе, старый
хрен, умирать пора! А в душе какой-то голосочек: не верь, не умрешь!..
Войницкий. Ничего. Все старо. Я тот же, что и был, пожалуй, стал хуже, так
как обленился, ничего не делаю и только ворчу,
как старый
хрен. Моя старая галка, maman, все еще лепечет про женскую эмансипацию; одним глазом смотрит в могилу, а другим ищет в своих умных книжках зарю новой жизни.
—
Хренов?
Какой он судья, — что ты?
— Поставил мне
Хренов задачу, чтобы я к нему — ни ногой! В лавку, говорит, изредка заходи, на шкалик дам. А в дом,
как в рай, — и не надейся!.. Илья Яковлевич! Не будет ли от тебя пятачка, чтобы мне опохмелиться? Дай, сделай милость…
— О, нет-с!.. Зачем же?.. — возразил ей Грохов,
как бы проникнувший в самую глубь ее мыслей. — Прежде всего он имеет в виду вас обеспечить! — присовокупил он и снова начал читать письмо: — «Ежели Домна Осиповна окажет мне эту милость, то я сейчас же,
как умрет старый
хрен, выделю ей из его денег пятьсот тысяч».
Артамонов старший лежал на полу, на жиденьком, жёстком тюфяке; около него стояло ведро со льдом, бутылки кваса, тарелка с квашеной капустой, обильно сдобренной тёртым
хреном. На диване, открыв рот и,
как Наталья, подняв брови, разметалась Пашута, свесив на пол ногу, белую с голубыми жилками и ногтями,
как чешуя рыбы. За окном тысячами жадных пастей ревело всероссийское торжище.
Ивану Ивановичу очень понравилась рыба, приготовленная с
хреном. Он особенно занялся этим полезным и питательным упражнением. Выбирая самые тонкие рыбьи косточки, он клал их на тарелку и как-то нечаянно взглянул насупротив: творец небесный,
как это было странно! Против него сидел Иван Никифорович!
Мышлаевский. Вот именно «ой-ой-ой-ой»… Взял я этого толстовского
хрена за манишку и говорю: «Уси побиглы до Петлюры? Вот я тебя сейчас пристрелю, старую… Ты у меня узнаешь,
как до Петлюры бегают. Ты у меня сбегаешь в Царство Небесное».
Я ему и говорю: «Не грех ли, говорю, батька, тебе это говорить?» Барин тоже слушал, слушал нас, да
как крикнет на батьку: «Ах ты, говорит, старый
хрен, с седой бородой, взял молодую жену да детей всех на нее и променял!
—
Как…
как же вы приехали, батюшка? — шмыгая носом, спрашивал Иона. —
Как же это я не узнал вас, старый
хрен? Глаза у меня слепнут…
Как же это вернулись вы, батюшка? Очки-то на вас, очки, вот главное, и бородка… И
как же вы вошли, что я не заметил?
Все домашние разделяли радость хозяйкину; один Алексей не взглянул на стряпню матери и, сидя за обедом, не похвалил ни жирных щей со свежиной, ни студени с
хреном, ни жареного поросенка с белым,
как молоко, мясом и с поджаристой кожицей.
Сели за стол. Никитину строго-настрого приказано было состряпать такой обед,
какой только у исправника в его именины он готовит. И Никитин в грязь лицом себя не ударил. Воздáл Петр Степаныч честь стряпне его. Куриный взварец, подовые пироги, солонина под
хреном и сметаной, печеная репа со сливочным маслом, жареные рябчики и какой-то вкусный сладкий пирог с голодухи очень понравились Самоквасову. И много тем довольны остались Феклист с хозяюшкой и сам Никитин, получивший от гостя рублевку.
Я мигом представляю себе это неведомое морское животное. Оно должно быть чем-то средним между рыбой и раком. Так
как оно морское, то из него приготовляют, конечно, очень вкусную горячую уху с душистым перцем и лавровым листом, кисловатую селянку с хрящиками, раковый соус, холодное с
хреном… Я живо воображаю себе,
как приносят с рынка это животное, быстро чистят его, быстро суют в горшок… быстро, быстро, потому что всем есть хочется… ужасно хочется! Из кухни несется запах рыбного жаркого и ракового супа.
— Э-эх! Ей-богу,
как выпьешь рюмочку, то
как будто душа в раю находится… Дай-ка
хрену!
Помню мучительную дорогу, тряску вагона, ночные бреды и поты; помню,
как в Москве, на Курском вокзале, в ожидании поезда, я сидел за буфетным столиком в зимней шубе в июньскую жару, и было мне холодно, и очень хотелось съесть кусок кровавого ростбифа с
хреном, который я видел на буфетной стойке. В Туле мама по телеграмме встретила меня на вокзале. Мягкая постель, белые простыни, тишина. И на две недели — бред и полусознание.
Ну-с, ехали мы, ехали, кружились-кружились, и этак к полночи наши кони уперлись в ворота имения,
как теперь помню, графа Боядловского, богатого поляка, Поляки и жиды для меня всё равно что
хрен после обеда, но, надо правду сказать, шляхта гостеприимный народ и нет горячей женщин,
как панночки…
За столом вкусный рассольник из почек, молочный поросенок под
хреном и сметаной, белый, нежный, тающий во рту, хоть бы в Троицком трактире, индейка, облитая жиром,
как янтарем, поджаренная так, что кожа ее слегка хрустела на зубах, херес и шампанское из господского погреба.
— Черт с тобой! Трезвый я б тебе морду
хреном натер, а в натуральном своем виде не могу без разговора. Зовут-то тебя
как?
—
Какого же
хрена тебе от меня надо? Чтоб я вокруг дома со шваброй промеж ног ползал?
И ответить нечего… Кто фырчит, а кто обалдуем на табуретке сидит. Обруч набок съехал, глаза
как гвозди: так бы всех идолов в палисаднике вместе с барыней к
хрену и высадил. Вздохнул он тяжко, — Бог из глины Адама лепил, поди, Адам и не заметил, а тут барыня перед куфней на позор выставила…