Неточные совпадения
Милон. Я почту за
истинное счастие, если удостоюсь вашего
доброго мнения, ваших ко мне милостей…
Теперь я должен несколько объяснить причины, побудившие меня предать публике сердечные тайны человека, которого я никогда не знал.
Добро бы я был еще его другом: коварная нескромность
истинного друга понятна каждому; но я видел его только раз в моей жизни на большой дороге; следовательно, не могу питать к нему той неизъяснимой ненависти, которая, таясь под личиною дружбы, ожидает только смерти или несчастия любимого предмета, чтоб разразиться над его головою градом упреков, советов, насмешек и сожалений.
«Русское» и есть праведное,
доброе,
истинное, божественное.
…Приглашения Тюфяева на его жирные, сибирские обеды были для меня
истинным наказанием. Столовая его была та же канцелярия, но в другой форме, менее грязной, но более пошлой, потому что она имела вид
доброй воли, а не насилия.
Разумеется, оставя всякую другую пролетную дичь,
истинный охотник бросится за вальдшнепами, и
добрая легавая собака, не горячая, преимущественно вежливая, будет очень ему полезна.
Теперь, наскучив оною, не в силах будучи делать
добро, оставил место
истинному хищному зверю.
Это совершенно понятно: во-первых, самодур также почти не имеет
истинных нравственных понятий и, следовательно, не может правильно различать
добро и зло и, по необходимости, должен руководствоваться произволом; во-вторых — безусловное послушание других очень выгодно для него, потому что затем он может уж ничем не стесняться.
Ты скажешь, любезный друг Иван,
доброму нашему Суворочке, что я с
истинным участием порадовался за него, прочитавши отставку бригадного командира.
На прошедшей неделе не удалось мне, почтенный и
добрый друг мой Егор Антонович, поблагодарить вас за ваше мартовское письмо, которое долго странствовало; через Иркутск, наконец, оно дошло до меня, и я насладился вашею беседою; рано или поздно она всегда для меня
истинное утешение.
Обнимаю тебя,
добрый друг, а ты обними за меня всех наших ветеранов. Надеюсь, что когда-нибудь мне откликнешься. — Весточка от вас —
истинная для меня отрада. Возьмите когда-нибудь листок и каждый скажите мне на нем словечко. Таким образом, я как будто всех вас увижу.
За пренебрежение этой силой она горько наказана, вероятно к
истинному сожалению всех умных и в то же время
добрых сынов России.
Жена у него была женщина уже не первой молодости, но еще прелестнейшая собой, умная,
добрая, великодушная, и исполненная какой-то особенной женской прелести; по рождению своему, княгиня принадлежала к самому высшему обществу, и Еспер Иваныч, говоря полковнику об
истинном аристократизме, именно ее и имел в виду.
Старец получил письмо от старого Еропкина, предупреждающее его о приезде дочери и об ее ненормальном, возбужденном состоянии и выражающее уверенность в том, что старец наставит ее на путь
истинный — золотой середины,
доброй христианской жизни, без нарушения существующих условий.
Несмотря на те слова и выражения, которые я нарочно отметил курсивом, и на весь тон письма, по которым высокомерный читатель верно составил себе
истинное и невыгодное понятие, в отношении порядочности, о самом штабс-капитане Михайлове, на стоптанных сапогах, о товарище его, который пишет рисурс и имеет такие странные понятия о географии, о бледном друге на эсе (может быть, даже и не без основания вообразив себе эту Наташу с грязными ногтями), и вообще о всем этом праздном грязненьком провинциальном презренном для него круге, штабс-капитан Михайлов с невыразимо грустным наслаждением вспомнил о своем губернском бледном друге и как он сиживал, бывало, с ним по вечерам в беседке и говорил о чувстве, вспомнил о
добром товарище-улане, как он сердился и ремизился, когда они, бывало, в кабинете составляли пульку по копейке, как жена смеялась над ним, — вспомнил о дружбе к себе этих людей (может быть, ему казалось, что было что-то больше со стороны бледного друга): все эти лица с своей обстановкой мелькнули в его воображении в удивительно-сладком, отрадно-розовом цвете, и он, улыбаясь своим воспоминаниям, дотронулся рукою до кармана, в котором лежало это милое для него письмо.
Эти-то три возвышенные идеи —
истинного,
доброго и прекрасного — составляют три основных столба, на которых покоится здание франкмасонского союза и которые, нося три масонских имени: имя мудрости, имя крепости и имя красоты, — служат, говоря языком ремесла, причалом образа действий вольного каменщика.
— Вот кого новообрядствующей-то церкви надо гнать, вот кого зорить да жечь! А не нас, мы — искони Русь, наша вера
истинная, восточная, корневая русская вера, а это все — Запад, искаженное вольнодумство! От немцев, от французов — какое
добро? Вон они в двенадцатом-то году…
Хорошо было человеку, не видавшему людей другого исповедания, чем он сам, верить, что его исповедание — одно
истинное; но стоит только думающему человеку столкнуться, как это теперь беспрестанно случается, с людьми одинаково
добрыми и злыми разных исповеданий, осуждающих веры друг друга, чтобы усомниться в истинности исповедуемой им веры.
Развращает, озлобляет, озверяет и потому разъединяет людей не воровство, не грабеж, не убийство, не блуд, не подлоги, а ложь, та особенная ложь лицемерия, которая уничтожает в сознании людей различие между
добром и злом, лишает их этим возможности избегать зла и искать
добра, лишает их того, что составляет сущность
истинной человеческой жизни, и потому стоит на пути всякого совершенствования людей.
«Устранение государственного насилия в том случае, если в обществе не все люди стали
истинными христианами, сделает только то, что злые будут властвовать над
добрыми и безнаказанно насиловать их!» — говорят защитники существующего строя жизни.
— Братцы! Горожане! Приходят к нам молодые люди, юноши, чистые сердцем, будто ангелы приходят и говорят
доброе, неслыханное, неведомое нам —
истинное божье говорят, и — надо слушать их: они вечное чувствуют,
истинное — богово! Надо слушать их тихо, во внимании, с открытыми сердцами, пусть они не известны нам, они ведь потому не известны, что хорошего хотят,
добро несут в сердцах,
добро, неведомое нам…
«И как много обязан я тебе,
истинный,
добрый друг наш, — сказал он ему, — в том, что я сделался человеком, — тебе и моей матери я обязан всем, всем; ты больше для меня, нежели родной отец!» Женевец закрыл рукою глаза, потом посмотрел на мать, на сына, хотел что-то сказать, — ничего не сказал, встал и вышел вон из комнаты.
Но в чем настоящее
добро и
истинное наслаждение для человека, она не могла определить себе; вот отчего эти внезапные порывы каких-то безотчетных, неясных стремлений, о которых она вспоминает: «Иной раз, бывало, рано утром в сад уйду, еще только солнышко восходит, — упаду на колени, молюсь и плачу, и сама не знаю, о чем молюсь и о чем плачу; так меня и найдут.
Или, например, я верю в
добрую природу человека, по-моему — это хорошо, а по-вашему — это «вина»,
истинная же заслуга заключается в человеконенавистничестве…
Оба были
добрые и ласковые люди, а Упадышевский впоследствии сделался
истинным ангелом хранителем моим и моей матери; я не знаю, что было бы с нами без этого благодетельного старика.
Я желал бы представить Юрия
истинным героем, но что же мне делать, если он был таков же, как вы и я… против правды слов нет; я уж прежде сказал, что только в глазах Ольги он почерпал неистовый пламень, бурные желания, гордую волю, — что вне этого волшебного круга он был человек, как и другой — просто
добрый, умный юноша. Что делать?
Государь, угадывая
истинную причину его отсутствия, писал герцогу, что он ни в чем неволить Ибрагима не намерен, что предоставляет его
доброй воле возвратиться в Россию или нет, но что во всяком случае он никогда не оставит прежнего своего питомца.
Потому, если эстетика — наука о прекрасном по содержанию, то она не имеет права говорить о возвышенном, как не имеет права говорить о
добром,
истинном и т. д. Если же понимать под эстетикою науку об искусстве, то, конечно, она должна говорить о возвышенном, потому что возвышенное входит в область искусства.
Если иностранные Писатели доныне говорят, что в России нет Среднего состояния, то пожалеем об их дерзком невежестве, но скажем, что Екатерина даровала сему важному состоянию
истинную политическую жизнь и цену: что все прежние его установления были недостаточны, нетверды и не образовали полной системы; что Она первая обратила его в государственное достоинство, которое основано на трудолюбии и
добрых нравах и которое может быть утрачено пороками [См.: «Городовое Положение».]; что Она первая поставила на его главную степень цвет ума и талантов — мужей, просвещенных науками, украшенных изящными дарованиями [Ученые и художники по сему закону имеют право на достоинство Именитых Граждан.]; и чрез то утвердила законом, что государство, уважая общественную пользу трудолюбием снисканных богатств, равномерно уважает и личные таланты, и признает их нужными для своего благоденствия.
Она знала имена, самые характеры их; награждала
добрые успехи Своим благоволением, ласковыми взорами и похвалами; одним словом, Она казалась
истинной матерью сего многочисленного, цветущего семейства.
Сии гнусные, но к утешению
доброго сердца малочисленные тираны, которые забывают, что быть господином есть: для
истинного Дворянина, быть отцом своих подданных, — не могли уже тиранствовать во мраке; луч мудрого Правительства осветил их дела; страх был для них красноречивее совести, и судьба подвластных земледельцев смягчилась.
Тут прочитала Она в
добрых сердцах все тайные желания
истинных сынов отечества; тихий глас Патриотов доходил до Ее нежного слуха…
Родители ее принадлежали и к старому и к новому веку; прежние понятия, полузабытые, полустертые новыми впечатлениями жизни петербургской, влиянием общества, в котором Николай Петрович по чину своему должен был находиться, проявлялись только в минуты досады, или во время спора; они казались ему сильнейшими аргументами, ибо он помнил их грозное действие на собственный ум, во дни его молодости; Катерина Ивановна была дама не глупая, по словам чиновников, служивших в канцелярии ее мужа; женщина хитрая и лукавая, во мнении других старух;
добрая, доверчивая и слепая маменька для бальной молодежи…
истинного ее характера я еще не разгадал; описывая, я только буду стараться соединить и выразить вместе все три вышесказанные мнения… и если выдет портрет похож, то обещаюсь идти пешком в Невский монастырь — слушать певчих!..
Цветов им теперь приносить уже некому, но в московских норах и трущобах есть люди, которые помнят белоголового длинного старика, который словно чудом умел узнавать, где есть
истинное горе, и умел поспевать туда вовремя сам или посылал не с пустыми руками своего
доброго пучеглазого слугу.
И
добро бы это был
истинный артист, а то ведь одна только наружность.
Старик, потеряв надежду обратить меня на
истинный путь, стал смотреть на меня снисходительнее, как на
доброго молодого человека, сына старых друзей его, увлеченного вихрем мирской суеты.
С тех пор как есть люди, разумные существа, они различали
добро от зла и пользовались тем, что до них в этом различении сделали люди, — боролись со злом, искали
истинный наилучший путь и медленно, но неотступно подвигались на этом пути. И всегда, заграждая этот путь, становились перед людьми различные соблазны, суеверия и ложные учения, говорившие людям, что этого не нужно делать, что не нужно ничего искать, что им и так хорошо и нужно жить, как живется.
Истинная сила человека не в порывах, а в ненарушимом, спокойном стремлении к
добру, которое он устанавливает в мыслях, выражает в словах и проводит в поступках.
Говорят, что для того, кто делает
добро, не нужно награды. Это правда, если думать, что награда будет не в тебе и не сейчас, а в будущем. Но без награды, без того, чтобы
добро не давало радости человеку, не мог бы человек делать
добро. Дело только в том, чтобы понимать, в чем
истинная награда.
Истинная награда не во внешнем и будущем, а во внутреннем и настоящем: в улучшении своей души. В этом и награда и побуждение к деланию
добра.
Настоящих благ немного. То только
истинное благо и
добро, что благо и
добро для всех.
Истинное учение научает людей высшему
добру — обновлению людей и пребыванию в этом состоянии.
Для язычников богатство — и
добро и слава, для
истинных христиан богатство — и зло и срам.
Какие бы ни были на свете веры,
истинная вера только та одна, что бог — любовь. А от любви не может быть ничего, кроме
добра.
То же и с учениями о вере. Ложные учителя привлекают людей к
доброй жизни тем, что пугают наказаниями и заманивают наградой на том свете, где никто не был.
Истинные же учителя учат только тому, что начало жизни, любовь, само живет в душах людей и что хорошо тому, кто соединился с ним.
В индийском законе сказано так: как верно то, что зимою бывает холодно, а летом тепло, так же верно и то, что злому человеку бывает дурно, а
доброму хорошо. Пусть никто не входит в ссору, хотя бы он и был обижен и страдал, пусть не оскорбляет никого ни делом, ни словом, ни мыслью. Всё это лишает человека
истинного блага.
Истинное благо всегда в наших руках. Оно, как тень, следует за
доброй жизнью.
Учение любви, не допускающее насилия, не потому только важно, что человеку хорошо для себя, для своей души, терпеть зло и делать
добро за зло, но еще и потому, что только одно
добро прекращает зло, тушит его, не позволяет ему идти дальше.
Истинное учение любви тем и сильно, что оно тушит зло, не давая ему разгораться.
И если бы даже не было бога, святого и
доброго, жизнь духовная была бы все-таки разгадкой тайны и полярной звездой для движущегося человечества, потому что она одна дает
истинное благо.
Дорожи
добрыми мыслями своими и чужими, когда узнаешь их. Ничто не поможет тебе столько, сколько помогут
добрые мысли для исполнения
истинного дела твоей жизни.
Он сознавал в себе прежде всего духовидца, носителя «откровений» [В «Авроре» Беме упоминает между прочим, что «так как я не был в состоянии тотчас же охватить глубокие рождения Божий в их существе и постигнуть их в моем разуме, то прошло
добрых 12 лет, пока было дано мне
истинное разумение» (Я. Беме.
Отсюда все, что порождает различие родов, видов, что создает разницы и свойства, все, что существует в возникновении, гибели, изменении и перемене, — есть не сущность, не бытие, но состояние и определение сущности и бытия, а это последнее есть единый бесконечный, неподвижный субстрат, материя, жизнь, душа,
истинное и
доброе.