Неточные совпадения
Разделенные на отряды (в
каждом уже с вечера был назначен особый урядник и особый шпион), они
разом на всех пунктах начали работу разрушения.
— Николай Иваныч был поражен, — сказала она про Свияжского, — как выросло новое строение с тех пор, как он был здесь последний
раз; но я сама
каждый день бываю и
каждый день удивляюсь, как скоро идет.
— Ну, что, дичь есть? — обратился к Левину Степан Аркадьич, едва поспевавший
каждому сказать приветствие. — Мы вот с ним имеем самые жестокие намерения. — Как же, maman, они с тех пор не были в Москве. — Ну, Таня, вот тебе! — Достань, пожалуйста, в коляске сзади, — на все стороны говорил он. — Как ты посвежела, Долленька, — говорил он жене, еще
раз целуя ее руку, удерживая ее в своей и по трепливая сверху другою.
Услыхав голос Анны, нарядная, высокая, с неприятным лицом и нечистым выражением Англичанка, поспешно потряхивая белокурыми буклями, вошла в дверь и тотчас же начала оправдываться, хотя Анна ни в чем не обвиняла ее. На
каждое слово Анны Англичанка поспешно несколько
раз приговаривала: «yes, my lady». [да, сударыня.]
Обе девушки встречались в день по нескольку
раз, и при
каждой встрече глаза Кити говорили: «кто вы? что вы?
Анна легла на свою постель и ждала
каждую минуту, что он еще
раз заговорит с нею.
Всякое лицо, с таким исканием, с такими ошибками, поправками выросшее в нем с своим особенным характером,
каждое лицо, доставлявшее ему столько мучений и радости, и все эти лица, столько
раз перемещаемые для соблюдения общего, все оттенки колорита и тонов, с таким трудом достигнутые им, — всё это вместе теперь, глядя их глазами, казалось ему пошлостью, тысячу
раз повторенною.
И вдруг они оба почувствовали, что хотя они и друзья, хотя они обедали вместе и пили вино, которое должно было бы еще более сблизить их, но что
каждый думает только о своем, и одному до другого нет дела. Облонский уже не
раз испытывал это случающееся после обеда крайнее раздвоение вместо сближения и знал, что надо делать в этих случаях.
Уж не
раз испытав с пользою известное ему средство заглушать свою досаду и всё, кажущееся дурным, сделать опять хорошим, Левин и теперь употребил это средство. Он посмотрел, как шагал Мишка, ворочая огромные комья земли, налипавшей на
каждой ноге, слез с лошади, взял у Василья севалку и пошел рассевать.
По случаю несколько
раз уже повторяемых выражений восхищения Васеньки о прелести этого ночлега и запаха сена, о прелести сломанной телеги (ему она казалась сломанною, потому что была снята с передков), о добродушии мужиков, напоивших его водкой, о собаках, лежавших
каждая у ног своего хозяина, Облонский рассказал про прелесть охоты у Мальтуса, на которой он был прошлым летом.
Слезши с лошадей, дамы вошли к княгине; я был взволнован и поскакал в горы развеять мысли, толпившиеся в голове моей. Росистый вечер дышал упоительной прохладой. Луна подымалась из-за темных вершин.
Каждый шаг моей некованой лошади глухо раздавался в молчании ущелий; у водопада я напоил коня, жадно вдохнул в себя
раза два свежий воздух южной ночи и пустился в обратный путь. Я ехал через слободку. Огни начинали угасать в окнах; часовые на валу крепости и казаки на окрестных пикетах протяжно перекликались…
Теперь я должен несколько объяснить причины, побудившие меня предать публике сердечные тайны человека, которого я никогда не знал. Добро бы я был еще его другом: коварная нескромность истинного друга понятна
каждому; но я видел его только
раз в моей жизни на большой дороге; следовательно, не могу питать к нему той неизъяснимой ненависти, которая, таясь под личиною дружбы, ожидает только смерти или несчастия любимого предмета, чтоб разразиться над его головою градом упреков, советов, насмешек и сожалений.
Помещики попроигрывались в карты, закутили и промотались как следует; все полезло в Петербург служить; имения брошены, управляются как ни попало, подати уплачиваются с
каждым годом труднее, так мне с радостью уступит их
каждый уже потому только, чтобы не платить за них подушных денег; может, в другой
раз так случится, что с иного и я еще зашибу за это копейку.
Бывало, льстивый голос света
В нем злую храбрость выхвалял:
Он, правда, в туз из пистолета
В пяти саженях попадал,
И то сказать, что и в сраженье
Раз в настоящем упоенье
Он отличился, смело в грязь
С коня калмыцкого свалясь,
Как зюзя пьяный, и французам
Достался в плен: драгой залог!
Новейший Регул, чести бог,
Готовый вновь предаться узам,
Чтоб
каждым утром у Вери
В долг осушать бутылки три.
Вот пистолеты уж блеснули,
Гремит о шомпол молоток.
В граненый ствол уходят пули,
И щелкнул в первый
раз курок.
Вот порох струйкой сероватой
На полку сыплется. Зубчатый,
Надежно ввинченный кремень
Взведен еще. За ближний пень
Становится Гильо смущенный.
Плащи бросают два врага.
Зарецкий тридцать два шага
Отмерил с точностью отменной,
Друзей развел по крайний след,
И
каждый взял свой пистолет.
Мечтам и годам нет возврата;
Не обновлю души моей…
Я вас люблю любовью брата
И, может быть, еще нежней.
Послушайте ж меня без гнева:
Сменит не
раз младая дева
Мечтами легкие мечты;
Так деревцо свои листы
Меняет с
каждою весною.
Так, видно, небом суждено.
Полюбите вы снова: но…
Учитесь властвовать собою:
Не всякий вас, как я, поймет;
К беде неопытность ведет».
Тарас видел, как смутны стали козацкие ряды и как уныние, неприличное храброму, стало тихо обнимать козацкие головы, но молчал: он хотел дать время всему, чтобы пообыклись они и к унынью, наведенному прощаньем с товарищами, а между тем в тишине готовился
разом и вдруг разбудить их всех, гикнувши по-казацки, чтобы вновь и с большею силой, чем прежде, воротилась бодрость
каждому в душу, на что способна одна только славянская порода — широкая, могучая порода перед другими, что море перед мелководными реками.
Да за одним уже
разом выпьем и за Сечь, чтобы долго она стояла на погибель всему бусурменству, чтобы с
каждым годом выходили из нее молодцы один одного лучше, один одного краше.
Молния сверкала поминутно, и можно было сосчитать до пяти
раз в продолжение
каждого зарева.
Это ночное мытье производилось самою Катериной Ивановной, собственноручно, по крайней мере два
раза в неделю, а иногда и чаще, ибо дошли до того, что переменного белья уже совсем почти не было, и было у
каждого члена семейства по одному только экземпляру, а Катерина Ивановна не могла выносить нечистоты и лучше соглашалась мучить себя по ночам и не по силам, когда все спят, чтоб успеть к утру просушить мокрое белье на протянутой веревке и подать чистое, чем видеть грязь в доме.
На улице жара стояла страшная, к тому же духота, толкотня, всюду известка, леса, кирпич, пыль и та особенная летняя вонь, столь известная
каждому петербуржцу, не имеющему возможности нанять дачу, — все это
разом неприятно потрясло и без того уже расстроенные нервы юноши.
— Я бы вот как стал менять: пересчитал бы первую тысячу, этак
раза четыре со всех концов, в
каждую бумажку всматриваясь, и принялся бы за другую тысячу; начал бы ее считать, досчитал бы до средины, да и вынул бы какую-нибудь пятидесятирублевую, да на свет, да переворотил бы ее и опять на свет — не фальшивая ли?
Вместо ответа Раскольников встал, вышел в сени, взялся за колокольчик и дернул. Тот же колокольчик, тот же жестяной звук! Он дернул второй, третий
раз; он вслушивался и припоминал. Прежнее, мучительно-страшное, безобразное ощущение начинало все ярче и живее припоминаться ему, он вздрагивал с
каждым ударом, и ему все приятнее и приятнее становилось.
Одинцова
раза два — прямо, не украдкой — посмотрела на его лицо, строгое и желчное, с опущенными глазами, с отпечатком презрительной решимости в
каждой черте, и подумала: «Нет… нет… нет…» После обеда она со всем обществом отправилась в сад и, видя, что Базаров желает заговорить с нею, сделала несколько шагов в сторону и остановилась.
— Знаете ли что, Катерина Сергеевна? Всякий
раз, когда я слышу этот ответ, я ему не верю… Нет такого человека, о котором
каждый из нас не мог бы судить! Это просто отговорка.
— Стрелять два
раза; а на всякий случай
каждому положить себе в карман письмецо, в котором он сам обвинит себя в своей кончине.
— Ерунду плетешь, пан. На сей год число столыпинских помещиков сократилось до трехсот сорока двух тысяч! Сократилось потому, что сильные мужики скупают землю слабых и организуются действительно крупные помещики, это —
раз! А во-вторых: начались боевые выступления бедноты против отрубников, хутора — жгут! Это надобно знать, почтенные. Зря кричите. Лучше — выпейте! Провидение божие не
каждый день посылает нам бенедиктин.
«Возраст охлаждает чувство. Я слишком много истратил сил на борьбу против чужих мыслей, против шаблонов», — думал он, зажигая спичку, чтоб закурить новую папиросу. Последнее время он все чаще замечал, что почти
каждая его мысль имеет свою тень, свое эхо, но и та и другое как будто враждебны ему. Так случилось и в этот
раз.
Новости следовали одна за другой с небольшими перерывами, и казалось, что с
каждым днем тюрьма становится все более шумной; заключенные перекликались между собой ликующими голосами, на прогулках Корнев кричал свои новости в окна, и надзиратели не мешали ему, только один
раз начальник тюрьмы лишил Корнева прогулок на три дня. Этот беспокойный человек, наконец, встряхнул Самгина, простучав...
«Конечно, это она потому, что стареет и ревнует», — думал он, хмурясь и глядя на часы. Мать просидела с ним не более получаса, а казалось, что прошло часа два. Было неприятно чувствовать, что за эти полчаса она что-то потеряла в глазах его. И еще
раз Клим Самгин подумал, что в
каждом человеке можно обнаружить простенький стерженек, на котором человек поднимает флаг своей оригинальности.
В комнате стоял тяжкий запах какой-то кислой сырости. Рядом с Самгиным сидел, полузакрыв глаза, большой толстый человек в поддевке, с красным лицом, почти после
каждой фразы проповедника, сказанной повышенным тоном, он тихонько крякал и уже два
раза пробормотал...
— Но
каждая женщина
раз в месяц считает себя обязанной солгать, спрятаться…
Пока Захар и Анисья не были женаты,
каждый из них занимался своею частью и не входил в чужую, то есть Анисья знала рынок и кухню и участвовала в убирании комнат только
раз в год, когда мыла полы.
Зато он чаще занимается с детьми хозяйки. Ваня такой понятливый мальчик, в три
раза запомнил главные города в Европе, и Илья Ильич обещал, как только поедет на ту сторону, подарить ему маленький глобус; а Машенька обрубила ему три платка — плохо, правда, но зато она так смешно трудится маленькими ручонками и все бегает показать ему
каждый обрубленный вершок.
— У нас, в Обломовке, этак
каждый праздник готовили, — говорил он двум поварам, которые приглашены были с графской кухни, — бывало, пять пирожных подадут, а соусов что, так и не пересчитаешь! И целый день господа-то кушают, и на другой день. А мы дней пять доедаем остатки. Только доели, смотришь, гости приехали — опять пошло, а здесь
раз в год!
Звуки хотя глухо, но всё доносились до него.
Каждое утро и
каждый вечер видел он в окно человека, нагнувшегося над инструментом, и слышал повторение, по целым неделям, почти неисполнимых пассажей, по пятидесяти, по сто
раз. И месяцы проходили так.
— Правда, в неделю
раза два-три: это не часто и не могло бы надоесть: напротив, — если б делалось без намерения, а так само собой. Но это все делается с умыслом: в
каждом вашем взгляде и шаге я вижу одно — неотступное желание не давать мне покоя, посягать на
каждый мой взгляд, слово, даже на мои мысли… По какому праву, позвольте вас спросить?
— Прощайте, Вера, вы не любите меня, вы следите за мной, как шпион, ловите слова, делаете выводы… И вот, всякий
раз, как мы наедине, вы — или спорите, или пытаете меня, — а на пункте счастья мы все там же, где были… Любите Райского: вот вам задача! Из него, как из куклы, будете делать что хотите, наряжать во все бабушкины отрепья или делать из него
каждый день нового героя романа, и этому конца не будет. А мне некогда, у меня есть дела…
— Скажите еще, сколько
раз говорили вы вот эти самые слова: не
каждой ли женщине при
каждой встрече?
Разумеется,
каждый день,
раза по два, посещала и князя, который был заключен в тюрьме, в дворянском отделении, но свидания эти, как я вполне убедился впоследствии, бывали очень для Лизы тягостны.
Ныне не в редкость, что и самый богатый и знатный к числу дней своих равнодушен, и сам уж не знает, какую забаву выдумать; тогда же дни и часы твои умножатся как бы в тысячу
раз, ибо ни единой минутки потерять не захочешь, а
каждую в веселии сердца ощутишь.
Лизу я видел реже, чем маму, хотя она заходила ко мне
каждый день, даже по два
раза.
Это была одна из тех минут, которые, может быть, случаются и у
каждого, но приходят лишь
раз какой-нибудь в жизни.
Представь, я их здесь поил-кормил,
каждый день кулебяка; эти часы, что он продал, — это во второй
раз.
Каждый-то
раз, как я вступал куда-либо в школу или встречался с лицами, которым, по возрасту моему, был обязан отчетом, одним словом, каждый-то учителишка, гувернер, инспектор, поп — все, кто угодно, спрося мою фамилию и услыхав, что я Долгорукий, непременно находили для чего-то нужным прибавить...
Я
каждый день бегал к Дарье Родивоновне,
раза по три, а через неделю подарил ей лично, в руку, потихоньку от мужа, еще три рубля.
От японцев нам отбоя нет:
каждый день, с утра до вечера, по нескольку
раз. Каких тут нет: оппер-баниосы, ондер-баниосы, оппер-толки, ондер-толки, и потом еще куча сволочи, их свита. Но лучше рассказать по порядку, что позамечательнее.
П. А. Тихменев, взявшийся заведовать и на суше нашим хозяйством, то и дело ходит в пакгауз и всякий
раз воротится то с окороком, то с сыром, поминутно просит денег и рассказывает
каждый день
раза три, что мы будем есть, и даже — чего не будем. «Нет, уж курочки и в глаза не увидите, — говорит он со вздохом, — котлет и рису, как бывало на фрегате, тоже не будет. Ах, вот забыл: нет ли чего сладкого в здешних пакгаузах? Сбегаю поскорей; черносливу или изюму: компот можно есть». Схватит фуражку и побежит опять.
Бен в первый
раз только спросил об имени
каждого из нас, и мы тут же, на горе, обменялись с ним карточками.
Кичибе четыре
раза повернулся на стуле, крякнул и начал давиться смехом, произнося
каждый слог отдельно.