Неточные совпадения
— И завтра родится сын, мой сын, и он по закону — Каренин, он не наследник ни моего
имени, ни моего состояния, и как бы мы счастливы ни были в
семье, и сколько бы у нас ни было детей, между мною и ими нет связи.
Но в жизни все меняется быстро и живо: и в один день, с первым весенним солнцем и разлившимися потоками, отец, взявши сына, выехал с ним на тележке, которую потащила мухортая [Мухортая — лошадь с желтыми подпалинами.] пегая лошадка, известная у лошадиных барышников под
именем сорóки; ею правил кучер, маленький горбунок, родоначальник единственной крепостной
семьи, принадлежавшей отцу Чичикова, занимавший почти все должности в доме.
Весной Елена повезла мужа за границу, а через
семь недель Самгин получил от нее телеграмму: «Антон скончался, хороню здесь». Через несколько дней она приехала, покрасив волосы на голове еще более ярко, это совершенно не совпадало с необычным для нее простеньким темным платьем, и Самгин подумал, что именно это раздражало ее. Но оказалось, что французское общество страхования жизни не уплатило ей деньги по полису Прозорова на ее
имя.
— И потом еще картина: сверху простерты две узловатые руки зеленого цвета с красными ногтями, на одной — шесть пальцев, на другой —
семь. Внизу пред ними, на коленях, маленький человечек снял с плеч своих огромную, больше его тела, двуличную голову и тонкими, длинными ручками подает ее этим тринадцати пальцам. Художник объяснил, что картина названа: «В руки твои предаю дух мой». А руки принадлежат дьяволу,
имя ему Разум, и это он убил бога.
— Зато покойно, кум; тот целковый, тот два — смотришь, в день рублей
семь и спрятал. Ни привязки, ни придирки, ни пятен, ни дыму. А под большим делом подпишешь иной раз
имя, так после всю жизнь и выскабливаешь боками. Нет, брат, не греши, кум!
— Но каким же образом во
имя религии нарушаются самые первые требования добра — разлучаются
семьи…
Она не только знает читать и писать, она знает по-французски, она, сирота, вероятно несущая в себе зародыши преступности, была воспитана в интеллигентной дворянской
семье и могла бы жить честным трудом; но она бросает своих благодетелей, предается своим страстям и для удовлетворения их поступает в дом терпимости, где выдается от других своих товарок своим образованием и, главное, как вы слышали здесь, господа присяжные заседатели, от ее хозяйки, умением влиять на посетителей тем таинственным, в последнее время исследованным наукой, в особенности школой Шарко, свойством, известным под
именем внушения.
Около устья Синанцы мы застали
семью, состоящую из горбатого тазы, его жены, двоих малых детей и еще одного молодого удэгейца по
имени Чан Лин.
Дешерт был помещик и нам приходился как-то отдаленно сродни. В нашей
семье о нем ходили целые легенды, окружавшие это
имя грозой и мраком. Говорили о страшных истязаниях, которым он подвергал крестьян. Детей у него было много, и они разделялись на любимых и нелюбимых. Последние жили в людской, и, если попадались ему на глаза, он швырял их как собачонок. Жена его, существо бесповоротно забитое, могла только плакать тайком. Одна дочь, красивая девушка с печальными глазами, сбежала из дому. Сын застрелился…
Четвертая строка:
имя, отчество и фамилия. Насчет
имен могу только вспомнить, что я, кажется, не записал правильно ни одного женского татарского
имени. В татарской
семье, где много девочек, а отец и мать едва понимают по-русски, трудно добиться толку и приходится записывать наугад. И в казенных бумагах татарские
имена пишутся тоже неправильно.
У него давно уже был припасен паспорт на чужое
имя. Дико даже подумать, что этот аккуратный человечек, мелкий тиран
семьи, во всяком случае чиновник (хотя и фурьерист) и, наконец, прежде всего капиталист и процентщик, — давным-давно уже возымел про себя фантастическую мысль припасти на всякий случай этот паспорт, чтобы с помощью его улизнуть за границу, если…допускал же он возможность этого если! хотя, конечно, он и сам никогда не мог формулировать, что именно могло бы обозначать это если…
По приезде в Кузьмищево Егор Егорыч ничего не сказал об этом свидании с архиереем ни у себя в
семье, ни отцу Василию из опасения, что из всех этих обещаний владыки, пожалуй, ничего не выйдет; но Евгений, однако, исполнил, что сказал, и Егор Егорыч получил от него письмо, которым преосвященный просил от его
имени предложить отцу Василию место ключаря при кафедральном губернском соборе, а также и должность профессора церковной истории в семинарии.
Сусанна с удовольствием исполнила просьбу матери и очень грамотным русским языком, что в то время было довольно редко между русскими барышнями, написала Егору Егорычу, от
имени, конечно, адмиральши, чтобы он завтра приехал к ним: не руководствовал ли Сусанною в ее хлопотах, чтобы Егор Егорыч стал бывать у них, кроме рассудительности и любви к своей
семье, некий другой инстинкт — я не берусь решать, как, вероятно, не решила бы этого и она сама.
Матросы и кочегары относятся к нему почтительно, заискивающе, — он давал им вываренное бульонное мясо, расспрашивал о деревне, о
семьях. Масленые и копченые кочегары-белорусы считались на пароходе низшими людьми, их звали одним
именем — ягуты, и дразнили...
Жизнепонимание общественное потому и служило основанием религий, что в то время, когда оно предъявлялось людям, оно казалось им вполне непонятным, мистическим и сверхъестественным. Теперь, пережив уже этот фазис жизни человечества, нам понятны разумные причины соединения людей в
семьи, общины, государства; но в древности требования такого соединения предъявлялись во
имя сверхъестественного и подтверждались им.
Во
имя государства требуется от меня отречение от всего, что только может быть дорого человеку: от спокойствия,
семьи, безопасности, человеческого достоинства.
За
семь вёрст от Воргорода, в полугоре над светлой рекой Окшей, среди медно-красных стволов векового соснового леса крепко врос в землю богатый монастырь во
имя Илии пророка.
— Генерал Постельников,
именем которого мы решились действовать, совсем об этом не знает. Да-с: он нас сюда не посылал, это мы сами, потому что, встретив в списках фамилию вашего дядюшки и зная, что ваша
семья такая литературная…
В
семье Разнатовских, по крайней мере при мне, с тех пор не упоминали
имени Саши, а ссыльный Николай Михайлович Васильев, мой репетитор, говорил, что Саша бежал за границу и переменил
имя.
— Бились со мной, бились на всех кораблях и присудили меня послать к Фофану на усмирение. Одного
имени Фофана все, и офицеры и матросы, боялись. Он и вокруг света сколько раз хаживал, и в Ледовитом океане за китом плавал. Такого зверя, как Фофан, отродясь на свете не бывало: драл собственноручно, меньше
семи зубов с маху не вышибал, да еще райские сады на своем корабле устраивал.
В
семье имя Сони не упоминалось, а слава Бороздиной росла, и росли также слухи, что Давыдов дурно обращается с ней, чуть ли даже не бьет. Дурные вести получались в труппе, и, наконец, узнали, что Давыдов бросил Бороздину, променяв ее после большого карточного проигрыша на богатую купчиху, которая заплатила его долги, поставив условием, чтоб он разошелся с артисткой.
Был еще у Маякина сын Тарас, но
имя его не упоминалось в
семье; в городе было известно, что с той поры, как девятнадцатилетний Тарас уехал в Москву учиться и через три года женился там против воли отца, — Яков отрекся от него.
— Кто есть враг наш, и какое
имя его? Атеист, социалист, революционер — тройное
имя. Разрушитель
семьи, похищающий детей наших, провозвестник антихриста…
У Евгеньи Степановны в
семи верстах от ее сестры Александры Степановны находилась деревушка из двадцати пяти душ, при ней маленький домик, сплоченный из двух крестьянских срубов, на родниковой речке Бавле, кипевшей форелью (уголок очаровательный!), и достаточное количество превосходной земли со всякими угодьями, купленной на ее
имя у башкирцев за самую ничтожную цену, о чем хлопотал деверь ее, сам полубашкирец, И. П. Кротков.
— Да, да, ну, конечно, он человек интересный. Я, собственно, и не желаю вмешиваться… — Он виновато опустил глаза и вдруг решительно сказал: — Я хочу только предупредить вас, Александр Николаевич, что во
имя, так сказать, дружбы с Еленой Петровной и всей вашей милой
семьей — будьте с ним осторожны! Он человек, безусловно, честный, но… увлекающийся.
Это было за
семь лет до Саши, и генерал тогда сильно и безобразно пил — даже до беспамятства и жестоких, совершенно бессмысленных поступков, не раз приводивших его на край уголовщины; и случилось так, что, пьяный, он толкнул в живот Елену Петровну, бывшую тогда на седьмом месяце беременности, и она скинула мертвого ребенка, первенца, для которого уже и
имя мысленно имела: Алексей.
Только в девятую годовщину смерти отца Артамоновы кончили строить церковь и освятили её во
имя Ильи Пророка. Строили
семь лет; виновником медленности этой был Алексей.
Именно, их можно бы даже без затруднения всех пересчитать здесь по пальцам, и они давно отмечены от толпы шарлатанов, искавших в этой суматохе только лишь случая репетиловски «пошуметь» во
имя женского вопроса (очень часто во вред делу), или просто с целию пользоваться трудным положением женщин, когда те, отбившись от
семей и от преданий, охранявших их женственность, увидят себя на распутии, без средств и без положения.
Вопреки давно принятому обычаю в
семье графов Листомировых давать различные сокращенные и более или менее фантастические прозвища детям, Верочку иначе не называли, как ее настоящим
именем.
В продолжение
семи лет его
имя, напечатанное в афишах аршинными буквами, гремело по всем провинциальным городам России.
Семь,
семь кралей,
Семь кесарей
Пошли, пришли поклониться
Христу-спасителю…
Подайте, отцы родные, милостинку
Во
имя Христово…
В заговорах от лихорадок, называемых «Молитва св. Сисиния», рассказывается, как к святому, стоящему на морском берегу, вышли из моря «
семь простовласых дев»; по молитве святого, явившиеся архангелы избили этих дев; число и
имена лихорадок и архангелов непостоянно: лихорадок бывает двенадцать, вместо Сисиния — Сихаил и Михаил,
имена архангелов — Урил, Рафаил, Варахель, Рагуил, Афанаил, Тоил.
Иосиф Делинский, именитый гражданин, бывший
семь раз степен-ным посадником — и всякий раз с новыми услугами отечеству, с новою честию для своего
имени, — всходит на железные ступени, открывает седую, почтенную свою голову, смиренно кланяется народу и говорит ему, что князь московский прислал в Великий Новгород своего боярина, который желает всенародно объявить его требования…
Пробило десять! (фр.)] — и все тушат огни, а если не тушат, то приходит доктор или сажают в тюрьму; вотще — это в чуждую
семью, где я буду одна без Аси и самая любимая дочь, с другой матерью и с другим
именем — может быть, Катя, а может быть, Рогнеда, а может быть, сын Александр.
В 1682 г. в Англии доктор Лейтон, почтенный человек, написавший книгу против епископства, был судим и приговорен к следующим совершенным над ним наказаниям: его жестоко высекли, потом отрезали одно ухо и распороли одну сторону носа, потом горячим железом выжгли на щеке буквы SS: сеятель смут. После
семи дней его опять высекли, несмотря на то, что рубцы на спине еще не зажили, и распороли другую сторону носа, и отрезали другое ухо, и выжгли клеймо на другой щеке. Всё это было сделано во
имя христианства.
Скоро ушел и капитан, приказав Володе не забыть занести в шканечный журнал о том, что «Коршун» проходил мимо острова капитана Ашанина, и Володя, взглянув еще раз на «дядин» остров, вспомнил милого, доброго старика, которому так обязана вся его
семья, и представлял себе, как обрадуется дядя-адмирал, узнавши, что в английских лоциях упоминается об островке его
имени.
Ребенок был взят; его назвали в крещении Павлом и записали на
имя бедного мелкопоместного дворянина Горданова, которому подарили за это
семью людей.
Я во всю жизнь мою не переставал грустить о том, что детство мое не было обставлено иначе, — и думаю, что безудержная погоня за семейным счастием, которой я впоследствии часто предавался с таким безрассудным азартом, имела первою своею причиною сожаление о том, что мать моя не была счастливее, — что в
семье моей не было того, что зовут «совет и любовь». Я не знал, что слово «увлечение» есть
имя какого-то нашего врага.
Но и наоборот, человек может пожертвовать несомненной ценностью своей свободы и своего дела в мире, ценностью
семьи и ценностью сострадания к людям во
имя бесконечной ценности любви.
— Страшно! Страшно, как человек меняется! — задумчиво сказала Варвара Васильевна. — Ведь одно лишь
имя осталось от прежнего. Что значит
семья и дети…
При ней состояла целая большая
семья: отец-музыкант, сестра-танцовщица (в которую масса студентов были влюблены) и братья — с малолетства музыканты и актеры; жена одного из них, наша нижегородская театральная „воспитанница“ Пиунова, сделалась провинциальной знаменитостью под
именем „Пиуновой-Шмидгоф“.
Об Огареве я не слыхал у них разговоров как о члене
семьи. Он жил тогда в Женеве как муж с англичанкой, бывшей гувернанткой Лизы. Словом, они оба были вполне свободны, могли бы развестись и жениться гражданским браком для того, чтобы усыновить Лизу. Формально у Лизы было
имя. Она значилась Огаревой, но никакого метрического свидетельства — в нашем русском смысле, потому что она ни в какой церкви крещена не была.
Не противясь такому решению, Сафроныч решил там и остаться, куда он за грехи свои был доставлен, и он терпел все, как его мучили холодом и голодом и напускали на него тоску от плача и стонов дочки; но потом услыхал вдруг отрадное церковное пение и особенно многолетие, которое он любил, — и когда дьякон Савва помянул его
имя, он вдруг ощутил в себе другие мысли и решился еще раз сойти хоть на малое время на землю, чтобы Савву послушать и с
семьею проститься.
Человека, о котором наступает речь, знали здесь с самого дня его рождения. Теперь ему было около шестидесяти шести или шестидесяти
семи лет.
Имя его Ефим Дмитриевич, а фамилия Волков. Он тут родился и здесь же в Меррекюле умер по закончании летнего сезона 1893 года. Всю свою жизнь он пьянствовал и рассказывал о себе и о других разные вздоры. За это он пользовался репутациею человека «пустого». Местные жители не ставили его ни в грош и называли самыми дрянными
именами.
— Милейшие коллеги! — выдержав паузу, снова заговорил Коршунов, — мы с сегодняшнего дня представляем собою, так сказать, одну дружную
семью, соединенную общею целью и общею идеею. А поэтому, коллеги, не найдете ли вы более удобным выбросить из нашего обихода всякие китайские церемонии и относиться друг к другу совершенно по-братски и по-сестрински. Начнем с того, что будем называть по
именам сокращенно друг друга. Я бы предложил перейти и на «ты»…
Алексей Андреевич очень любил Федора Карловича, бывшего некогда командиром полка
имени графа, и даже предлагал ему выйти в отставку и поселиться с
семьей в Грузине, обещая сделать его своим наследником, но генерал фон Фрикен уклонился от этого.
«Рассмотрев дело русского подданного Николая Савина, именующего себя маркизом Сансаком де Траверсе и французской гражданки Мадлен де Межен, обвиняемых: первый в проживании под чужим
именем и оба в оскорблении на словах и в действии полицейских властей и в неповиновении сим властям, — брюссельский суд исправительной полиции определил: Николая Савина подвергнуть заключению в тюрьме сроком на
семь месяцев и штрафу в пятьсот франков, а Мадлен де Межен подвергнуть тюремному заключению на два месяца и штрафу в двести франков, обоих же по отбытии наказания отвезти за границу, с запрещением возвращения и проживания в пределах Бельгийского королевства в продолжение одного года.
Семь лет ему ничего не было известно обо мне, кроме моего
имени и мнимого моего отечества, Выборга; но слепец внутренними очами прочел мои тайные страдания, узнал из моих бесед о России (в которой, по словам моим, я столько странствовал), узнал, что она мое отечество, и похитил заключенные в сердце моем роковые
имена людей, имевших сильное влияние на жизнь мою.
Верная заветам игуменьи Досифеи, Марья Осиповна Рачинская вся отдала себя
семье и благотоворительности: ни один бедняк не уходил от нее без доброго слова и помощи.
Имя ее благословлялось всем неимущим людом из конца в конец Петербурга.
Вскоре после смерти отца он со всей этой
семьей перебрался на жительство в Александровскую слободу, оставив свою новгородскую лавку под зорким глазом своего старшего брата, так расширившего по своей части торговые обороты, что
имя его гремело на всех иноземных рынках, а в Новгороде он стал «излюбленным гражданином».