Неточные совпадения
Софья Ивановна, — продолжал он, обращаясь прямо к чрезвычайно удивленной и уже заранее испуганной Соне, — со стола моего,
в комнате друга моего, Андрея Семеновича Лебезятникова, тотчас же вслед за посещением вашим,
исчез принадлежавший мне государственный кредитный билет сторублевого достоинства.
Люди
исчезали из приемной, переходя
в другую
комнату,
исчезли, оставив за собой синюю пелену дыма. Самгин отказался от чая, спросил...
Комната наполнилась непроницаемой тьмой, и Лидия
исчезла в ней. Самгин, протянув руки, поискал ее, не нашел и зажег спичку.
Он вышел
в большую
комнату, место детских игр
в зимние дни, и долго ходил по ней из угла
в угол, думая о том, как легко
исчезает из памяти все, кроме того, что тревожит. Где-то живет отец, о котором он никогда не вспоминает, так же, как о брате Дмитрии. А вот о Лидии думается против воли. Было бы не плохо, если б с нею случилось несчастие, неудачный роман или что-нибудь
в этом роде. Было бы и для нее полезно, если б что-нибудь согнуло ее гордость. Чем она гордится? Не красива. И — не умна.
Разыгрался ветер, шумели сосны, на крыше что-то приглушенно посвистывало; лунный свет врывался
в комнату,
исчезал в ней, и снова ее наполняли шорохи и шепоты тьмы. Ветер быстро рассеял короткую ночь весны, небо холодно позеленело. Клим окутал одеялом голову, вдруг подумав...
Поцеловав его
в лоб, она
исчезла, и, хотя это вышло у нее как-то внезапно, Самгин был доволен, что она ушла. Он закурил папиросу и погасил огонь; на пол легла мутная полоса света от фонаря и темный крест рамы; вещи сомкнулись;
в комнате стало тесней, теплей. За окном влажно вздыхал ветер, падал густой снег, город был не слышен, точно глубокой ночью.
Она была так толста и мягка, что правая ягодица ее свешивалась со стула, точно пузырь, такими же пузырями вздувались бюст и живот. А когда она встала — пузыри
исчезли, потому что слились
в один большой, почти не нарушая совершенства его формы. На верху его вырос красненький нарывчик с трещиной, из которой текли слова. Но за внешней ее неприглядностью Самгин открыл нечто значительное и, когда она выкатилась из
комнаты, подумал...
Веселая ‹девица›, приготовив утром кофе, —
исчезла. Он целый день питался сардинами и сыром, съел все, что нашел
в кухне, был голоден и обозлен. Непривычная темнота
в комнате усиливала впечатление оброшенности, темнота вздрагивала, точно пытаясь погасить огонь свечи, а ее и без того хватит не больше, как на четверть часа. «Черт вас возьми…»
— Светлее стало, — усмехаясь заметил Самгин, когда
исчезла последняя темная фигура и дворник шумно запер калитку. Иноков ушел, топая, как лошадь, а Клим посмотрел на беспорядок
в комнате, бумажный хаос на столе, и его обняла усталость; как будто жандарм отравил воздух своей ленью.
Послав Климу воздушный поцелуй, она
исчезла, а он встал, сунув руки
в карманы, прошелся по
комнате, посмотрел на себя
в зеркале, закурил и усмехнулся, подумав, как легко эта женщина помогла ему забыть кошмарного офицера.
Ушли и они. Хрустел песок.
В комнате Варавки четко и быстро щелкали косточки счет. Красный огонь на лодке горел далеко, у мельничной плотины. Клим, сидя на ступени террасы, смотрел, как
в темноте
исчезает белая фигура девушки, и убеждал себя...
Кутузов, задернув драпировку, снова явился
в зеркале, большой, белый, с лицом очень строгим и печальным. Провел обеими руками по остриженной голове и, погасив свет,
исчез в темноте более густой, чем наполнявшая
комнату Самгина. Клим, ступая на пальцы ног, встал и тоже подошел к незавешенному окну. Горит фонарь, как всегда, и, как всегда, — отблеск огня на грязной, сырой стене.
Обломов сиял, идучи домой. У него кипела кровь, глаза блистали. Ему казалось, что у него горят даже волосы. Так он и вошел к себе
в комнату — и вдруг сиянье
исчезло и глаза
в неприятном изумлении остановились неподвижно на одном месте:
в его кресле сидел Тарантьев.
Последний, если хотел, стирал пыль, а если не хотел, так Анисья влетит, как вихрь, и отчасти фартуком, отчасти голой рукой, почти носом, разом все сдует, смахнет, сдернет, уберет и
исчезнет; не то так сама хозяйка, когда Обломов выйдет
в сад, заглянет к нему
в комнату, найдет беспорядок, покачает головой и, ворча что-то про себя, взобьет подушки горой, тут же посмотрит наволочки, опять шепнет себе, что надо переменить, и сдернет их, оботрет окна, заглянет за спинку дивана и уйдет.
В прочих
комнатах везде было светло, чисто и свежо. Старые, полинялые занавески
исчезли, а окна и двери гостиной и кабинета осенялись синими и зелеными драпри и кисейными занавесками с красными фестонами — всё работа рук Агафьи Матвеевны.
— У барышни
в комнате, я достану, — сказала Марина и
исчезла.
— Известно что: смотрели ее, слушали ее грудь, выходили
в другую
комнату, молча пожимали плечами и, сжав
в кулак сунутую ассигнацию, застегивали фрак и проворно
исчезали.
Марфенька надулась, а Викентьев постоял минуты две
в недоумении, почесывая то затылок, то брови, потом вместо того, чтоб погладить волосы, как делают другие, поерошил их, расстегнул и застегнул пуговицу у жилета, вскинул легонько фуражку вверх и, поймав ее, выпрыгнул из
комнаты, сказавши: «Я за нотами и за книгой — сейчас прибегу…» — и
исчез.
Она часто отвлекалась то
в ту, то
в другую сторону.
В ней даже вспыхивал минутами не только экстаз, но какой-то хмель порывистого веселья. Когда она,
в один вечер,
в таком настроении
исчезла из
комнаты, Татьяна Марковна и Райский устремили друг на друга вопросительный и продолжительный взгляд.
Его попросили выйти опять
в «ту
комнату». Митя вышел хмурый от злобы и стараясь ни на кого не глядеть.
В чужом платье он чувствовал себя совсем опозоренным, даже пред этими мужиками и Трифоном Борисовичем, лицо которого вдруг зачем-то мелькнуло
в дверях и
исчезло. «На ряженого заглянуть приходил», — подумал Митя. Он уселся на своем прежнем стуле. Мерещилось ему что-то кошмарное и нелепое, казалось ему, что он не
в своем уме.
Когда Марья Алексевна опомнилась у ворот Пажеского корпуса, постигла, что дочь действительно
исчезла, вышла замуж и ушла от нее, этот факт явился ее сознанию
в форме следующего мысленного восклицания: «обокрала!» И всю дорогу она продолжала восклицать мысленно, а иногда и вслух: «обокрала!» Поэтому, задержавшись лишь на несколько минут сообщением скорби своей Феде и Матрене по человеческой слабости, — всякий человек увлекается выражением чувств до того, что забывает
в порыве души житейские интересы минуты, — Марья Алексевна пробежала
в комнату Верочки, бросилась
в ящики туалета,
в гардероб, окинула все торопливым взглядом, — нет, кажется, все цело! — и потом принялась поверять это успокоительное впечатление подробным пересмотром.
Крепко обнялись мы, — она плакала, и я плакал, бричка выехала на улицу, повернула
в переулок возле того самого места, где продавали гречневики и гороховый кисель, и
исчезла; я походил по двору — так что-то холодно и дурно, взошел
в свою
комнату — и там будто пусто и холодно, принялся готовить урок Ивану Евдокимовичу, а сам думал — где-то теперь кибитка, проехала заставу или нет?
Сидит он, скорчившись, на верстаке, а
в голове у него словно молоты стучат. Опохмелиться бы надобно, да не на что. Вспоминает Сережка, что давеча у хозяина
в комнате (через сени) на киоте он медную гривну видел, встает с верстака и, благо хозяина дома нет,
исчезает из мастерской. Но главный подмастерье пристально следит за ним, и
в то мгновенье, как он притворяет дверь
в хозяйскую
комнату, вцепляется ему
в волоса.
Ровно
в девять часов
в той же гостиной подают завтрак. Нынче завтрак обязателен и представляет подобие обеда, а во время оно завтракать давали почти исключительно при гостях, причем ограничивались тем, что ставили на стол поднос, уставленный закусками и эфемерной едой, вроде сочней, печенки и т. п. Матушка усердно потчует деда и ревниво смотрит, чтоб дети не помногу брали.
В то время она накладывает на тарелку целую гору всякой всячины и
исчезает с нею из
комнаты.
После ее приезда
в Москву вот что произошло со мной: я лежал
в своей
комнате, на кровати,
в состоянии полусна; я ясно видел
комнату,
в углу против меня была икона и горела лампадка, я очень сосредоточенно смотрел
в этот угол и вдруг под образом увидел вырисовавшееся лицо Минцловой, выражение лица ее было ужасное, как бы одержимое темной силой; я очень сосредоточенно смотрел на нее и духовным усилием заставил это видение
исчезнуть, страшное лицо растаяло.
К началу учебного года на воротах каждого дома висели билетики — объявления о сдаче
комнат внаймы.
В половине августа эти билетики мало-помалу начинали
исчезать.
Но едва отец, прихрамывая и опираясь на палку, дошел до конца
комнаты, архивариус так же неслышно
исчез опять
в сенях.
Было два или три таких вечера, памятных своей давящей скукой, потом часовых дел мастер явился днем,
в воскресенье, тотчас после поздней обедни. Я сидел
в комнате матери, помогая ей разнизывать изорванную вышивку бисером, неожиданно и быстро приоткрылась дверь, бабушка сунула
в комнату испуганное лицо и тотчас
исчезла, громко шепнув...
В течение нескольких секунд он стоял с приподнятым кверху и просветлевшим лицом. Он был так странен, что все невольно обратились к нему, и кругом все смолкло. Всем казалось, что человек, стоявший среди
комнаты, был не тот, которого они так хорошо знали, а какой-то другой, незнакомый. А тот прежний
исчез, окруженный внезапно опустившеюся на него тайной.
И Лебедев быстро
исчез из
комнаты. Князь посмотрел
в удивлении на девушку, на мальчика и на лежавшего на диване; все они смеялись. Засмеялся и князь.
Свет
исчез в Лизиной
комнате.
— Чиновник
исчез, и тотчас старика нашего с нами повели во внутренние
комнаты, где он нас поручил благосклонному вниманию министра, рассыпавшегося между тем
в извинениях.
— Пойдем, Лиза, я тебя напою шоколатом: я давно берегу для тебя палочку; у меня нынче есть отличные сливки, — сказала Женни, и они пошли
в ее
комнату, между тем как Помада юркнул за двери и
исчез за ними.
Только когда Лиза поднималась идти домой, старуха
исчезала из
комнаты и выползала
в переднюю боковой дверью. Кропочась на прислугу, она с серьезной физиономией снимала с вешалки теплое пальто Лизы и, одевая ее, ворчала...
Он одним движением головы, на ходу, вызвал Тамару из зала и
исчез с ней
в ее
комнате.
Каждый раз, когда книги
исчезали из ее рук, перед нею вспыхивало желтым пятном, точно огонь спички
в темной
комнате, лицо жандармского офицера, и она мысленно со злорадным чувством говорила ему...
В комнате было темно, ночник погасал, полосы света то вдруг обливали всю
комнату, то чуть-чуть мелькали по стене, то
исчезали совсем.
Все благоприятствовало ему. Кареты у подъезда не было. Тихо прошел он залу и на минуту остановился перед дверями гостиной, чтобы перевести дух. Там Наденька играла на фортепиано. Дальше через
комнату сама Любецкая сидела на диване и вязала шарф. Наденька, услыхавши шаги
в зале, продолжала играть тише и вытянула головку вперед. Она с улыбкой ожидала появления гостя. Гость появился, и улыбка мгновенно
исчезла; место ее заменил испуг. Она немного изменилась
в лице и встала со стула. Не этого гостя ожидала она.
Но последнее время записка эта
исчезла по той причине, что вышесказанные три
комнаты наняла приехавшая
в Москву с дочерью адмиральша, видимо, выбиравшая уединенный переулок для своего местопребывания и желавшая непременно нанять квартиру у одинокой женщины и пожилой, за каковую она и приняла владетельницу дома; но Миропа Дмитриевна Зудченко вовсе не считала себя пожилою дамою и всем своим знакомым доказывала, что у женщины никогда не надобно спрашивать, сколько ей лет, а должно смотреть, какою она кажется на вид; на вид же Миропа Дмитриевна, по ее мнению, казалась никак не старее тридцати пяти лет, потому что если у нее и появлялись седые волосы, то она немедля их выщипывала; три — четыре выпавшие зуба были заменены вставленными; цвет ее лица постоянно освежался разными притираньями; при этом Миропа Дмитриевна была стройна; глаза имела хоть и небольшие, но черненькие и светящиеся, нос тонкий; рот, правда, довольно широкий, провалистый, но не без приятности; словом, всей своей физиономией она напоминала несколько мышь, способную всюду пробежать и все вынюхать, что подтверждалось даже прозвищем, которым называли Миропу Дмитриевну соседние лавочники: дама обделистая.
Тем не менее, когда ей однажды утром доложили, что Степан Владимирыч ночью
исчез из Головлева, она вдруг пришла
в себя. Немедленно разослала весь дом на поиски и лично приступила к следствию, начав с осмотра
комнаты,
в которой жил постылый. Первое, что поразило ее, — это стоявший на столе штоф, на дне которого еще плескалось немного жидкости и который впопыхах не догадались убрать.
Только по постоянному хлопанью дверей Иудушка догадывался, что она за чем-нибудь прибежала к себе
в комнату, с тем чтобы вслед за тем опять
исчезнуть.
Поставив стул боком к столу, — чтобы спинка стула не мешала горбу, — он спокойно пьет чай, стакан за стаканом, но вдруг настораживается, оглядывая дымную
комнату, вслушиваясь
в несвязный шум голосов, вскакивает и быстро
исчезает.
На мое счастье, старуха перешла спать
в детскую, — запоем запила нянька. Викторушка не мешал мне. Когда все
в доме засыпали, он тихонько одевался и до утра
исчезал куда-то. Огня мне не давали, унося свечку
в комнаты, денег на покупку свеч у меня не было; тогда я стал тихонько собирать сало с подсвечников, складывал его
в жестянку из-под сардин, подливал туда лампадного масла и, скрутив светильню из ниток, зажигал по ночам на печи дымный огонь.
Они говорили так дружески серьезно, что татарка перестала дразнить их, вошла
в комнату, молча сняла со стены платье и
исчезла.
Ахилла задрожал и, раскрыв глаза, увидал, что он действительно спал, что на дворе уже утро; красный огонь погребальных свеч
исчезает в лучах восходящего солнца,
в комнате душно от нагару,
в воздухе несется заунывный благовест, а
в двери
комнаты громко стучат.
Как только Хаджи-Мурат остался один
в отведенной ему
комнате, лицо его изменилось:
исчезло выражение удовольствия и то ласковости, то торжественности, и выступило выражение озабоченности.
Багряное солнце, пронизав листву сада, светило
в окна снопами острых красных лучей, вся
комната была расписана-позолочена пятнами живого света, тихий ветер колебал деревья, эти солнечные пятна трепетали, сливаясь одно с другим,
исчезали и снова текли по полу, по стенам ручьями расплавленного золота.
«Крепкоголовых» не видать никого; они изредка выглядывают из внутренних
комнат в залу, постоят с минуту около дверей, зевнут, подумают: «а ведь это всё наши!» — и
исчезнут в ту зияющую пропасть, которая зовется собственно клубом.
Она улыбнулась, повторила:"Пожалуйте, пожалуйте", — и ввела его
в небольшую
комнату, находившуюся напротив Ирининой спальни и наполненную дорожными сундуками и чемоданами, а сама тотчас
исчезла, легохонько притворивши дверь.
Огонь
в лампе то почти
исчезал, то появлялся вновь, тьма прыгала вокруг кровати, бросаясь к ней отовсюду, снова отскакивая
в углы
комнаты.