Неточные совпадения
Не изменил ли своей присяге и не заслуживает ли этот
предатель смертной
казни?
— О, они изверги! Они кричали, что мы
предатели, что нас всех надо перевешать и нашу деревню спалить дотла, потому что мы, галичане, держим сторону русских и хотя и молимся в костеле по-католически, но укрываем «козей» y себя в домах. И расправились с нашими людьми ни за что, ни про что,
казнив их невинных…
— Я буду чрезвычайно счастлив, господин лейтенант, если вы прикажете развязать мне руки, потому что я не злодей и не преступник, да и тем, насколько я знаю, дают некоторую свободу перед
казнью. Так вот, пожалуйста, прикажите меня развязать. A еще передайте вашему полковнику, пославшему вас, что вероятно он имеет превратное мнение о нас, русских. Еще раз повторяю, изменников и
предателей еще не было среди нас никого и никогда!
— Послушайте, — взволнованно заговорил Игорь, — я прошу вас об одном… Я не шпион, a только разведчик, и не заслуживаю той позорной
казни, которой вы хотите подвергнуть меня… Каждый истинный сын отечества поступил бы на моем месте так же, как и я. Это не преступление, a исполнение долга… Послушайте, господин лейтенант, неужели вы не можете дать своего начальнического приказа, и велеть меня расстрелять, как солдата, a не как преступника,
предателя, или шпиона?
— Удивительно! Мы уж совсем на разных языках говорим… Ну, да! Тогда речь шла о
казни солдат, мужественно отказывавшихся участвовать в преступной империалистической бойне. А теперь речь о
предателях, вонзающих нож в спину революции.
—
Казнь изменникам! Они соглядатаи и
предатели отечества! — воскликнула Марфа, указывая на Василия Никифорова.
— Владыко святый! — начал тысяцкий Есипов. — Ты сам видишь, что всю судную власть забирает себе наместник великокняжеский. Когда это бывало? Когда новгородцы так низко клонили свои шеи, как теперь перед правителем московским? Когда язык наш осквернялся доносами ложными, кто из нас был продавцам своего отечества? Упадыш?
Казнь Божия совершилась над ним! Так да погибнут новые
предатели — Назарий и Захарий. Мы выставляли князю московскому его оскорбителей, выставь и он нам наших!
Мысль, что меня почтут
предателем, мучила меня более
казни.
— Владыко святый! — начал тысяцкий Есипов. — Ты сам видишь, что всю судную власть забирает себе наместник великокняжеский. Когда это бывало? Когда новгородцы так низко клонили свои шеи, как теперь перед правителем московским? Когда язык наш осквернялся доносами ложными, кто из нас был продавцом своего отечества? Упадыш?
Казнь Божия совершилась над ним! Так да погибнут новые
предатели — Назарий и Захарам. Мы выставляли князю московскому его оскорбителей, выставь и он нам наших!
— Верещагин изменник и
предатель, который получит заслуженную
казнь, — сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении.
Бестрепетно, своею рукою я
казню себя, как казнятся шпионы и
предатели, которым нет места на земле.
«Верещагин был судим и приговорен к смертной
казни» думал Растопчин (хотя Верещагин Сенатом был только приговорен к каторжной работе). Он был
предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d’une pierre deux coups; [я одним камнем делал два удара;] я для успокоения отдавал жертву народу и
казнил злодея».