Неточные совпадения
Его клонило к неге и мечтам; он обращал глаза к небу,
искал своего любимого светила, но оно было на самом зените и только обливало ослепительным блеском известковую
стену дома, за который закатывалось по вечерам в виду Обломова. «Нет, прежде дело, — строго подумал он, — а потом…»
Заключая в своих
стенах около миллиона жителей и не один десяток в подведомственных ему и близлежащих областях, Кантон будет всегда служить рынком для этих жителей, которым нет надобности
искать работы и сбыта товаров в других местах.
Пошел я в угол
искать и у
стены на Григория Васильевича лежащего и наткнулся, весь в крови лежит, в бесчувствии.
На столе горела, оплывая и отражаясь в пустоте зеркала, сальная свеча, грязные тени ползали по полу, в углу перед образом теплилась лампада, ледяное окно серебрил лунный свет. Мать оглядывалась, точно
искала чего-то на голых
стенах, на потолке.
Очень хотелось ударить его ногой, но было больно пошевелиться. Он казался еще более рыжим, чем был раньше; голова его беспокойно качалась; яркие глаза
искали чего-то на
стене. Вынув из кармана пряничного козла, два сахарных рожка, яблоко и ветку синего изюма, он положил всё это на подушку, к носу моему.
— Правда, правда, — подхватил Бахарев. — Пойдут дуть да раздувать и надуют и себе всякие лихие болести, и другим беспокойство. Ох ты, господи! господи! — произнес он, вставая и направляясь к дверям своего кабинета, — ты
ищешь только покоя, а оне знай истории разводят. И из-за чего, за что девочку разогорчили! — добавил он, входя в кабинет, и так хлопнул дверью, что в зале задрожали
стены.
Стал слышен свист. Он извивался в тишине тонкой струйкой, печальный и мелодичный, задумчиво плутал в пустыне тьмы,
искал чего-то, приближался. И вдруг исчез под окном, точно воткнувшись в дерево
стены.
По коридору бродили люди, собирались в группы, возбужденно и вдумчиво разговаривая глухими голосами. Почти никто не стоял одиноко — на всех лицах было ясно видно желание говорить, спрашивать, слушать. В узкой белой трубе между двух
стен люди мотались взад и вперед, точно под ударами сильного ветра, и, казалось, все
искали возможности стать на чем-то твердо и крепко.
Когда его увели, она села на лавку и, закрыв глаза, тихо завыла. Опираясь спиной о
стену, как, бывало, делал ее муж, туго связанная тоской и обидным сознанием своего бессилия, она, закинув голову, выла долго и однотонно, выливая в этих звуках боль раненого сердца. А перед нею неподвижным пятном стояло желтое лицо с редкими усами, и прищуренные глаза смотрели с удовольствием. В груди ее черным клубком свивалось ожесточение и злоба на людей, которые отнимают у матери сына за то, что сын
ищет правду.
Знакомо ли вам это странное состояние? Ночью вы проснулись, раскрыли глаза в черноту и вдруг чувствуете — заблудились, и скорее, скорее начинаете ощупывать кругом,
искать что-нибудь знакомое и твердое —
стену, лампочку, стул. Именно так я ощупывал,
искал в Единой Государственной Газете — скорее, скорее — и вот...
«Вот где отдохну я! — подумал Максим. — За этими
стенами проведу несколько дней, пока отец перестанет
искать меня. Я на исповеди открою настоятелю свою душу, авось он даст мне на время убежище».
При жизни мать рассказала Евсею несколько сказок. Рассказывала она их зимними ночами, когда метель, толкая избу в
стены, бегала по крыше и всё ощупывала, как будто
искала чего-то, залезала в трубу и плачевно выла там на разные голоса. Мать говорила сказки тихим сонным голосом, он у неё рвался, путался, часто она повторяла много раз одно и то же слово — мальчику казалось, что всё, о чём она говорит, она видит во тьме, только — неясно видит.
Не желая испытать снова такой страх, я бросился шарить вокруг,
ища выхода — куда! — хотя бы в
стену.
Потный, с прилипшей к телу мокрой рубахой, распустившимися, прежде курчавыми волосами, он судорожно и безнадежно метался по камере, как человек, у которого нестерпимая зубная боль. Присаживался, вновь бегал, прижимался лбом к
стене, останавливался и что-то разыскивал глазами — словно
искал лекарства. Он так изменился, что как будто имелись у него два разных лица, и прежнее, молодое ушло куда-то, а на место его стало новое, страшное, пришедшее из темноты.
Я в ней
искал не узкое то чувство,
Которое, два сердца съединив,
Стеною их от мира отделяет.
За дверями, которые выходили в сени, слышался шорох… кто-то тихо переступал с ноги на ногу и водил по
стене руками… Очевидно, этот злодей
искал, но никак не мог найти двери…
«Как это он отпер?» подумал старик, слыша шаги в сенях: «или старуха не заложила, как выходила в сенцы?» Собака завыла на задворке, а он шел по сеням, как потом рассказывал старик, как будто
искал двери, прошел мимо, стал опять ощупывать по
стене, споткнулся на кадушку, и она загремела.
Я вышел на площадку,
искал и звал его, прибавляя на всякий случай, что дело сделано и что я скоро еду за человеком в лесу… Но ответа не было, в окнах встревоженного станка гасли огни, ветер тянул по-прежнему; по временам трещали
стены станочных мазанок и издалека доносился стонущий звук лопающегося льда…
Оборвавшись после первой попытки, с оборванными ногтями, окровавленными руками и коленями, он стал
искать удобного места. Там, где ограда сходилась со
стеной мертвецкой, из нее и из
стены выпало несколько кирпичей. Больной нащупал эти впадины и воспользовался ими. Он влез на ограду, ухватился за ветки вяза, росшего по ту сторону, и тихо спустился по дереву на землю.
Часть столовой — скучный угол со старинными часами на
стене. Солидный буфет и большой стол, уходящий наполовину за пределы сцены. Широкая арка, занавешенная тёмной драпировкой, отделяет столовую от гостиной; гостиная глубже столовой, тесно заставлена старой мебелью. В правом углу горит небольшая электрическая лампа; под нею на кушетке Вера с книгой в руках. Между стульев ходит Пётр, точно
ищет чего-то. В глубине у окна Любовь, она встала коленями на стул, держится за спинку и смотрит в окно.
Он видел, как старик, не спуская с него своих глаз, блуждающей рукой наскоро
ищет ружье, висевшее на
стене; видел потом, как сверкнуло дуло ружья, направленное неверной, дрожащей от бешенства рукой прямо в грудь его…
Я понял теперь: Яков не
искал реальных, осязательных последствий от своего стучания для того дела, за которое он «стоял» столь неуклонно среди глухих
стен и не менее глухих к его обличениям людей; он видел «пользу» уже в самом факте «стояния» за бога и за великого государя, стало быть, поступал так «для души».
Воскресенский нетерпеливо
искал глазами знакомую дачу в виде русского терема. И когда она показалась наконец из-за густой чащи княжеского парка и стала вся видна над своей огромной, белой крепостной
стеной, он часто задышал и крепко прижал руку к холодевшему сердцу.
И старый дом, куда привел я вас,
Его паденья был свидетель хладный.
На изразцах кой-где встречает глаз
Черты карандаша, стихи и жадно
В них
ищет мысли — и бесплодный час
Проходит… Кто писал? С какою целью?
Грустил ли он иль предан был веселью?
Как надписи надгробные, оне
Рисуются узором по
стене —
Следы давно погибших чувств и мнений,
Эпиграфы неведомых творений.
От этого я начинал ужасно грустить, и тогда глаза мои инстинктивно
искали на
стене картину, изображавшую возвращение блудного сына.
Как долго путешествовавший человек, у которого в пути было много приключений, он с любопытством и приязнью рассматривал кривые
стены и черный потолок — и не нашел в них, чего
искал.
Иван Андреевич лежал ни жив ни мертв подле бездыханного трупа Амишки. Но молодой человек ловил каждое движение старика. Вдруг старик зашел с другой стороны, к
стене, и нагнулся. В один миг молодой человек вылез из-под кровати и пустился бежать, покамест муж
искал своих гостей по ту сторону брачного ложа.
И я душой
искал его пытливо —
Hо что найти вокруг себя я мог?
Старухи тетки не были красивы,
Величествен мой не был педагог —
И потому мне кажется не диво,
Что типами их лиц я пренебрег,
И на одной из
стен большого зала
Тип красоты мечта моя сыскала.
У меня есть сильнодействующее средство от зубной боли, мне дал его в Выборге один швед, когда я ездил туда
искать комнату, где Державин дописал две последние строфы оды «Бог», то есть: «В безмерной радости теряться и благодарны слезы лить…» Я хотел видеть эти
стены, но не нашел комнаты: у нас этим не дорожат…
Иногда он бросался чем-то и потяжелее: черепитчатая крыша домика дрожала под ударами, а каменные
стены гудели так, будто внутри самих камней дышал и
искал выхода пойманный ветер.
Мы шли, шли… Никто из встречных не знал, где деревня Палинпу. На нашей карте ее тоже не было. Ломалась фура, мы останавливались, стояли, потом двигались дальше. Останавливались над провалившимся мостом,
искали в темноте проезда по льду и двигались опять. Все больше охватывала усталость, кружилась голова. Светлела в темноте ровно-серая дорога, слева непрерывно тянулась высокая городская
стена, за нею мелькали вершины деревьев, гребни изогнутых крыш, — тихие, таинственно чуждые в своей, особой от нас жизни.
Я начала опять
искать Clémence. Смотрю направо, налево, нет ее нигде. Так мне стало досадно, что я прозевала на мерзкую L***. И Домбрович исчез. Но вместо него вылез откуда-то Кучкин. Я сейчас же вышла из залы и бегом побежала в фойе. Там еще было много народу. Все пары сидели вдоль
стен боковой залы.
Теперь на закате дней своих они с завистью взирают, как возвеличиваются путем печати имена их бесчисленных родственников и знакомых, некогда административных деятелей, теперь сошедших уже в могилу, — тех самых, на которых они некогда доносили; с завистью взирают, как время от времени появляются в журналах записки, письма и мемуары этих родственников, с болью в сердце чувствуют, что им, баклушникам, никогда не достичь этой чести и что их записки и письма после их смерти не попадут ни на какую потребу, кроме оклейки
стен и на тюрюки мелочной лавочки, а потому и
ищут возможности опубликовать эти записки еще при своей жизни.
Не далее как на аршин от меня лежал скиталец; за
стенами в номерах и во дворе, около телег, среди богомольцев не одна сотня таких же скитальцев ожидала утра, а еще дальше, если суметь представить себе всю русскую землю, какое множество таких же перекати-поле,
ища где лучше, шагало теперь по большим и проселочным дорогам или, в ожидании рассвета, дремало в постоялых дворах, корчмах, гостиницах, на траве под небом…
Оба тихонько кашлянули по два раза и по этому условному знаку сошлись за средней
стеной у трубы; они едва не соприкасались брюхом одного с носом другого, а еще
искали друг друга.
Не чувствуя холода, побежала она через двор с слабым остатком памяти и начала
искать свою комнату, но огонь охватил уже большую часть замка; хотя она и не нашла ее, но, не страшась пламени, ползла с непомерной силой и ловкостью между рыцарями на
стенах.
Не чувствуя холода, побежала она через двор с слабым остатком памяти и начала
искать свою комнату, но огонь охватил уже большую часть замка; хотя она и не нашла ее, но не страшась пламени, полезла с непомерной силой и ловкостью между рыцарями на
стены.
— Честь тебе и слава! — отвечала Марфа. — Все равно умереть: со
стены ли родной скатится голова твоя и отлетит рука, поднимающая меч на врага, или смерть застанет притаившегося… Имя твое останется незапятнанным черным пятном позора на скрижалях вечности… А посадники наши, уж я вижу, робко озираются, как будто бы
ищут безопасного места, где бы скрыть себя и похоронить свою честь…
Что ей делать? Разбудить лекарку? Умереть на месте? Зачем нет с нею теперь Василия?.. «Господи, господи, помоги!» — может она только сказать и, шатаясь, идет
искать своего товарища. Ей кажется с каждым шагом, что она наступает на ножи, на вилы. Дверь сама собой отворяется; кто-то дает ей место: это внука лекарки, идущая с ночной прогулки, из беседы русалок. Цепляясь за
стены, Мариула выходит на площадку лестницы, и Василий ее окликает.
— Ничья судьба не ведома; это дело закрытое. Бывает, что и самая заносчивая голова скатывается с плеч ниже ног! — возразил Назарий. — Как лоб ни широк,
стены им не спихнешь, как окропит его свинцовый дождик, так и
ищи просухи в земле.
Русские пробирались к
стене,
искали какого-нибудь выхода из замка, чтобы соединиться со своими, когда на них было совершено нападение. Они сомкнулись друг с другом крепко-накрепко, уперлись спинами к
стене и, оградившись щитами, устроили
стену, решившись, видимо, дорого продать свою жизнь.
— Не взыщи, господине лекарь, — отвечает Мамон, почтительно кланяясь, — по приказу великого князя
ищем важного беглеца. Он бежал сюда к палатам боярина, здесь и скрылся. Одному из наших вздумалось только теперь сказать, будто слышал, как Холмский лез по
стене, будто твое окно отворилось…
Русские пробрались к
стене,
искали какого-нибудь выхода из замка, чтобы соединиться с своими, когда на них было сделано нападение. Они сомкнулись друг с другом крепко-накрепко, уперлись спинами к
стене и, оградившись щитами, устроили
стену, решась, видимо, дорого продать свою жизнь.
— Знает плешивого беса твой алхитехтур!.. А лет через пять
стена трещину даст, тогда твоего алхитехтура
ищи да свищи, а мне от начальства остуда… Надо, Ванюха, всяко дело делать по-божески… Пущай, пущай-ка ты ее глубже. Пущай!..