Неточные совпадения
—
Пойдем, я кончил, — сказал Вронский и, встав,
пошел к двери. Яшвин встал тоже, растянув
свои огромные
ноги и длинную спину.
Дети с испуганным и радостным визгом бежали впереди. Дарья Александровна, с трудом борясь с
своими облепившими ее
ноги юбками, уже не
шла, а бежала, не спуская с глаз детей. Мужчины, придерживая шляпы,
шли большими шагами. Они были уже у самого крыльца, как большая капля ударилась и разбилась о край железного жолоба. Дети и за ними большие с веселым говором вбежали под защиту крыши.
— Да нельзя же в коридоре разговаривать! — сказал Левин, с досадой оглядываясь на господина, который, подрагивая
ногами, как будто по
своему делу
шел в это время по коридору.
Уж не раз испытав с пользою известное ему средство заглушать
свою досаду и всё, кажущееся дурным, сделать опять хорошим, Левин и теперь употребил это средство. Он посмотрел, как шагал Мишка, ворочая огромные комья земли, налипавшей на каждой
ноге, слез с лошади, взял у Василья севалку и
пошел рассевать.
Кудряш. Да что: Ваня! Я знаю, что я Ваня. А вы
идите своей дорогой, вот и все. Заведи себе сам, да и гуляй себе с ней, и никому до тебя дела нет. А чужих не трогай! У нас так не водится, а то парни
ноги переломают. Я за
свою… да я и не знаю, что сделаю! Горло перерву!
И, остановясь понюхать табаку, она долго и громко говорила что-то о безбожниках студентах. Клим
шел и думал о сектанте, который бормочет: «
Нога поет — куда
иду?», о пьяном мещанине, строгой старушке, о черноусом человеке, заинтересованном
своими подтяжками. Какой смысл в жизни этих людей?
«Мама, а я еще не сплю», — но вдруг Томилин, запнувшись за что-то, упал на колени, поднял руки, потряс ими, как бы угрожая, зарычал и охватил
ноги матери. Она покачнулась, оттолкнула мохнатую голову и быстро
пошла прочь, разрывая шарф. Учитель, тяжело перевалясь с колен на корточки, встал, вцепился в
свои жесткие волосы, приглаживая их, и шагнул вслед за мамой, размахивая рукою. Тут Клим испуганно позвал...
Он осторожно улыбнулся, обрадованный
своим открытием, но еще не совсем убежденный в его ценности. Однако убедить себя в этом было уже не трудно; подумав еще несколько минут, он встал на
ноги, с наслаждением потянулся, расправляя усталые мускулы, и бодро
пошел домой.
Шел он медленно, глядя под
ноги себе, его толкали, он покачивался, прижимаясь к стене вагона, и секунды стоял не поднимая головы, почти упираясь в грудь
свою широким бритым подбородком.
— Говорил он о том, что хозяйственная деятельность людей, по смыслу
своему, религиозна и жертвенна, что во Христе сияла душа Авеля, который жил от плодов земли, а от Каина
пошли окаянные люди, корыстолюбцы, соблазненные дьяволом инженеры, химики. Эта ерунда чем-то восхищала Тугана-Барановского, он изгибался на длинных
ногах своих и скрипел: мы — аграрная страна, да, да! Затем курносенький стихотворец читал что-то смешное: «В ладье мечты утешимся, сны горе утолят», — что-то в этом роде.
Посидев еще минуту, он встал и
пошел к двери не
своей походкой, лениво шаркая
ногами.
«Болван», — мысленно выругался Самгин и вытащил руку
свою из-под локтя спутника, но тот, должно быть, не почувствовал этого, он
шел, задумчиво опустив голову, расшвыривая
ногою сосновые шишки. Клим
пошел быстрее.
Часа через полтора Самгин шагал по улице, следуя за одним из понятых, который покачивался впереди него, а сзади позванивал шпорами жандарм. Небо на востоке уже предрассветно зеленело, но город еще спал, окутанный теплой, душноватой тьмою. Самгин немножко любовался
своим спокойствием, хотя было обидно
идти по пустым улицам за человеком, который, сунув руки в карманы пальто, шагал бесшумно, как бы не касаясь земли
ногами, точно он себя нес на руках, охватив ими бедра
свои.
Он легко, к
своему удивлению, встал на
ноги, пошатываясь, держась за стены,
пошел прочь от людей, и ему казалось, что зеленый, одноэтажный домик в четыре окна все время двигается пред ним, преграждая ему дорогу. Не помня, как он дошел, Самгин очнулся у себя в кабинете на диване; пред ним стоял фельдшер Винокуров, отжимая полотенце в эмалированный таз.
Она ушла легкой
своей походкой, осторожно ступая на пальцы
ног. Не хватало только, чтоб она приподняла юбку, тогда было бы похоже, что она
идет по грязной улице.
Часа через три брат разбудил его, заставил умыться и снова повел к Премировым. Клим
шел безвольно, заботясь лишь о том, чтоб скрыть
свое раздражение. В столовой было тесно, звучали аккорды рояля, Марина кричала, притопывая
ногой...
Он
шел, высоко поднимая тяжелые
ноги, печатая шаг генеральски отчетливо, тросточку
свою он держал под мышкой как бы для того, чтоб Самгин не мог подойти ближе.
После чая все займутся чем-нибудь: кто
пойдет к речке и тихо бродит по берегу, толкая
ногой камешки в воду; другой сядет к окну и ловит глазами каждое мимолетное явление: пробежит ли кошка по двору, пролетит ли галка, наблюдатель и ту и другую преследует взглядом и кончиком
своего носа, поворачивая голову то направо, то налево. Так иногда собаки любят сидеть по целым дням на окне, подставляя голову под солнышко и тщательно оглядывая всякого прохожего.
Появление Обломова в доме не возбудило никаких вопросов, никакого особенного внимания ни в тетке, ни в бароне, ни даже в Штольце. Последний хотел познакомить
своего приятеля в таком доме, где все было немного чопорно, где не только не предложат соснуть после обеда, но где даже неудобно класть
ногу на
ногу, где надо быть свежеодетым, помнить, о чем говоришь, — словом, нельзя ни задремать, ни опуститься, и где постоянно
шел живой, современный разговор.
Вот Илья Ильич
идет медленно по дорожке, опираясь на плечо Вани. Ваня уж почти юноша, в гимназическом мундире, едва сдерживает
свой бодрый, торопливый шаг, подлаживаясь под походку Ильи Ильича. Обломов не совсем свободно ступает одной
ногой — следы удара.
Все
пошли до дома пешком. Обломов был не в
своей тарелке; он отстал от общества и занес было
ногу через плетень, чтоб ускользнуть через рожь домой. Ольга взглядом воротила его.
Когда нянька мрачно повторяла слова медведя: «Скрипи, скрипи,
нога липовая; я по селам
шел, по деревне
шел, все бабы спят, одна баба не спит, на моей шкуре сидит, мое мясо варит, мою шерстку прядет» и т. д.; когда медведь входил, наконец, в избу и готовился схватить похитителя
своей ноги, ребенок не выдерживал: он с трепетом и визгом бросался на руки к няне; у него брызжут слезы испуга, и вместе хохочет он от радости, что он не в когтях у зверя, а на лежанке, подле няни.
По мере того как раскрывались перед ней фазисы жизни, то есть чувства, она зорко наблюдала явления, чутко прислушивалась к голосу
своего инстинкта и слегка поверяла с немногими, бывшими у ней в запасе наблюдениями, и
шла осторожно, пытая
ногой почву, на которую предстояло ступить.
Она, накинув на себя меховую кацавейку и накрыв голову косынкой, молча сделала ему знак
идти за собой и повела его в сад. Там, сидя на скамье Веры, она два часа говорила с ним и потом воротилась, глядя себе под
ноги, домой, а он, не зашедши к ней, точно убитый, отправился к себе, велел камердинеру уложиться,
послал за почтовыми лошадьми и уехал в
свою деревню, куда несколько лет не заглядывал.
Едва Вера вышла, Райский ускользнул вслед за ней и тихо
шел сзади. Она подошла к роще, постояла над обрывом, глядя в темную бездну леса, лежащую у ее
ног, потом завернулась в мантилью и села на
свою скамью.
Она будто не сама ходит, а носит ее посторонняя сила. Как широко шагает она, как прямо и высоко несет голову и плечи и на них — эту
свою «беду»! Она, не чуя
ног,
идет по лесу в крутую гору; шаль повисла с плеч и метет концом сор и пыль. Она смотрит куда-то вдаль немигающими глазами, из которых широко глядит один окаменелый, покорный ужас.
Мы
пошли вверх на холм. Крюднер срубил капустное дерево, и мы съели впятером всю сердцевину из него. Дальше было круто
идти. Я не
пошел:
нога не совсем была здорова, и я сел на обрубке, среди бананов и таро, растущего в земле, как морковь или репа. Прочитав, что сандвичане делают из него poп-poп, я спросил каначку, что это такое. Она тотчас повела меня в
свою столовую и показала горшок с какою-то белою кашею, вроде тертого картофеля.
С женщинами
шли на
своих ногах дети, мальчики и девочки.
Когда судебный пристав с боковой походкой пригласил опять присяжных в залу заседания, Нехлюдов почувствовал страх, как будто не он
шел судить, но его вели в суд. В глубине души он чувствовал уже, что он негодяй, которому должно быть совестно смотреть в глаза людям, а между тем он по привычке с обычными, самоуверенными движениями, вошел на возвышение и сел на
свое место, вторым после старшины, заложив
ногу на
ногу и играя pince-nez.
— Ого-го!.. Вон оно куда
пошло, — заливался Веревкин. — Хорошо, сегодня же устроим дуэль по-американски: в двух шагах, через платок… Ха-ха!.. Ты пойми только, что сия Катерина Ивановна влюблена не в папахена, а в его карман. Печальное, но вполне извинительное заблуждение даже для самого умного человека, который зарабатывает деньги головой, а не
ногами. Понял? Ну, что возьмет с тебя Катерина Ивановна, когда у тебя ни гроша за душой… Надо же и ей заработать на ярмарке на
свою долю!..
В одну из таких минут он ни с того ни с сего уехал за границу, пошатался там по водам, пожил в Париже, зачем-то съездил в Египет и на Синай и вернулся из
своего путешествия англичанином с
ног до головы, в Pith India Helmet [индийском
шлеме (англ.).] на голове, в гороховом сьюте и с произношением сквозь зубы.
— Нет, и я, и я
пойду смотреть, — воскликнул Калганов, самым наивным образом отвергая предложение Грушеньки посидеть с ним. И все направились смотреть. Максимов действительно
свой танец протанцевал, но, кроме Мити, почти ни в ком не произвел особенного восхищения. Весь танец состоял в каких-то подпрыгиваниях с вывертыванием в стороны
ног, подошвами кверху, и с каждым прыжком Максимов ударял ладонью по подошве. Калганову совсем не понравилось, а Митя даже облобызал танцора.
Он расписался, я эту подпись в книге потом видел, — встал, сказал, что одеваться в мундир
идет, прибежал в
свою спальню, взял двухствольное охотничье
свое ружье, зарядил, вкатил солдатскую пулю, снял с правой
ноги сапог, ружье упер в грудь, а
ногой стал курок искать.
Когда мы подошли к реке, было уже около 2 часов пополудни. Со стороны моря дул сильный ветер. Волны с шумом бились о берег и с пеной разбегались по песку. От реки в море тянулась отмель. Я без опаски
пошел по ней и вдруг почувствовал тяжесть в
ногах. Хотел было я отступить назад, но, к ужасу
своему, почувствовал, что не могу двинуться с места. Я медленно погружался в воду.
Я, Сунцай и Дерсу
шли впереди; стрелки подвигались медленно. Сзади слышались их голоса. В одном месте я остановился для того, чтобы осмотреть горные породы, выступающие из-под снега. Через несколько минут, догоняя
своих приятелей, я увидел, что они
идут нагнувшись и что-то внимательно рассматривают у себя под
ногами.
Посередине кабака Обалдуй, совершенно «развинченный» и без кафтана, выплясывал вперепрыжку перед мужиком в сероватом армяке; мужичок, в
свою очередь, с трудом топотал и шаркал ослабевшими
ногами и, бессмысленно улыбаясь сквозь взъерошенную бороду, изредка помахивал одной рукой, как бы желая сказать: «куда ни
шло!» Ничего не могло быть смешней его лица; как он ни вздергивал кверху
свои брови, отяжелевшие веки не хотели подняться, а так и лежали на едва заметных, посоловелых, но сладчайших глазках.
Замеченный мною барсук часто подымался на задние
ноги и старался что-то достать, но что именно — я рассмотреть никак не мог. Он так был занят
своим делом, что совершенно не замечал нас. Долго мы следили за ним, наконец мне наскучило это занятие, и я
пошел вперед.
Оставя жандармов внизу, молодой человек второй раз
пошел на чердак; осматривая внимательно, он увидел небольшую дверь, которая вела к чулану или к какой-нибудь каморке; дверь была заперта изнутри, он толкнул ее
ногой, она отворилась — и высокая женщина, красивая собой, стояла перед ней; она молча указывала ему на мужчину, державшего в
своих руках девочку лет двенадцати, почти без памяти.
И начала притопывать
ногами, все, чем далее, смелее; наконец левая рука ее опустилась и уперлась в бок, и она
пошла танцевать, побрякивая подковами, держа перед собою зеркало и напевая любимую
свою песню...
Его поддержали, но и затем,
идя на крыльцо, он путался в длинных полах лапсердака
своими жидкими слабыми
ногами.
Он рассказывал мне про
свое путешествие вдоль реки Пороная к заливу Терпения и обратно: в первый день
идти мучительно, выбиваешься из сил, на другой день болит всё тело, но
идти все-таки уж легче, а в третий и затем следующие дни чувствуешь себя как на крыльях, точно ты не
идешь, а несет тебя какая-то невидимая сила, хотя
ноги по-прежнему путаются в жестком багульнике и вязнут в трясине.
На обширных болотах, не слишком топких или по крайней мере не везде топких, не зыблющихся под
ногами, но довольно твердых и способных для ходьбы, покрытых небольшими и частыми кочками, поросших маленькими кустиками, не мешающими стрельбе, производить охоту целым обществом; охотники
идут каждый с
своею собакой, непременно хорошо дрессированною, в известном друг от друга расстоянии, ровняясь в одну линию.
Стрельба выходила славная и добычливая: куропатки вылетали из соломы поодиночке, редко в паре и очень близко, из-под самых
ног: тут надобно было иногда или
послать собаку в солому, или взворачивать ее самому
ногами. было бить их рябчиковою дробью, даже 7-м и 8-м нумером, чего уже никак нельзя сделать на обыкновенном неблизком расстоянии, ибо куропатки, особенно старые, крепче к ружью многих птиц, превосходящих их
своею величиною, и уступают в этом только тетереву; на сорок пять шагов или пятнадцать сажен, если не переломишь крыла, куропатку не добудешь, то есть не убьешь наповал рябчиковой дробью; она будет сильно ранена, но унесет дробь и улетит из виду вон: может быть, она после и умрет, но это будет хуже промаха — пропадет даром.
Случалось, что протоптанную накануне дорогу заметало ночью ветром, и тогда надо было протаптывать ее снова. Бывали случаи, когда на возвратном пути мы не находили
своей лыжницы: ее заносило следом за нами. Тогда мы
шли целиною, лишь бы поскорее дойти до бивака и дать отдых измученным
ногам.
Когда наконец они повернули с двух разных тротуаров в Гороховую и стали подходить к дому Рогожина, у князя стали опять подсекаться
ноги, так что почти трудно было уж и
идти. Было уже около десяти часов вечера. Окна на половине старушки стояли, как и давеча, отпертые, у Рогожина запертые, и в сумерках как бы еще заметнее становились на них белые спущенные сторы. Князь подошел к дому с противоположного тротуара; Рогожин же с
своего тротуара ступил на крыльцо и махал ему рукой. Князь перешел к нему на крыльцо.
Но те же самые предосторожности, как относительно князя, Лебедев стал соблюдать и относительно
своего семейства с самого переезда на дачу: под предлогом, чтобы не беспокоить князя, он не пускал к нему никого, топал
ногами, бросался и гонялся за
своими дочерьми, не исключая и Веры с ребенком, при первом подозрении, что они
идут на террасу, где находился князь, несмотря на все просьбы князя не отгонять никого.
Первым делом он
пошел посоветоваться с Дарьей: особенное дело выходило совсем, Дарья даже расплакалась, напутствуя Ермошку на подвиг. Чтобы не потерять времени и не делать лишней огласки, Ермошка полетел в город верхом на
своем иноходце. Он проникся необыкновенной энергией и поднял на
ноги и прокурорскую власть, и жандармерию, и исправника.
В тумане из-под горы сначала показался низенький старичок с длинною палкой в руке. Он
шел без шапки, легко переваливаясь на
своих кривых
ногах. Полы поношенного кафтана для удобства были заткнуты за опояску. Косматая седая борода и целая шапка седых волос на голове придавали ему дикий вид, а добрые серые глаза ласково улыбались.
Верстовой столб представляется великаном и совсем как будто
идет, как будто вот-вот нагонит; надбрежная ракита смотрит горою, и запоздалая овца, торопливо перебегающая по разошедшимся половицам моста, так хорошо и так звонко стучит
своими копытками, что никак не хочется верить, будто есть люди, равнодушные к красотам природы, люди, способные то же самое чувствовать, сидя вечером на каменном порожке инвалидного дома, что чувствуешь только, припоминая эти милые, теплые ночи, когда и сонная река, покрывающаяся туманной дымкой, <и> колеблющаяся возле ваших
ног луговая травка, и коростель, дерущий
свое горло на противоположном косогоре, говорят вам: «Мы все одно, мы все природа, будем тихи теперь, теперь такая пора тихая».
Лиза возвратилась домой, села в
ногах своей кровати и так просидела до самого утра: в ней
шла сильная нравственная ломка.