Неточные совпадения
Вронский никогда не знал семейной жизни. Мать его была в молодости блестящая светская женщина, имевшая во время замужества, и в особенности после, много
романов,
известных всему свету. Отца своего он почти не помнил и был воспитан в Пажеском Корпусе.
В числе ее «ухажеров» был Степка Махалкин, родной брат
известного гуслицкого разбойника Васьки Чуркина, прославленного даже в
романе его имени.
В предисловии к своему
известному декадентскому
роману «A rebours», написанном через двадцать лет после его появления, Гюисманс многое объясняет в своем развитии.
Вы уже должны знать от Павла Сергеевича [Бобрищева-Пушкина], что «L'oncle Tome» [«Хижина дяди Тома» (
роман Бичер-Стоу).] уехал с Якушкиным в Иркутск. — Якушкин в последнем письме просит чтобы я ему переслал Милютина [Имеется в виду «История войны 1799 г.» Д.А.Милютина, опубликованный в 1852–1853 гг.
известный труд об итальянском походе А. В. Суворова, премированный Академией наук.] и отчеты по училищам, которые у вас остались. Пожалуйста, доставьте мне все это; я найду возможность перебросить в Иркутск.
«Стоило затевать всю эту историю, так волноваться и страдать, чтобы все это подобным образом кончилось!» — думал он. Надобно оказать, что вышедший около этого времени
роман Лермонтова «Герой нашего времени» и вообще все стихотворения этого поэта сильно увлекали университетскую молодежь. Павел тоже чрезвычайно искренне сочувствовал многим его лирическим мотивам и, по преимуществу, — мотиву разочарования. В настоящем случае он не утерпел и продекламировал
известное стихотворение Лермонтова...
Н.И. Пастухов оказался прав. Газету разрекламировали. На другой день вместе с этим письмом начал печататься сенсационный
роман А. Ив. Соколовой «Новые птицы — новые песни», за ее
известным псевдонимом «Синее домино».
Совершенно неожиданно «Развлечение» перешло в собственность Ивану Андреевичу Морозову, книжнику-лубочнику с Никольской, издававшему копеечные листовки и разные «страшные» повести или
романы известных писателей, но под другими названиями, а то и под теми же, но авторы были другие.
Здесь нами даются лишь те впервые публикуемые материалы
романа, которые имеют характер законченных эпизодов — глав, или, будучи лишь вариантами
известного ранее текста, дают дополнительные данные для социологического понимания произведения и его персонажей.
Пардон-пардон, Александра Тарасовича. Вы удивлены? Это, видите ли, мое сценическое имя, отчество и фамилия. По сцене — Василий Иванович Путинковский, а в жизни Александр Тарасович Аметистов.
Известная фамилия, многие представители расстреляны большевиками. Тут целый
роман. Вы прямо будете рыдать, когда я расскажу.
Она читала эти
романы и, чтобы не огорчить его, хвалила, и он был рад, так как надеялся стать рано или поздно
известным писателем.
Речь зашла о парижских полусветских знаменитостях, имена и таланты которых оказались всем коротко
известными, о последней пиесе Сарду, о
романе Абу, о Катти в"Травиате".
Поэтому значение указанных повестей и
романов остается весьма специальным и чувствуется более для кружка
известного сорта, нежели для большинства.
Все опыты,
известные нам из повседневной жизни и занесенные на скрижали бесчисленных
романов и драм, единогласно подтверждают, что всякие адюльтеры и сожительства у порядочных людей, какова бы ни была любовь вначале, не продолжаются дольше двух, а много — трех лет.
От слова до слова я помнил всегда оригинальные, полные самого горячего поэтического вдохновения речи этого человека, хлеставшие бурными потоками в споре о всем
известной старенькой книжке Saint-Pierre „Paul et Virginie“, [Сен-Пьера «Поль и Виргиния» (франц.).] и теперь, когда история событий доводит меня до этой главы
романа, в ушах моих снова звучат эти пылкие речи смелого адвоката за право духа, и человек снова начинает мне представляться недочитанною книгою.
И Шпандорчук, и Вырвич в существе были люди незлые и даже довольно добродушные, но недалекие и бестактные. Оба они, прочитав
известный тургеневский
роман, начали называть себя нигилистами. Дора тоже прочла этот
роман и при первом слове кстати сказала...
К чему, например, любовь на первом плане в
романах, которые собственно изображают быт
известного народа в данную эпоху или быт
известных классов народа?
Ничипоренко вел себя так, как ведут себя предприниматели, описанные в некоторых
известных повестях и в
романах, но то, что люди в повестях и
романах, по воле авторов, слушают развеся уши, за то в действительной жизни сплошь и рядом называют человека дураком и просят его выйти за двери.
В
романах описывают только феникса и жар-птицу: не воробьев, не ласточек, всем
известных.
Герой
романа, Юрий, сын умершего боярина Дмитрия Милославского, бывшего воеводой в Нижнем Новгороде,
известного своею ненавистью к ляхам, присягнул вместе с прочими Владиславу.
Когда здесь жил, в деревне, Рафаил Михайлыч [Рафаил Михайлыч — Зотов (1795—1871), писатель и драматург, театральный деятель, автор широко
известных в свое время
романов «Леонид или черты из жизни Наполеона I» и «Таинственный монах».], с которым мы были очень хорошо знакомы и почти каждый день видались и всегда у них брали книги.
Не только современное, величайшее в мире, событие, так близко к нам стоявшее, что глаз еще не мог оглянуть его, но и самое содержание
романа, основанное на современном же,
известном тогда, происшествии, не могло произвесть полного впечатления и возбудить сильного участия, которое должен произвесть
роман.
Обитал он в 147 номере гостиницы,
известной в одном из его
романов под именем гостиницы «Ядовитого лебедя».
Это было коротенькое письмо, в котором Павел Николаевич выписал шутя
известные слова Диккенса в одной из блестящих глав его
романа «Домби и Сын», именно в главе, где описывается рождение этого сына.
— Она?.. она лицо довольно
известное: она героиня
романа Теккерея «Ярмарка тщеславия». О, она
известная,
известная плутовка!
Один
известный французский рецензент, делая обзор русского
романа, дал самый восторженный отзыв о дарованиях русских беллетристов, но при том ужаснулся «бедности содержания» русского
романа.
В нем я узнавал актеров и актрис тогдашнего Нижегородского театра: первый актер Милославский, впоследствии
известный антрепренер на юге, и сестры Стрелковы (в
романе они называются Бушуевы), из которых старшая Ханея Ивановна попала в Московский Малый театр и играла в моей комедии"Однодворец"уже в амплуа старух, нося имя своего мужа Таланова.
Как автор
романа, я не погрешил против субъективнойправды. Через все это проходил его герой. Через все это проходил и я. В
романе — это монография, интимная история одного лица, род «Ученических годов Вильгельма Мейстера», разумеется с соответствующими изменениями! Ведь и у олимпийца Гете в этой первой половине
романа нет полной объективной картины, даже и многих уголков немецкой жизни, которая захватывала Мейстера только с
известных своих сторон.
Репутация «бойкого пера» утвердилась за мною. Но в округ наших сочинений уже не посылали. Не было, когда мы кончали, и тех «литературных бесед», какие происходили прежде. Одну из таких бесед я описал в моем
романе с
известной долей вымысла по лицам и подробностям.
Первый большой успех
романа, книги, пьесы делает его личностью всемирно
известной.
Александра Яковлевна пододвинула к кровати табурет, села и начала свой рассказ. Она откровенно передала баронессе свой
роман с князем Виктором, умолчав, конечно, о том, что она сама увлекла его, а напротив, изобразив себя жертвой хитросплетенного молодым князем соблазна. Рассказала
известные нам сцены с княгиней. Не скрыла и тайны своего происхождения и сцены у постели умирающего князя Ивана и, наконец, последние слова его о пакете ео стотысячным наследством, скрытым и присвоенным князем Василием.
Вот они в Белоруссии, в городе, который назовем городом при Двине. Совершенно новый край, новые люди! Так как я не пишу истории их в тогдашнее время, то ограничусь рассказом только об
известных мне личностях, действовавших в моем
романе, и о той местности, где разыгрывались их действия. И потому попрошу читателя не взыскивать с меня скрупулезно за некоторые незначительные анахронизмы и исторические недомолвки и помнить, что я все-таки пишу
роман, хотя и полуисторический.