Неточные совпадения
— Спасать можно человека, который не хочет погибать; но если натура вся так испорчена, развращена, что самая погибель
кажется ей
спасением, то что же делать?
Но то, что он в этой временной, ничтожной жизни сделал, как ему
казалось, некоторые ничтожные ошибки, мучало его так, как будто и не было того вечного
спасения, в которое он верил.
Показался ли он почему-нибудь мне «
спасением» моим, или потому я бросился к нему в ту минуту, что принял его за человека совсем из другого мира, — не знаю, — не рассуждал я тогда, — но я бросился к нему не рассуждая.
А
спасение было так близко: один переход — и они были бы в фанзе отшельника-китайца, у которого мы провели прошлую ночь. Окаймляющие полянку деревья, эти безмолвные свидетели гибели шестерых людей, молчаливо стояли и теперь. Тайга
показалась мне еще угрюмее.
Мне
кажется, что Пий IX и конклав очень последовательно объявили неестественное или, по их, незапятнанное зачатие богородицы. Мария, рожденная, как мы с вами, естественно заступается за людей, сочувствует нам; в ней прокралось живое примирение плоти и духа в религию. Если и она не по-людски родилась, между ней и нами нет ничего общего, ей не будет нас жаль, плоть еще раз проклята; церковь еще нужнее для
спасения.
Казалось, что небо хотело испытать вашу твердость и мое терпение, ибо я не нашел ни вдоль берега, ни в самом С… никакого судна для вашего
спасения.
Волнение стало слабее — мы обогнули мыс и входили в бухту Старка. Минут десять мы плыли под парусом и работали веслами. Хотя ветер дул с прежней силой и шел мелкий частый дождь, но здесь нам
казалось хорошо. Мы благословляли судьбу за
спасение. Сзади слышался грозный рев морского прибоя. Вдруг слева от нас вынырнула из темноты какая-то большая темная масса, и вслед за тем что-то длинное белесоватое пронеслось над нашими головами и сбило парус.
Мне еще в молодости, когда я ездил по дорогам и смотрел на звездное небо,
казалось, что в сочетании звезд было как бы предначертано: «Ты спасешься женщиной!» — и прежде я думал найти это
спасение в моей первой жене, чаял, что обрету это
спасение свое в Людмиле, думал, наконец, что встречу свое успокоение в Вашей любви!»
После этого первого визита к Маркушке прошло не больше недели, как Татьяна Власьевна отправилась в Полдневскую во второй раз. Обстановка Маркушкиной лачужки не
показалась ей теперь такой жалкой, как в первый раз, как и сам больной, который смотрел так спокойно и довольно. Даже дым от Маркушкиной каменки не так ел глаза, как раньше. Татьяна Власьевна с удовольствием видела, что Маркушка заглядывает ей в лицо и ловит каждый ее взгляд. Очевидно, Маркушка был на пути к
спасению.
Плохо, сыне, плохо! ныне христиане стали скупы; деньгу любят, деньгу прячут. Мало богу дают. Прииде грех велий на языцы земнии. Все пустилися в торги, в мытарства; думают о мирском богатстве, не о
спасении души. Ходишь, ходишь; молишь, молишь; иногда в три дни трех полушек не вымолишь. Такой грех! Пройдет неделя, другая, заглянешь в мошонку, ан в ней так мало, что совестно в монастырь
показаться; что делать? с горя и остальное пропьешь: беда да и только. — Ох плохо, знать пришли наши последние времена…
Каким бы неуклюжим зверем ни
казался мужик, идя за своею сохой, и как бы он ни дурманил себя водкой, все же, приглядываясь к нему поближе, чувствуешь, что в нем есть то нужное и очень важное, чего нет, например, в Маше и в докторе, а именно, он верит, что главное на земле — правда и что
спасение его и всего народа в одной лишь правде, и потому больше всего на свете он любит справедливость.
В числе мужчин приехало весьма много почтенных старичков, с удовольствием покупавших билеты для сохранения нравственности бедных девушек; но по некоторой плутоватости, которая отражалась в выражении их лиц, сильно можно было подозревать, что, принося свою лепту на
спасение нравственности этих бедняжек, они,
кажется, не прочь были бы сейчас же и соблазнить их, уделив им в этом случае уже большую лепту.
Кажется, что все погибло,
спасения нет…
В то время, когда не оставалось уже никакой надежды к
спасению, в дверях дома, который заграждал им выход,
показалось человек пять французских гренадеров.
У друзей и неприятности были почти одинаковые. Например, зима: как зяб бедный Воробей Воробеич! Ух, какие холодные дни бывали!
Кажется, вся душа готова вымерзнуть. Нахохлится Воробей Воробеич, подберет под себя ноги да и сидит. Одно только
спасение — забраться куда-нибудь в трубу и немного погреться. Но и тут беда.
Помню, мне
казалось, что волосы на голове моей трещат, и, кроме этого, я не слышал иных звуков. Понимал, что — погиб, отяжелели ноги, и было больно глазам, хотя я закрыл их руками. Мудрый инстинкт жизни подсказал мне единственный путь
спасения — я схватил в охапку мой тюфяк, подушку, связку мочала, окутал голову овчинным тулупом Ромася и выпрыгнул в окно.
А я незадолго перед этим прочитал книгу —
кажется, Дрепера — о борьбе католицизма против науки, и мне
казалось, что это говорит один из тех яростно верующих во
спасение мира силою любви, которые готовы, из милосердия к людям, резать их и жечь на кострах.
Испытываемый им ужас, вероятно, придал его голосу особенную силу, и он был немедленно услышан. Для
спасения его тут же, в трех от него шагах,
показалось «огненное светение». Это был огонь, который выставили на окне в нашей кухне, под стеною которой приютились исправник, его письмоводитель, рассыльный солдат и ямщик с тройкою лошадей, увязших в сугробе.
Бог,
кажется, внял его детской мольбе, и нам было послано невидимое
спасение. В ту самую минуту, когда прогремел гром и мы теряли последнее мужество, в лесу за кустами послышался треск, и из-за густых ветвей рослого орешника выглянуло широкое лицо незнакомого нам мужика. Лицо это
показалось нам до такой степени страшным, что мы вскрикнули и стремглав бросились бежать к ручью.
Молодых людей он привечал и ласкал, но их вера, что
спасение находится в правильном движении вперед, а не назад, —
казалась ему ошибкой.
Едва
показалась на крыльце мать Манефа, пришлые богомольцы стали ей кланяться, и далеко разносились сотни голосов, благодаривших гостеприимную игуменью и желавших ей со всей обителью доброго здравия и вечного
спасения.
Значит, Я меняю кожу? Ах, все это прежняя ненужная болтовня! Все дело в том, что Я не избежал взоров Марии и,
кажется, готовлюсь замуравить последнюю дверь, которую Я так берег. Но Мне стыдно! Клянусь вечным
спасением, Мне стыдно, как девушке перед венцом, Я почти краснею. Краснеющий Сатана… нет, тише, тише: его здесь нет! Тише!..
Великий господи! мне
показалось, что я этого не вынесу, — и для
спасения своей чести мне тогда по меньшей мере должно будет застрелиться.
Курить было нечего. Папиросница осталась в каюте. На душе у него младенчески тихо и ясно. Он даже не особенно рад своему
спасению. Ему теперь
кажется, что он должен был во всяком случае спастись. Такой пловец, как он!.. Удар пришелся по носовой части, каюта не была сразу затоплена.
Она была очень религиозна. Девушкою собиралась даже уйти в монастырь. В церкви мы с приглядывающимся изумлением смотрели на нее: ее глаза сняли особенным светом, она медленно крестилась, крепко вжимая пальцы в лоб, грудь и плечи, и
казалось, что в это время она душою не тут. Веровала она строго по-православному и веровала, что только в православии может быть истинное
спасение.
Проигравшийся человек похож на утопающего — он хватается за все, надеясь спастись, то есть отыграться. Ему не
кажется, что новая игра уносит его еще дальше в пучину, напротив, он видит только в ней одной свое
спасения, его тянет к ней и у него нет возможности удержаться от притягательной силы, влекущей его к игорному столу.
После этого посещения Густаву представился весь ужас их состояния. Страсть его
казалась ему злодеянием. Он видел в себе величайшего преступника, издевающегося над доверчивым чувством милого, невинного творения; знал, что истребить в себе этой страсти было невозможно; но, по крайней мере, твердо решился при первом свидании открыть все Луизе и принести себя в жертву для ее
спасения.
Кажется, для
спасения ее он пожертвовал бы жизнию.
— Не говори, молчи. Дай поплакать, это слезы счастья… Ведь всего месяц назад я не могла думать, что все так хорошо, скоро и счастливо устроится… Ведь сколько я пережила за время твоего ареста, один Бог знает это, я напрягала все свои душевные силы, чтобы
казаться спокойной… Мне нужно было это спокойствие, чтобы обдумать план твоего
спасения, но все-таки сомнение в исходе моих хлопот грызло мне душу… А теперь, теперь все кончено, ты мой…
Выбрасывали, выносили и перетаскивали из домов имущества; кричали, бегали, толпились, толкали друг друга, рассказывали, что неприятель уже за милю от города; иные едва не сажали его на нос каждому встречному и поперечному, и все старались быть первыми у моста, чтобы попасть в замок, в котором,
казалось им, заключалось общее
спасение.
Казалось бы, должно быть ясно, что только истинное христианство, исключающее насилие, дает
спасение отдельно каждому человеку и что оно же одно дает возможность улучшения общей жизни человечества, но люди не могли принять его до тех пор, пока жизнь по закону насилия не была изведана вполне, до тех пор, пока поле заблуждений, жестокостей и страданий государственной жизни не было исхожено по всем направлениям.
Но у нас ни у одного из трех,
кажется, не было никакого ясного плана: чего именно мы хотели для
спасения нашего интролигатора и в какой форме.
Естественнее,
казалось бы, чтобы власть в эту трудную минуту принадлежала тем, которые давно уже научились этим словам и чья психология более подходит для
спасения государства и для его устроения.
Они не боялись взыскания за неисполнение приказания или за самовольное распоряжение, потому что в сражении дело касается самого дорогого для человека — собственной жизни, и иногда
кажется, что
спасение заключается в бегстве назад, иногда в бегстве вперед, и сообразно с настроением минуты поступали эти люди, находившиеся в самом пылу сражения.
Поставлено было слишком невозможное отречение от всего, уничтожавшее самую жизнь, как я понимал ее, и потому отречение от всего,
казалось мне, не могло быть непременным условием
спасения.
Во всем этом я был совершенно подобен разбойнику, но различие мое от разбойника было в том, что он умирал уже, а я еще жил. Разбойник мог поверить тому, что
спасение его будет там, за гробом, а я не мог поверить этому, потому что кроме жизни за гробом мне предстояла еще и жизнь здесь. А я не понимал этой жизни. Она мне
казалась ужасна. И вдруг я услыхал слова Христа, понял их, и жизнь и смерть перестали мне
казаться злом, и, вместо отчаяния, я испытал радость и счастье жизни, не нарушимые смертью.
Но если и тут я продолжал сохранять серьезность или только улыбался, а не громко хохотал, Норден начинал волноваться, настойчиво рассказывал все новые и новые тусклые анекдоты, выжимая из меня смех, как воду из масла; и
казалось, что, не засмейся я и теперь, он станет плакать, целовать мои руки и умолять для
спасения его жизни прохохотать хотя бы только раз.