Неточные совпадения
Это важно», говорил
себе Сергей Иванович, чувствуя вместе
с тем, что это соображение для него лично не могло
иметь никакой важности, а разве только портило в глазах других людей его поэтическую роль.
Вронский сам был представителен; кроме того, обладал искусством держать
себя достойно-почтительно и
имел привычку в обращении
с такими лицами; потому он и был приставлен к принцу.
В Соборе Левин, вместе
с другими поднимая руку и повторяя слова протопопа, клялся самыми страшными клятвами исполнять всё то, на что надеялся губернатор. Церковная служба всегда
имела влияние на Левина, и когда он произносил слова: «целую крест» и оглянулся на толпу этих молодых и старых людей, повторявших то же самое, он почувствовал
себя тронутым.
Зачем, когда в душе у нее была буря, и она чувствовала, что стоит на повороте жизни, который может
иметь ужасные последствия, зачем ей в эту минуту надо было притворяться пред чужим человеком, который рано или поздно узнает же всё, — она не знала; но, тотчас же смирив в
себе внутреннюю бурю, она села и стала говорить
с гостем.
Если бы Левин не
имел свойства объяснять
себе людей
с самой хорошей стороны, характер Свияжского не представлял бы для него никакого затруднения и вопроса; он бы сказал
себе: дурак или дрянь, и всё бы было ясно.
Хотя он и должен был признать, что в восточной, самой большой части России рента еще нуль, что заработная плата выражается для девяти десятых восьмидесятимиллионного русского населения только пропитанием самих
себя и что капитал еще не существует иначе, как в виде самых первобытных орудий, но он только
с этой точки зрения рассматривал всякого рабочего, хотя во многом и не соглашался
с экономистами и
имел свою новую теорию о заработной плате, которую он и изложил Левину.
― Вы говорите ― нравственное воспитание. Нельзя
себе представить, как это трудно! Только что вы побороли одну сторону, другие вырастают, и опять борьба. Если не
иметь опоры в религии, ― помните, мы
с вами говорили, ― то никакой отец одними своими силами без этой помощи не мог бы воспитывать.
Не отдавая
себе в том отчета, Алексей Александрович искал теперь случая
иметь третье лицо при своих свиданиях
с женою.
Действительно, мальчик чувствовал, что он не может понять этого отношения, и силился и не мог уяснить
себе то чувство, которое он должен
иметь к этому человеку.
С чуткостью ребенка к проявлению чувства он ясно видел, что отец, гувернантка, няня — все не только не любили, но
с отвращением и страхом смотрели на Вронского, хотя и ничего не говорили про него, а что мать смотрела на него как на лучшего друга.
Он не позволял
себе думать об этом и не думал; но вместе
с тем он в глубине своей души никогда не высказывая этого самому
себе и не
имея на то никаких не только доказательств, но и подозрений, знал несомненно, что он был обманутый муж, и был от этого глубоко несчастлив.
Отвечая на вопросы о том, как распорядиться
с вещами и комнатами Анны Аркадьевны, он делал величайшие усилия над
собой, чтоб
иметь вид человека, для которого случившееся событие не было непредвиденным и не
имеет в
себе ничего, выходящего из ряда обыкновенных событий, и он достигал своей цели: никто не мог заметить в нем признаков отчаяния.
— Я не понимаю, — сказал Сергей Иванович, заметивший неловкую выходку брата, — я не понимаю, как можно быть до такой степени лишенным всякого политического такта. Вот чего мы, Русские, не
имеем. Губернский предводитель — наш противник, ты
с ним ami cochon [запанибрата] и просишь его баллотироваться. А граф Вронский… я друга
себе из него не сделаю; он звал обедать, я не поеду к нему; но он наш, зачем же делать из него врага? Потом, ты спрашиваешь Неведовского, будет ли он баллотироваться. Это не делается.
В то время как старший брат женился,
имея кучу долгов, на княжне Варе Чирковой, дочери декабриста безо всякого состояния, Алексей уступил старшему брату весь доход
с имений отца, выговорив
себе только 25 000 в год.
И Степан Аркадьич улыбнулся. Никто бы на месте Степана Аркадьича,
имея дело
с таким отчаянием, не позволил
себе улыбнуться (улыбка показалась бы грубой), но в его улыбке было так много доброты и почти женской нежности, что улыбка его не оскорбляла, а смягчала и успокоивала. Его тихие успокоительные речи и улыбки действовали смягчающе успокоительно, как миндальное масло. И Анна скоро почувствовала это.
Вот люди! все они таковы: знают заранее все дурные стороны поступка, помогают, советуют, даже одобряют его, видя невозможность другого средства, — а потом умывают руки и отворачиваются
с негодованием от того, кто
имел смелость взять на
себя всю тягость ответственности. Все они таковы, даже самые добрые, самые умные!..
С такой неровностью в характере,
с такими крупными, яркими противуположностями, он должен был неминуемо встретить по службе кучу неприятностей, вследствие которых и вышел в отставку, обвиняя во всем какую-то враждебную партию и не
имея великодушия обвинить в чем-либо
себя самого.
Кроме страсти к чтению, он
имел еще два обыкновения, составлявшие две другие его характерические черты: спать не раздеваясь, так, как есть, в том же сюртуке, и носить всегда
с собою какой-то свой особенный воздух, своего собственного запаха, отзывавшийся несколько жилым покоем, так что достаточно было ему только пристроить где-нибудь свою кровать, хоть даже в необитаемой дотоле комнате, да перетащить туда шинель и пожитки, и уже казалось, что в этой комнате лет десять жили люди.
«Ступай, ступай
себе только
с глаз моих, бог
с тобой!» — говорил бедный Тентетников и вослед за тем
имел удовольствие видеть, как больная, вышед за ворота, схватывалась
с соседкой за какую-нибудь репу и так отламывала ей бока, как не сумеет и здоровый мужик.
Легкий головной убор держался только на одних ушах и, казалось, говорил: «Эй, улечу, жаль только, что не подыму
с собой красавицу!» Талии были обтянуты и
имели самые крепкие и приятные для глаз формы (нужно заметить, что вообще все дамы города N. были несколько полны, но шнуровались так искусно и
имели такое приятное обращение, что толщины никак нельзя было приметить).
Был
с почтением у губернатора, который, как оказалось, подобно Чичикову, был ни толст, ни тонок
собой,
имел на шее Анну, и поговаривали даже, что был представлен к звезде; впрочем, был большой добряк и даже сам вышивал иногда по тюлю.
О
себе приезжий, как казалось, избегал много говорить; если же говорил, то какими-то общими местами,
с заметною скромностию, и разговор его в таких случаях принимал несколько книжные обороты: что он не значащий червь мира сего и не достоин того, чтобы много о нем заботились, что испытал много на веку своем, претерпел на службе за правду,
имел много неприятелей, покушавшихся даже на жизнь его, и что теперь, желая успокоиться, ищет избрать наконец место для жительства, и что, прибывши в этот город, почел за непременный долг засвидетельствовать свое почтение первым его сановникам.
Манилов отвечал, что за Павла Ивановича всегда готов он ручаться, как за самого
себя, что он бы пожертвовал всем своим имением, чтобы
иметь сотую долю качеств Павла Ивановича, и отозвался о нем вообще в самых лестных выражениях, присовокупив несколько мыслей насчет дружбы уже
с зажмуренными глазами.
Но Ленский, не
имев, конечно,
Охоты узы брака несть,
С Онегиным желал сердечно
Знакомство покороче свесть.
Они сошлись. Волна и камень,
Стихи и проза, лед и пламень
Не столь различны меж
собой.
Сперва взаимной разнотой
Они друг другу были скучны;
Потом понравились; потом
Съезжались каждый день верхом
И скоро стали неразлучны.
Так люди (первый каюсь я)
От делать нечего друзья.
То был приятный, благородный,
Короткий вызов, иль картель:
Учтиво,
с ясностью холодной
Звал друга Ленский на дуэль.
Онегин
с первого движенья,
К послу такого порученья
Оборотясь, без лишних слов
Сказал, что он всегда готов.
Зарецкий встал без объяснений;
Остаться доле не хотел,
Имея дома много дел,
И тотчас вышел; но Евгений
Наедине
с своей душой
Был недоволен сам
собой.
Я не мог наглядеться на князя: уважение, которое ему все оказывали, большие эполеты, особенная радость, которую изъявила бабушка, увидев его, и то, что он один, по-видимому, не боялся ее, обращался
с ней совершенно свободно и даже
имел смелость называть ее ma cousine, внушили мне к нему уважение, равное, если не большее, тому, которое я чувствовал к бабушке. Когда ему показали мои стихи, он подозвал меня к
себе и сказал...
Этьен был мальчик лет пятнадцати, высокий, мясистый,
с испитой физиономией, впалыми, посинелыми внизу глазами и
с огромными по летам руками и ногами; он был неуклюж,
имел голос неприятный и неровный, но казался очень довольным
собою и был точно таким, каким мог быть, по моим понятиям, мальчик, которого секут розгами.
— Порфирий Петрович! — проговорил он громко и отчетливо, хотя едва стоял на дрожавших ногах, — я, наконец, вижу ясно, что вы положительно подозреваете меня в убийстве этой старухи и ее сестры Лизаветы.
С своей стороны, объявляю вам, что все это мне давно уже надоело. Если находите, что
имеете право меня законно преследовать, то преследуйте; арестовать, то арестуйте. Но смеяться
себе в глаза и мучить
себя я не позволю.
Никаких я дел сам по
себе не
имею с полицией!
Разумеется, если б она мне сама сказала: «Я хочу тебя
иметь», то я бы почел
себя в большой удаче, потому что девушка мне очень нравится; но теперь, теперь по крайней мере, уж конечно, никто и никогда не обращался
с ней более вежливо и учтиво, чем я, более
с уважением к ее достоинству… я жду и надеюсь — и только!
Один из них без сюртука,
с чрезвычайно курчавою головой и
с красным, воспаленным лицом, стоял в ораторской позе, раздвинув ноги, чтоб удержать равновесие, и, ударяя
себя рукой в грудь, патетически укорял другого в том, что тот нищий и что даже чина на
себе не
имеет, что он вытащил его из грязи и что когда хочет, тогда и может выгнать его, и что все это видит один только перст всевышнего.
Сорок пять копеек сдачи, медными пятаками, вот-с, извольте принять, и таким образом, Родя, ты теперь во всем костюме восстановлен, потому что, по моему мнению, твое пальто не только еще может служить, но даже
имеет в
себе вид особенного благородства: что значит у Шармера-то заказывать!
Может быть, Катерина Ивановна считала
себя обязанною перед покойником почтить его память «как следует», чтобы знали все жильцы и Амалия Ивановна в особенности, что он был «не только их совсем не хуже, а, может быть, еще и гораздо получше-с» и что никто из них не
имеет права перед ним «свой нос задирать».
Кабанов. Одно другому не мешает-с: жена сама по
себе, а к родительнице я само по
себе почтение
имею.
Один из них, щедушный и сгорбленный старичок
с седою бородкою, не
имел в
себе ничего замечательного, кроме голубой ленты, [Пугачев выдавал своих приближенных за царских вельмож.
Я пошел на квартиру, мне отведенную, где Савельич уже хозяйничал, и
с нетерпением стал ожидать назначенного времени. Читатель легко
себе представит, что я не преминул явиться на совет, долженствовавший
иметь такое влияние на судьбу мою. В назначенный час я уже был у генерала.
— Merci, — промолвила Одинцова, вставая. — Вы обещали мне посетить меня, привезите же
с собой и вашего приятеля. Мне будет очень любопытно видеть человека, который
имеет смелость ни во что не верить.
Самгин молча кивнул головой. Он чувствовал
себя физически усталым, хотел есть, и ему было грустно. Такую грусть он испытывал в детстве, когда ему дарили
с рождественской елки не ту вещь, которую он хотел
иметь.
Через несколько дней он сидел в вагоне второго класса,
имея в бумажнике 383 рубля, два чемодана
с собою и один в багаже. Сидел и думал...
— Пожалуйста, не беспокойтесь! Я не намерен умалять чьих-либо заслуг, а собственных еще не
имею. Я хочу сказать только то, что скажу: в первом поколении интеллигент являет
собой нечто весьма неопределенное, текучее, неустойчивое в сравнении
с мужиком, рабочим…
Он обращал на
себя внимание еще и тем, что
имел нечто общее
с длинным, пузатым кувшином, который возвышался над его плечом.
Если Захар, питая в глубине души к барину преданность, свойственную старинным слугам, разнился от них современными недостатками, то и Илья Ильич,
с своей стороны, ценя внутренне преданность его, не
имел уже к нему того дружеского, почти родственного расположения, какое питали прежние господа к слугам своим. Он позволял
себе иногда крупно браниться
с Захаром.
Они поселились в тихом уголке, на морском берегу. Скромен и невелик был их дом. Внутреннее устройство его
имело так же свой стиль, как наружная архитектура, как все убранство носило печать мысли и личного вкуса хозяев. Много сами они привезли
с собой всякого добра, много присылали им из России и из-за границы тюков, чемоданов, возов.
Стильтон в 40 лет изведал все, что может за деньги изведать холостой человек, не знающий забот о ночлеге и пище. Он владел состоянием в 20 миллионов фунтов. То, что он придумал проделать
с Ивом, было совершенной чепухой, но Стильтон очень гордился своей выдумкой, так как
имел слабость считать
себя человеком большого воображения и хитрой фантазии.
«Да и не надо. Нынешние ведь много тысяч берут, а мы сотни. Мне двести за мысль и за руководство да триста исполнительному герою, в соразмере, что он может за исполнение три месяца в тюрьме сидеть, и конец дело венчает. Кто хочет — пусть нам верит, потому что я всегда берусь за дела только за невозможные; а кто веры не
имеет,
с тем делать нечего», — но что до меня касается, — прибавляет старушка, — то, представь ты
себе мое искушение...
— Я, друг мой, — рассказывает мне старушка, — уже решилась ему довериться… Что же делать: все равно ведь никто не берется, а он берется и твердо говорит: «Я вручу». Не гляди, пожалуйста, на меня так, глаза испытуючи. Я нимало не сумасшедшая, — а и сама ничего не понимаю, но только
имею к нему какое-то таинственное доверие в моем предчувствии, и сны такие снились, что я решилась и увела его
с собою.
Добрая старушка этому верила, да и не мудрено было верить, потому что должник принадлежал к одной из лучших фамилий,
имел перед
собою блестящую карьеру и получал хорошие доходы
с имений и хорошее жалованье по службе. Денежные затруднения, из которых старушка его выручила, были последствием какого-то мимолетного увлечения или неосторожности за картами в дворянском клубе, что поправить ему было, конечно, очень легко, — «лишь бы только доехать до Петербурга».
«Нет, это не ограниченность в Тушине, — решал Райский, — это — красота души, ясная, великая! Это само благодушие природы, ее лучшие силы, положенные прямо в готовые прочные формы. Заслуга человека тут — почувствовать и удержать в
себе эту красоту природной простоты и уметь достойно носить ее, то есть ценить ее, верить в нее, быть искренним, понимать прелесть правды и жить ею — следовательно, ни больше, ни меньше, как
иметь сердце и дорожить этой силой, если не выше силы ума, то хоть наравне
с нею.
Если когда-нибудь и случалось противоречие, какой-нибудь разлад, то она приписывала его никак не
себе, а другому лицу,
с кем
имела дело, а если никого не было, так судьбе. А когда явился Райский и соединил в
себе и это другое лицо и судьбу, она удивилась, отнесла это к непослушанию внука и к его странностям.
Там бумажка
с словами: «К этому ко всему, — читала она, —
имею честь присовокупить самый драгоценный подарок! лучшего моего друга — самого
себя. Берегите его. Ваш ненаглядный Викентьев».
«А отчего у меня до сих пор нет ее портрета кистью? — вдруг спросил он
себя, тогда как он,
с первой же встречи
с Марфенькой, передал полотну ее черты, под влиянием первых впечатлений, и черты эти вышли говорящи, „в портрете есть правда, жизнь, верность во всем… кроме плеча и рук“, — думал он. А портрета Веры нет; ужели он уедет без него!.. Теперь ничто не мешает, страсти у него нет, она его не убегает…
Имея портрет, легче писать и роман: перед глазами будет она, как живая…