Неточные совпадения
Кто знает, быть может, пустыня и представляет в его
глазах именно ту обстановку, которая
изображает собой идеал человеческого общежития?
Гораздо легче
изображать характеры большого размера: там просто бросай краски со всей руки на полотно, черные палящие
глаза, нависшие брови, перерезанный морщиною лоб, перекинутый через плечо черный или алый, как огонь, плащ — и портрет готов; но вот эти все господа, которых много на свете, которые с вида очень похожи между собою, а между тем как приглядишься, увидишь много самых неуловимых особенностей, — эти господа страшно трудны для портретов.
Всем существом своим он
изображал радость, широко улыбался, показывая чиненные золотом зубы, быстро катал шарики
глаз своих по лицу и фигуре Самгина, сучил ногами, точно муха, и потирал руки так крепко, что скрипела кожа. Стертое лицо его напоминало Климу людей сновидения, у которых вместо лица — ладони.
На стене, над комодом, была прибита двумя гвоздями маленькая фотография без рамы, переломленная поперек, она
изображала молодого человека, гладко причесанного, с густыми бровями, очень усатого, в галстуке, завязанном пышным бантом.
Глаза у него были выколоты.
Чтоб избежать встречи с Поярковым, который снова согнулся и смотрел в пол, Самгин тоже осторожно вышел в переднюю, на крыльцо. Дьякон стоял на той стороне улицы, прижавшись плечом к столбу фонаря, читая какую-то бумажку, подняв ее к огню; ладонью другой руки он прикрывал
глаза. На голове его была необыкновенная фуражка, Самгин вспомнил, что в таких художники
изображали чиновников Гоголя.
— Клевета — с, ваше — ство, — говорил Арепа, и его фигура
изображала самое жалкое раболепие… — Враги, ваше — ство… хотят меня погубить в ваших
глазах…
И с необыкновенным искусством и быстротой Ванька-Встанька последовательным движением бровей,
глаз, носа, верхней и нижней губы
изобразил молниеносный зигзаг.
Я остолбенел от изумления. Я и ожидал, что в этот вечер случится какая-нибудь катастрофа. Но слишком резкая откровенность Наташи и нескрываемый презрительный тон ее слов изумили меня до последней крайности. Стало быть, она действительно что-то знала, думал я, и безотлагательно решилась на разрыв. Может быть, даже с нетерпением ждала князя, чтобы разом все прямо в
глаза ему высказать. Князь слегка побледнел. Лицо Алеши
изображало наивный страх и томительное ожидание.
Доктору, кажется, досадно было, что Аггей Никитич не знает этого, и, как бы желая поразобраться с своими собственными мыслями, он вышел из гостиной в залу, где принялся ходить взад и вперед, причем лицо его
изображало то какое-то недоумение, то уверенность, и в последнем случае
глаза его загорались, и он начинал произносить сам с собою отрывистые слова. Когда потом gnadige Frau, перестав играть в шахматы с отцом Василием, вышла проводить того, Сверстов сказал ей...
Оба впились
глазами друг в друга. Толстяк ждал ответа и сжал кулаки, как будто хотел тотчас же кинуться в драку. Я и вправду думал, что будет драка. Для меня все это было так ново, и я смотрел с любопытством. Но впоследствии я узнал, что все подобные сцены были чрезвычайно невинны и разыгрывались, как в комедии, для всеобщего удовольствия; до драки же никогда почти не доходило. Все это было довольно характерно и
изображало нравы острога.
Часто, слушая её речь, он прикрывал
глаза, и ему грезилось, что он снова маленький, а с ним беседует отец, — только другим голосом, — так похоже на отцовы истории
изображала она эту жизнь.
Себя Шубин
изобразил испитым, исхудалым жуиром, с ввалившимися щеками, с бессильно висящими косицами жидких волос, с бессмысленным выражением в погасших
глазах, с заостренным, как у мертвеца, носом.
Ее мраморные
глаза — эти условно видящие, но слепые при неумении
изобразить их
глаза статуи, казалось, смотрят сквозь мраморную тень.
Все черты бабы-яги, как ее
изображает народный эпос, были налицо: худые щеки, втянутые внутрь, переходили внизу в острый, длинный, дряблый подбородок, почти соприкасавшийся с висящим вниз носом; провалившийся беззубый рот беспрестанно двигался, точно пережевывая что-то; выцветшие, когда-то голубые
глаза, холодные, круглые, выпуклые, с очень короткими красными веками, глядели, точно
глаза невиданной зловещей птицы.
Казнит злодея провиденье!
Невинная погибла — жаль!
Но здесь ждала ее печаль,
А в небесах спасенье!
Ах, я ее видал — ее
глазаВсю чистоту души
изображали ясно.
Кто б думать мог, что этот цвет прекрасный
Сомнет минутная гроза.
Что ты замолк, несчастный?
Рви волосы — терзайся — и кричи —
Ужасно! — о, ужасно!
— Сидим с Саввой в директорском кабинете в отцовском кресле. Посмотрел в напечатанном списке членов свою фамилию и говорит: «Очень, очень-с хорошо-с… очень-с рад-с… успеха желаю-с…» Я ему о тысяче рублей заимообразно… Как кипятком его ошпарил! Он откинулся к спинке кресла, поднял обе руки против головы, ладонями наружу, как на иконах молящихся святых
изображают, закатив вверх свои калмыцкие
глаза, и елейно зашептал...
Он был человек лет шестидесяти, самой почтенной наружности; голова покрыта была серебряной сединою; полное и свежее лицо
изображало добродушие;
глаза блистали, оживленные всегдашнею улыбкою.
Бедняги окоченели от скуки, таращат
глаза, чтоб не уснуть, и все-таки тем не менее стараются
изображать на своих лицах внимание и делают вид, что мое чтение им понятно и нравится.
Как жаль, что словами трудно
изобразить недоверие в выпуклых голубых бабьих
глазах. Она повернула младенца, как полено, на руках, тупо поглядела на ножки и спросила...
Против этого можно сказать: правда, что первообразом для поэтического лица очень часто служит действительное лицо; но поэт «возводит его к общему значению» — возводить обыкновенно незачем, потому что и оригинал уже имеет общее значение в своей индивидуальности; надобно только — и в этом состоит одно из качеств поэтического гения — уметь понимать сущность характера в действительном человеке, смотреть на него проницательными
глазами; кроме того, надобно понимать или чувствовать, как стал бы действовать и говорить этот человек в тех обстоятельствах, среди которых он будет поставлен поэтом, — другая сторона поэтического гения; в-третьих, надобно уметь
изобразить его, уметь передать его таким, каким понимает его поэт, — едва ли не самая характеристическая черта поэтического гения.
Его герои — кошки; были у него коты спящие, коты с птичками, коты, выгибающие спину; даже пьяного кота с веселыми
глазами за бокалом вина
изобразил однажды Гельфрейх.
У косяка двери в кухню стояла девушка, одетая в белое, ее светлые волосы были коротко острижены, на бледном пухлом лице сияли, улыбаясь, синие
глаза. Она была очень похожа на ангела, как их
изображают дешевые олеографии.
Красное, добродушно-хитрое лицо служивого пыталось
изобразить грозную мину, для чего надулось, стало круглым, багровым, двигало бровями, таращило
глаза и было очень смешно.
(При виде Шаррона начинает оживать — до этого он лежал грудью на столе. Приподымается,
глаза заблестели.) А, святой отец! Довольны? Это за «Тартюфа»? Понятно мне, почему вы так ополчились за религию. Догадливы вы, мой преподобный. Нет спору. Говорят мне как-то приятели: «Описали бы вы как-нибудь стерву — монаха». Я вас и
изобразил. Потому что где же взять лучшую стерву, чем вы?
Татьяна(как бы сама с собою). Дурное и тяжелое они
изображают не так, как я его вижу… а как-то особенно… более крупно… в трагическом тоне. А хорошее — они выдумывают. Никто не объясняется в любви так, как об этом пишут! И жизнь совсем не трагична… она течет тихо, однообразно… как большая мутная река. А когда смотришь, как течет река, то
глаза устают, делается скучно… голова тупеет, и даже не хочется подумать — зачем река течет?
Один требовал себя
изобразить в сильном, энергическом повороте головы; другой с поднятыми кверху вдохновенными
глазами; гвардейский поручик требовал непременно, чтобы в
глазах виден был Марс; гражданский сановник норовил так, чтобы побольше было прямоты, благородства в лице и чтобы рука оперлась на книгу, на которой бы четкими словами было написано: «Всегда стоял за правду».
Ее
изобрази мне ты,
Чтоб, сшед с престола, подавала
Скрижалей заповедь святых,
Чтобы вселенна признавала
Глас божий, глас природы в них;
Чтоб дики люди, отдаленны,
Покрыты шерстью, чешуей,
Пернатых перьем испещренны,
Одеты листьем и корой,
Сошедшися к ее престолу
И кротких вняв законов глас,
По желто-смуглым лицам долу
Струили токи слез из
глаз…
О, если б мог пересказать я,
Изобразить ужасный час,
Когда прелестное созданье
Я в униженьи увидал
И безотчетное страданье
В
глазах увядших прочитал!
Серые, каменные, несокрушимо крепкие стены были украшены квадратами картин: одна
изображала охоту на волков, другая — генерала Лорис-Меликова с оторванным ухом, третья — Иерусалим, а четвертая — гологрудых девиц, у одной на широкой груди было четко написано печатными буквами: «Верочка Галанова, любима студентами, цена 3 коп.», у другой — выколоты
глаза. Эти нелепые, ничем не связанные пятна возбуждали тоску.
Что в ней тогда происходило —
Я не берусь вам объяснить;
Ее лицо
изобразилоТак много мук, что, может быть,
Когда бы вы их разгадали,
Вы поневоле б зарыдали.
Но пусть участия слеза
Не отуманит вам
глаза:
Смешно участье в человеке,
Который жил и знает свет.
Рассказы вымышленных бед
В чувствительном прошедшем веке
Не мало проливали слёз…
Кто ж в этом выиграл — вопрос?
На стене висели две головки, рисованные черным карандашом, одна
изображала поврежденную женщину, которая смотрела из картины, страшно вытаращив
глаза, вместо кудрей у нее были черви — должно думать, что цель была представить Медузу.
Илюшка, улыбкой, спиной, ногами, всем существом
изображая сочувствие песне, аккомпанировал ей на гитаре и, впившись в нее
глазами, как будто в первый раз слушая песню, внимательно, озабоченно, в такт песни наклонял и поднимал голову.
Итак, мы можем сказать смело, что если уже г. Тургенев, тронул какой-нибудь вопрос в своей повести, если он
изобразил какую-нибудь новую сторону общественных отношений, — это служит ручательством за то, что вопрос этот действительно подымается или скоро подымется в сознании образованного общества, что эта новая сторона жизни начинает выдаваться и скоро выкажется резко и ярко пред
глазами всех.
Дегтярев подошел к вазе и лениво сунул в нее руку… Лев Саввич приподнялся и впился в него
глазами… Молодой человек вытащил из вазы небольшой пакет, оглядел его со всех сторон и пожал плечами, потом нерешительно распечатал, опять пожал плечами и
изобразил на лице своем крайнее недоумение; в пакете были две радужные бумажки!
Ребротесов пошевелил пальцами,
изображая смешение, и мимикой добавил к гарниру то, чего не мог добавить в словах… Гости сняли калоши и вошли в темный зал. Хозяин чиркнул спичкой, навонял серой и осветил стены, украшенные премиями «Нивы», видами Венеции и портретами писателя Лажечникова и какого-то генерала с очень удивленными
глазами.
Сверкала улыбка мальчика, сверкали задорно-веселые
глаза львов. И широкою, горячею радостью сверкало солнце над огромными, ласковыми эвкалиптами с серебряными стволами. В небе непрерывно звенело вольное верещание ястребов: их здесь очень много, здесь и солнца нельзя себе представить без реющих в его сверкании могучих ястребиных крыльев; и так здесь становится понятным, почему египтяне
изображали солнце в виде диска с ястребиными крыльями.
Достопочтенный отец Диодор вообще очень плохо выражался по-русски, но говорил охотно. Подыскивая слова, он в интервал причмокивал и присасывал, сластил
глазами, помогал себе мимическими движениями лица и
изображал руками все то, что, по его мнению, было недостаточно ясно выражено его словом.
Слова сыпались, как мелкие горошины, — ровные, круглые и сухие. На душе сразу стало сухо и пусто. Токарев слушал, стараясь
изобразить на лице внимание. Таня села к окну и стала читать. А Ольга Петровна со своими растерянными, странно-голубыми
глазами продолжала высыпать свое восхищение от книжки.
Куцын ткнул пальцем на Венецию и двумя пальцами
изобразил шагающие ноги. Рахат-Хелам, не спускавший
глаз с его медалей и, по-видимому, догадываясь, что это самое важное лицо в городе, понял слово «променаж» и любезно осклабился. Затем оба надели пальто и вышли из номера. Внизу, около двери, ведущей в ресторан «Япония», Куцын подумал, что недурно было бы угостить перса. Он остановился и, указывая ему на столы, сказал...
Черные стены мраморной пещеры окружали его; при слабом свете лампады, висевшей над ним,
глаза его встретили мертвую голову и близ нее развернутую библию на бархатной голубой подушке, обшитой золотым галуном. Вверху темное мерцание
изображало также мертвую голову с двумя внизу накрест костями и надписью: «Memento mori».
Священник села Троицкого явился служить первую панихиду, на которой появилась и Салтыкова. Лицо ее
изображало неподдельную печаль.
Глаза были красны от слез. Она усердно молилась у гроба и имела вид убитой горем безутешной вдовы. Священник даже счел долгом сказать ей в утешение что-то о земной юдоли. Она молча выслушала его и попросила благословения.
Он, под гнетом безвыходного положения, решился
изображать в одном из балаганов под Новинским на маслянице дикого человека, причем загримированный индейцем, на
глазах публики глотал живую рыбу, терзал и делал вид, что ест живых голубей.
Услышав эти слова, увидав выражение твердой решимости в
глазах государя, Мишо, — quoique étranger, mais Russe de coeur et d’âme — почувствовал себя, в эту торжественную минуту, — entousiasmé par tout ce qu’il venait d’entendre, [Хотя иностранец, но русский в глубине души, почувствовал себя в эту торжественную минуту восхищенным всем тем, чтò он услышал,] — (как он говорил впоследствии), и он в следующих выражениях
изобразил как свои чувства, так и чувства русского народа, которого он считал себя уполномоченным.
Он в волнении заходил по комнате, утрированно
изображая человека, осененного гениальной мыслью: прижимал пальцы ко лбу, разводил руками, поднимал кверху
глаза.