Неточные совпадения
По мере того как мы из
учеников переходим к действительному знанию, стропилы и подмостки становятся противны — мы
ищем простоты.
Церковные учители признают нагорную проповедь с заповедью о непротивлении злу насилием божественным откровением и потому, если они уже раз нашли нужным писать о моей книге, то, казалось бы, им необходимо было прежде всего ответить на этот главный пункт обвинения и прямо высказать, признают или не признают они обязательным для христианина учение нагорной проповеди и заповедь о непротивлении злу насилием, и отвечать не так, как это обыкновенно делается, т. е. сказать, что хотя, с одной стороны, нельзя собственно отрицать, но, с другой стороны, опять-таки нельзя утверждать, тем более, что и т. д., а ответить так же, как поставлен вопрос в моей книге: действительно ли Христос требовал от своих
учеников исполнения того, чему он учил в нагорной проповеди, и потому может или не может христианин, оставаясь христианином, идти в суд, участвуя в нем, осуждая людей или
ища в нем защиты силой, может или не может христианин, оставаясь христианином, участвовать в управлении, употребляя насилие против своих ближних и самый главный, всем предстоящий теперь с общей воинской повинностью, вопрос — может или не может христианин, оставаясь христианином, противно прямому указанию Христа обещаться в будущих поступках, прямо противных учению, и, участвуя в военной службе, готовиться к убийству людей или совершать их?
Нина Федоровна платила за бедных
учеников, раздавала старухам чай, сахар, варенье, наряжала небогатых невест, и если ей в руки попадала газета, то она прежде всего
искала, нет ли какого-нибудь воззвания или заметки о чьем-нибудь бедственном положении.
При ответах
ученика его не столько раздражало незнание, сколько небрежность, мешавшая логически
поискать темно сознаваемого ответа.
Он немедленно отправился
искать бывшего
ученика своего, обнял его крепко, просил у него прощенья и старался, сколько мог, загладить пред ним вину свою.
И вот конец печальной были
Иль сказки — выражусь прямей.
Признайтесь, вы меня бранили?
Вы ждали действия? страстей?
Повсюду нынче
ищут драмы,
Все просят крови — даже дамы.
А я, как робкий
ученик,
Остановился в лучший миг;
Простым нервическим припадком
Неловко сцену заключил,
Соперников не помирил
И не поссорил их порядком…
Что ж делать! Вот вам мой рассказ,
Друзья; покамест будет с вас.
Вытирает с лица кровь и грозит кулаком солдату, который оборачивается, смеясь, и показывает на него другим.
Ищет зачем-то Фому — но ни его, ни одного из
учеников нет в толпе провожающих. Снова чувствует усталость и тяжело передвигает ноги, внимательно разглядывая острые, белые, рассыпающиеся камешки.
А теперь глядел на него, точно не видя, хотя по-прежнему, — и даже упорнее, чем прежде, —
искал его глазами всякий раз, как начинал говорить к
ученикам или к народу, но или садился к нему спиною и через голову бросал слова свои на Иуду, или делал вид, что совсем его не замечает.
Он был тогда в шестом классе и собирался в университет через полтора года. Отцу его, Ивану Прокофьичу, приходилось уж больно жутко от односельчан. Пошли на него наветы и форменные доносы, из-за которых он, два года спустя, угодил на поселение. Дела тоже приходили в расстройство. Маленькое спичечное заведение отца еле — еле держалось. Надо было
искать уроков. От платы он был давно освобожден, как хороший
ученик, ни в чем еще не попадавшийся.