Говорят, что
излишние вопросы прибавляют излишнюю горечь в жизни, что отсутствие вопросов предохраняет от состояния бессменного страха, в котором очутился бы человек, если б он всегда видел вещи в их действительном, беспокровном виде.
Неточные совпадения
— Этого я вам не могу сказать. Могу сказать только то, что интересы народа, охраняемые нами, так важны, что
излишнее усердие к
вопросам веры не так страшно и вредно, как распространяющееся теперь
излишнее равнодушие к ним.
Председатель, впрочем весьма вежливо, напомнил ей, что надо отвечать прямо на
вопросы, не вдаваясь в
излишние подробности.
Наконец, сцена опять переменяется, и является дикое место, а между утесами бродит один цивилизованный молодой человек, который срывает и сосет какие-то травы, и на
вопрос феи: зачем он сосет эти травы? — ответствует, что он, чувствуя в себе избыток жизни, ищет забвения и находит его в соке этих трав; но что главное желание его — поскорее потерять ум (желание, может быть, и
излишнее).
Ни хвалить, ни бранить этих людей нечего, но нужно обратить внимание на ту практическую почву, на которую переходит
вопрос; надо признать, что человеку, ожидающему наследства от дяди, трудно сбросить с себя зависимость от этого дяди, и затем надо отказаться от
излишних надежд на племянников, ожидающих наследства, хотя бы они и были «образованны» по самое нельзя. Если тут разбирать виноватого, то виноваты окажутся не столько племянники, сколько дяди, или, лучше сказать, их наследство.
Эти
вопросы так обширны, так многочисленны, что требуют отстранения из сознания всего
излишнего для того, чтобы предоставить полный простор работе ума.
—
Вопрос даже
излишний, — возразил Хвалынцев. — Я сам студент.
Напротив! Они не задавались «
вопросами», но зато были восприимчивы ко всем веяниям жизни, с большим фондом того, что составляет душевную норму. Как девицы, выезжающие в свет, они охотно танцевали, любили дружиться без
излишнего кокетства, долго оставались с чистым воображением, не проявляли никаких сознательно хищнических инстинктов.
Стал излагать возражения Энгельса Дюрингу по
вопросу о том, делает ли диалектический материализм
излишним философию как отдельную науку.
И тогда станет ясно, что порядок этот нельзя признать удовлетворительным, а затем, что нельзя не сожалеть и о том, что в недавней поре
вопрос о церковно-судебной реформе у нас был так бесцеремонно смят и торопливо стерт с очереди, как нечто несвоевременное и для нас совершенно
излишнее.