Неточные совпадения
Помню только, что, войдя в первую залу,
император вдруг остановился пред портретом императрицы Екатерины, долго
смотрел на него в задумчивости и наконец произнес: «Это была великая женщина!» — и прошел мимо.
Когда
император Александр Павлович окончил венский совет, то он захотел по Европе проездиться и в разных государствах чудес
посмотреть.
— Ну что? — спросил Зарецкой, отпустив несколько парижских фраз, — заметен ли во мне русской, который прикидывается французом?
Посмотри на эту небрежную посадку, на этот самодовольный вид — а? что, братец?.. Vive l'empereur et la joie! Chantons! [Да здравствует
император и веселье! Споем! (франц.)] — Зарецкой пришпорил свою лошадь и, заставив ее сделать две или три лансады [два или три скачка.], запел...
Надобно было все это видеть и привыкнуть
смотреть на это, чтоб постигнуть наконец, с каким отвращением слушает похвалы доброму сердцу и чувствительности
императора французов тот, кто был свидетелем сих ужасных бедствий и знает адское восклицание Наполеона: »Солдаты?.. и, полноте! поговоримте-ка лучше о лошадях!» [Так отвечал Наполеон одному из генералов, который стал ему докладывать о бедственном положении его солдат.
— Незримая нить — понимаешь? — спрашивает он меня и
смотрит в лицо мое округленными глазами, точно испугавшись чего-то. — Прими государь-императора за паука…
С ужасом
смотрели они, как
император «шутит шутки нехорошие», то того в Сибирь, то другого в Сибирь; они втихомолку укладывались и тащились на крестьянских лошадях в тяжелых колымагах в Москву и в свои жалованные покойной императрицей вотчины.
Император помиловал вас,
Но
смотрите!!.
Англичанка еще спала, и Ашанин снова
смотрел на берег вместе с французами-пассажирами, ехавшими в Сайгон и желавшими поскорее взглянуть на свою новую колонию, которую так расхваливали парижские газеты, прославляя мудрость
императора Наполеона III.
— Что вы так
смотрите на меня, Вандергуд? Глупо! Вы думаете о моем честолюбии? Глупо, Вандергуд! Разве вам, господин из Иллинойса, также не хотелось бы стать… ну хотя бы
императором России, где воля пока еще выше закона?
Конечно, если Я уже раньше жил в Риме, то Я был одним из его
императоров. Я помню выражение моего лица, Я помню движение моей голой шеи, когда Я поворачиваю голову и
смотрю, Я помню прикосновение золотого венка к моему плешивому темени… Железо! Это шаги железных римских легионов, это их железный голос...
Я с Ниной и еще несколькими «седьмушками» уселись под портретом
императора Павла, основателя нашего института, и
смотрели на танцы, как вдруг передо мной как из-под земли вырос длинный и худой как палка лицеист.
Император, останавливаясь в приемной, одних выслушивал тут же, с другими же, приказав следовать за ним, разговаривал в одной из ближайших комнат или,
смотря по важности объяснения, уводил в свой кабинет.
Кто бы не сказал,
смотря на него: Антиной [Антиной — юноша, отличавшийся редкой красотой, любимец
императора Адриана (ум. в 130 г.).] в одежде военной!
Наука не позволяет нам также сделать скачок от времени Петра Великого ко времени Екатерины II; она заставляет нас с особенным любопытством углубиться в изучение этого периода —
посмотреть, как Россия продолжала жить новою жизнью после Петра Великого, как разбиралась она в материале преобразований без помощи гениального
императора, как нашлась в своем новом положении, с его светлыми и темными сторонами, так как в жизни человека и в жизни народов нет возраста, в котором не было бы и тех и других сторон.
— Вот, — сказал он, подавая князю пакет, — письмо
императора, долженствующее служить планом всей кампании; оно содержит в себе ход военных действий.
Смотря по обстоятельствам, вы можете сообщить их начальникам корпусов. Его величество поручил мне спросить вас, к чему вы намерены приступить.
Екатерина
смотрела на них из кареты, в которой сидела вместе с австрийским
императором.
— Посол всемощнейшего, всесветлейшего
императора немецкого Фридерика III, благороднейший рыцарь Поппель, по прозванию барон Эренштейн (здесь он иронически
посмотрел на Антона), приказал тебе, лекарю Антону, немедленно явиться к нему.
Австрийцы имели свои понятия о войне, считали выработанными военные правила непреложными, а на русских
смотрели, как на недозрелых еще для высших военных соображений, почему, например, хвалили Кутузова, как полководца, но находили нужным руководить его действиями; с другой стороны, сам
император Александр думал, что, воюя такое продолжительное время с Наполеоном, австрийцы лучше русских могли изучить образ войны с ним, и, считая себя в этой кампании только союзником Австрии, находил более приличным, чтобы главными деятелями в ней были австрийский генералы.
— А, так ты польский
император? Эге, ребята! Вот какой зверь нам попался. Это не простой какой-нибудь полячишка — бродяга, а, видишь, вздумал уже приехать в Россию и губить людей сам их нехристь-император! Нечего же на него
смотреть, давайте веревку. Повесить проклятого!
— Здравствуйте, генерал! — сказал он. — Я получил письмо
императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. — Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал
смотреть мимо него.
В то самое время, как
императоры вошли в павильон, он
посмотрел на часы и не забыл
посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона.
Наполеон прошелся перед палаткой,
посмотрел на огни, прислушался к топоту, и проходя мимо высокого гвардейца, в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки, и как черный столб вытянувшегося при появлении
императора, остановился против него.
Наполеон подошел к Лазареву, который, выкатывая глаза, упорно продолжал
смотреть только на своего государя, и оглянулся на
императора Александра, показывая этим, что то, что̀ он делал теперь, он делал для своего союзника.
— Il faudra le lui dire tout de même… [ — Однакоже надо сказать ему…] — говорили господа свиты. — Mais messieurs… [ — Но, господа…] — Положение было тем тяжеле, что
император, обдумывая свои планы великодушия, терпеливо ходил взад и вперед перед планом,
посматривая изредка из-под руки по дороге в Москву и весело и гордо улыбаясь.