Неточные совпадения
Петр Петрович
встретил ее «ласково и вежливо», впрочем с некоторым оттенком какой-то веселой фамильярности, приличной, впрочем, по мнению Петра Петровича, такому почтенному и солидному человеку, как он, в отношении такого юного и в некотором смысле
интересного существа.
Были часы, когда Климу казалось, что он нашел свое место, свою тропу. Он жил среди людей, как между зеркал, каждый человек отражал в себе его, Самгина, и в то же время хорошо показывал ему свои недостатки. Недостатки ближних очень укрепляли взгляд Клима на себя как на человека умного, проницательного и своеобразного. Человека более
интересного и значительного, чем сам он, Клим еще не
встречал.
Это — все, что было у него под рукою, но он почувствовал себя достаточно вооруженным и отправился к Прейсу, ожидая
встретить в его «
интересных людях» людей, подобных ученикам Петра Маракуева.
Одетая, как всегда, пестро и крикливо, она говорила так громко, как будто все люди вокруг были ее добрыми знакомыми и можно не стесняться их. Самгин охотно проводил ее домой, дорогою она рассказала много
интересного о Диомидове, который, плутая всюду по Москве, изредка посещает и ее, о Маракуеве, просидевшем в тюрьме тринадцать дней, после чего жандармы извинились пред ним, о своем разочаровании театральной школой. Огромнейшая Анфимьевна
встретила Клима тоже радостно.
— Послушай, — прервал ее Самгин и заговорил тихо, поспешно и очень заботливо выбирая слова: — Ты женщина исключительно
интересная, необыкновенная, — ты знаешь это. Я еще не
встречал человека, который возбуждал бы у меня такое напряженное желание понять его… Не сердись, но…
Но наиболее
интересные индивидуальные
встречи с народными богоискателями у меня произошли в другом месте.
В юности есть надежды на то, что жизнь будет
интересной, замечательной, богатой необыкновенными
встречами и событиями.
Я усиленно поддерживал подобные знакомства: благодаря им я получал
интересные сведения для газет и проникал иногда в тайные игорные дома, где меня не стеснялись и где я
встречал таких людей, которые были приняты в обществе, состояли даже членами клубов, а на самом деле были или шулера, или аферисты, а то и атаманы шаек.
—
Встретили вы сейчас
интересного человека?
Высказавши эту рацею, он бойко взглянул мне в лицо, как будто хотел внушить: а что, брат, не ожидал ты, что в этом захолустье
встретишь столь
интересного и либерального собеседника?
— Вы, господа литераторы, — продолжал он, прямо обращаясь к Калиновичу, — живя в хорошем обществе,
встретите характеры и сюжеты
интересные и знакомые для образованного мира, а общество, наоборот, начнет любить, свое, русское, родное.
Широко я попользовался этим билетом. Мотался всюду, по всей России, и на Кавказ, и в Донские степи, и в Крым, и опять на выставку приезжал, а зимой чуть не на каждую пятницу поэтов, собиравшихся у К.К. Случевского, ездил в Петербург из Москвы с курьерским. И за все это я был обязан
встрече на улице с Амфитеатровым, который через три года дал мне еще более
интересную работу.
Тогда это был могучий, сухой богатырь — теперь же я
встретил ожиревшего, но все еще могучего старика.
Интересный человек был Подкопаев. Человек романтический!
Каждое утро, в шесть часов, я отправлялся на работы, на ярмарку. Там меня
встречали интересные люди: плотник Осип, седенький, похожий на Николая Угодника, ловкий работник и острослов; горбатый кровельщик Ефимушка; благочестивый каменщик Петр, задумчивый человек, тоже напоминавший святого; штукатур Григорий Шишлин, русобородый, голубоглазый красавец, сиявший тихой добротой.
Тригорин. Здравствуйте. Обстоятельства неожиданно сложились так, что, кажется, мы сегодня уезжаем. Мы с вами едва ли еще увидимся когда-нибудь. А жаль. Мне приходится не часто
встречать молодых девушек, молодых и
интересных, я уже забыл и не могу себе ясно представить, как чувствуют себя в восемнадцать-девятнадцать лет, и потому у меня в повестях и рассказах молодые девушки обыкновенно фальшивы. Я бы вот хотел хоть один час побыть на вашем месте, чтобы узнать, как вы думаете и вообще что вы за штучка.
Он ехал в Одессу, чтоб повидаться, для развлечения, с одним приятелем, а вместе с тем и по другому, тоже довольно приятному обстоятельству; через этого приятеля он надеялся уладить себе
встречу с одною из чрезвычайно
интересных женщин, с которою ему давно уже желалось познакомиться.
Опыт многократный, в самом деле горький опыт, научил его давно, что всякое сближение, которое вначале так приятно разнообразит жизнь и представляется милым и легким приключением, у порядочных людей, особенно у москвичей, тяжелых на подъем, нерешительных, неизбежно вырастает в целую задачу, сложную чрезвычайно, и положение в конце концов становится тягостным. Но при всякой новой
встрече с
интересною женщиной этот опыт как-то ускользал из памяти, и хотелось жить, и все казалось так просто и забавно.
Жили в Казани и шумно и привольно, но по части высшей „интеллигенции“ было скудно. Даже в Нижнем нашлось несколько писателей за мои гимназические годы; а в тогдашнем казанском обществе я не помню ни одного
интересного мужчины с литературным именем или с репутацией особенного ума, начитанности. Профессора в тамошнем свете появлялись очень редко, и едва ли не одного только И.К.Бабста
встречал я в светских домах до перехода его в Москву.
Самое
интересное, конечно,
встреча, которая происходит с большой торжественностью.
Тони слышала от своей подруги, что она не так давно познакомилась с
интересным молодым человеком, Андреем Ивановичем Сурминым, очень неглупым и очень любезным, и рассказывала при этом странную
встречу его с отцом.
На этот раз г. Успенский писал о своей
встрече и разговоре с пожилою дамою, которая припоминала перед ним недавнее прошлое и замечала, что тогда мужчины были
интереснее.
«Репетилов» приходился сродни Андрею Николаевичу (племянник) и занимал такую должность, по которой мог скоро и верно знать новости Двора. А потому при «чае под патриархами» он был
интересная персона, которую всегда
встречали с любопытством и которой потому даже дозволялось запаздывать и являться «под патриархов» не из церкви, а прямо из города, лишь бы только его «вечернее приношение было в порядке».
В
интересной статье Ф. А. Терновского («Киевская старина», май 1882 г.) об излишних монахах конца XVIII столетия
встречаем поразительные на это указания, хотя тут говорится о людях, которые еще не сбежали, но обличают постоянную склонность к побегам.