Неточные совпадения
Если же назначение жалованья отступает от этого закона, как, например, когда я вижу, что
выходят из института два
инженера, оба одинаково знающие и способные, и один получает сорок тысяч, а другой довольствуется двумя тысячами; или что в директоры банков общества определяют с огромным жалованьем правоведов, гусаров, не имеющих никаких особенных специальных сведений, я заключаю, что жалованье назначается не по закону требования и предложения, а прямо по лицеприятию.
— Отличный и правдивейший художник, — сказал Самгин и услышал, что сказано это тоном неуместно строгим и
вышло смешно. Он взглянул на Попова, но
инженер внимательно выбирал сигару, а Бердников, поправив галстук, одобрительно сунул голову вперед, — видимо, это была его манера кланяться.
Не вынес больше отец, с него было довольно, он умер. Остались дети одни с матерью, кой-как перебиваясь с дня на день. Чем больше было нужд, тем больше работали сыновья; трое блестящим образом окончили курс в университете и
вышли кандидатами. Старшие уехали в Петербург, оба отличные математики, они, сверх службы (один во флоте, другой в
инженерах), давали уроки и, отказывая себе во всем, посылали в семью вырученные деньги.
Из недавних протестантов
выходили прокуроры,
инженеры, управляющие, часто с улыбкой вспоминавшие о своих «молодых увлечениях».
Рыли его, не посоветовавшись с
инженером, без затей, и в результате
вышло темно, криво и грязно.
Все, о чем Анна Марковна не смела и мечтать в ранней молодости, когда она сама еще была рядовой проституткой, — все пришло к ней теперь своим чередом, одно к одному: почтенная старость, дом — полная чаша на одной из уютных, тихих улиц, почти в центре города, обожаемая дочь Берточка, которая не сегодня-завтра должна
выйти замуж за почтенного человека,
инженера, домовладельца и гласного городской думы, обеспеченная солидным приданым и прекрасными драгоценностями…
Вихров начал снова свое чтение. С наступлением пятой главы
инженер снова взглянул на сестру и даже делал ей знак головой, но она как будто бы даже и не замечала этого. В седьмой главе
инженер сам, по крайней мере,
вышел из комнаты и все время ее чтения ходил по зале, желая перед сестрой показать, что он даже не в состоянии был слушать того, что тут читалось. Прокурор же слушал довольно равнодушно. Ему только было скучно. Он вовсе не привык так помногу выслушивать чтения повестей.
Инженер сейчас же вслед за тем
вышел из комнаты и велел к себе вызвать сестру.
— Ну, ну! Всегда одно и то же толкуете! — говорил
инженер, идя за Петром Петровичем, который
выходил в сопровождении всех гостей в переднюю. Там он не утерпел, чтобы не пошутить с Груней, у которой едва доставало силенки подать ему его огромную медвежью шубу.
— Ну, вот этого мы и сами не знаем — как, — отвечал
инженер и, пользуясь тем, что Салов в это время
вышел зачем-то по хозяйству, начал объяснять. — Это история довольно странная. Вы, конечно, знакомы с здешним хозяином и знаете, кто он такой?
— Потом? Потом мы не видались больше. Она… она уехала куда-то и, кажется,
вышла замуж за… одного
инженера. Это второстепенное.
Заслуги Андреа перед правлением были неисчислимы. Из его головы целиком
вышел гениально-мошеннический проект разорения первой компании предпринимателей, и его же твердая, но незримая рука довела интригу до конца. Его проекты, отличавшиеся изумительной простотой и стройностью, считались в то же время последним словом горнозаводской науки. Он владел всеми европейскими языками и — редкое явление среди
инженеров — обладал, кроме своей специальности, самыми разнообразными знаниями.
Дожди наконец перестали, земля высохла. Встанешь утром, часа в четыре,
выйдешь в сад — роса блестит на цветах, шумят птицы и насекомые, на небе ни одного облачка; и сад, и луг, и река так прекрасны, но воспоминания о мужиках, о подводах, об
инженере! Я и Маша вместе уезжали на беговых дрожках в поле взглянуть на овес. Она правила, я сидел сзади; плечи у нее были приподняты, и ветер играл ее волосами.
Он отошел от меня и даже головой не кивнул. Я поклонился ему и его дочери, читавшей газету, и
вышел. На душе у меня было тяжело до такой степени, что когда сестра стала спрашивать, как принял меня
инженер, то я не мог выговорить ни одного слова.
Пропусти госпожу эту! — приказал
инженер тому же сторожу, который приотворил дверь, и девушка сейчас же юркнула в нее; но,
выйдя на платформу и как бы сообразив что-то такое, она быстро отошла от дверей и стала за стоявшую в стороне толпу баб и мужиков.
Влияние их на товарищей было большое; учились они оба прекрасно, и начальство заведения надеялось, что из них
выйдут превосходные
инженеры. В том же был уверен и великий князь, который «очень желал видеть в инженерном ведомстве честных людей».
— Как это хорошо! — сказала она, радостно заглядывая мне в глаза. — Ах, как хорошо! И какие вы все молодцы! Из всего вашего выпуска нет ни одного неудачника, из всех люди
вышли. Один
инженер, другой доктор, третий учитель, четвертый, говорят, теперь знаменитый певец в Петербурге… Все, все вы молодцы! Ах, как это хорошо!
За дверью тревожно залаяла собака.
Инженер Ананьев, его помощник студент фон Штенберг и я
вышли из барака посмотреть, на кого она лает. Я был гостем в бараке и мог бы не
выходить, но, признаться, от выпитого вина у меня немножко кружилась голова, и я рад был подышать свежим воздухом.
Потом
вышла замуж за некоего Попова, кажется,
инженера, поселилась с ним на Ижевских заводах и двадцати девяти лет погибла от взрыва фосфористого водорода во время опытов, которые делала в своей лаборатории.
— Неправда! —
выхожу из себя, — уважительных вполне. Мой сын должен быть
инженером, или юристом, или…
В узком входе на палубу солдаты сбивались в кучу и останавливались. Сбоку на возвышении стоял какой-то
инженер и,
выходя из себя, кричал...
Вышла Лелька из столовой. Захотелось ей пройтись. Осенние дни все стояли солнечные и сухие. Солнышко ласково грело. Неприятный осадок был в душе от всего, что говорил
инженер Сердюков; хотелось встряхнуться, всполоснуть душу, смыть осадок. Так все трезво, так все сухо. Так буднично и серо становится, так смешно становится чем-нибудь увлекаться. Даже Буераков — и тот давал душе больше подъема, чем этот насмешливый, до самого нутра трезвый человек, более, однако, нужный для завода, чем тысяча Буераковых.