Неточные совпадения
Широкая дороженька,
Березками обставлена,
Далеко протянулася,
Песчана и глуха.
По сторонам дороженьки
Идут холмы пологие
С полями, с сенокосами,
А чаще с неудобною,
Заброшенной землей;
Стоят деревни старые,
Стоят деревни новые,
У речек, у прудов…
Леса, луга поемные...
Они медленно двигались
по неровному низу луга, где была старая запруда. Некоторых своих Левин узнал. Тут был старик Ермил в очень длинной белой рубахе, согнувшись, махавший косой; тут был молодой малый Васька, бывший у Левина в кучерах, с размаха бравший каждый ряд. Тут был и Тит,
по косьбе дядька Левина, маленький, худенький мужичок. Он, не сгибаясь,
шел передом, как бы играя косой, срезывая свой
широкий ряд.
Пред ним, в загибе реки за болотцем, весело треща звонкими голосами, двигалась пестрая вереница баб, и из растрясенного сена быстро вытягивались
по светлозеленой отаве серые извилистые валы. Следом за бабами
шли мужики с вилами, и из валов выростали
широкие, высокие, пухлые копны. Слева
по убранному уже лугу гремели телеги, и одна за другою, подаваемые огромными навилинами, исчезали копны, и на место их навивались нависающие на зады лошадей тяжелые воза душистого сена.
Когда дорога понеслась узким оврагом в чащу огромного заглохнувшего леса и он увидел вверху, внизу, над собой и под собой трехсотлетние дубы, трем человекам в обхват, вперемежку с пихтой, вязом и осокором, перераставшим вершину тополя, и когда на вопрос: «Чей лес?» — ему сказали: «Тентетникова»; когда, выбравшись из леса, понеслась дорога лугами, мимо осиновых рощ, молодых и старых ив и лоз, в виду тянувшихся вдали возвышений, и перелетела мостами в разных местах одну и ту же реку, оставляя ее то вправо, то влево от себя, и когда на вопрос: «Чьи луга и поемные места?» — отвечали ему: «Тентетникова»; когда поднялась потом дорога на гору и
пошла по ровной возвышенности с одной стороны мимо неснятых хлебов: пшеницы, ржи и ячменя, с другой же стороны мимо всех прежде проеханных им мест, которые все вдруг показались в картинном отдалении, и когда, постепенно темнея, входила и вошла потом дорога под тень
широких развилистых дерев, разместившихся врассыпку
по зеленому ковру до самой деревни, и замелькали кирченые избы мужиков и крытые красными крышами господские строения; когда пылко забившееся сердце и без вопроса знало, куды приехало, — ощущенья, непрестанно накоплявшиеся, исторгнулись наконец почти такими словами: «Ну, не дурак ли я был доселе?
Я стал покупать
шире и больше, — я брал все, что
по моим соображениям, было нужно, и накупил даже вещи слишком рискованные, — так, например, нашему молодому кучеру Константину я купил наборный поясной ремень, а веселому башмачнику Егорке — гармонию. Рубль, однако, все был дома, а на лицо бабушки я уж не смотрел и не допрашивал ее выразительных взоров. Я сам был центр всего, — на меня все смотрели, за мною все
шли, обо мне говорили.
Она замолчала. Самгин тоже не чувствовал желания говорить. В поучениях Марины он подозревал иронию, намерение раздразнить его, заставить разговориться. Говорить с нею о поручении Гогина при Дуняше он не считал возможным. Через полчаса он
шел под руку с Дуняшей
по широкой улице, ярко освещенной луной, и слушал торопливый говорок Дуняши.
С ним негромко поздоровался и
пошел в ногу, заглядывая в лицо его, улыбаясь, Лаврушка, одетый в длинное и не
по фигуре
широкое синеватое пальто, в протертой до лысин каракулевой шапке на голове, в валяных сапогах.
На дороге снова встал звонарь, тяжелыми взмахами руки он крестил воздух вслед экипажам; люди обходили его, как столб. Краснорожий человек в сером пиджаке наклонился, поднял фуражку и подал ее звонарю. Тогда звонарь, ударив ею
по колену,
широкими шагами
пошел по средине мостовой.
За ним
пошли шестеро, Самгин — седьмой. Он видел, что всюду
по реке бежали в сторону города одинокие фигурки и они удивительно ничтожны на
широком полотнище реки, против тяжелых дворцов, на крыши которых опиралось тоже тяжелое, серокаменное небо.
Рукава,
по неизменной азиатской моде,
шли от пальцев к плечу все
шире и
шире.
Он, в бессильной досаде на ее справедливый упрек, отшатнулся от нее в сторону и месил
широкими шагами грязь
по улице, а она
шла по деревянному тротуару.
Она
шла через цветник,
по аллеям, к обрыву, стала спускаться с обрыва ровным, медленным и
широким шагом, неся голову прямо, не поворачиваясь, глядя куда-то вдаль. Она скрылась в лес.
Адмирал отпустил их, приказав
идти на Ликейские острова, и мы, поставив все паруса, 24-го января покатили
по широкому раздолью на юг.
«Это-то секретари?» На трап
шли, переваливаясь с ноги на ногу, два старика, лет 70-ти каждый, плешивые, с седыми жиденькими косичками, в богатых штофных юбках, с
широкой бархатной
по подолу обшивкой, в белых бумажных чулках и, как все прочие, в соломенных сандалиях.
Когда он возвращался домой
по Невскому, он впереди себя невольно заметил высокую, очень хорошо сложенную и вызывающе-нарядно одетую женщину, которая спокойно
шла по асфальту
широкого тротуара, и на лице ее и во всей фигуре видно было сознание своей скверной власти.
Сейчас за плотиной громадными железными коробками стояли три доменных печи, выметывавшие вместе с клубами дыма
широкие огненные языки; из-за них поднималось несколько дымившихся высоких железных труб. На заднем плане смешались в сплошную кучу корпуса разных фабрик, магазины и еще какие-то здания без окон и труб. Река Шатровка, повернув множество колес и шестерен,
шла дальше
широким, плавным разливом.
По обоим ее берегам плотно рассажались дома заводских служащих и мастеровых.
Тропа от моря
идет вверх
по долине так, что все протоки Иодзыхе остаются от нее вправо, но потом, как раз против устья Дунгоу, она переходит реку вброд около китайских фанз, расположенных у подножия
широкой террасы, состоящей из глины, песка и угловатых обломков.
В долине реки Адимил произрастают лиственные леса дровяного и поделочного характера; в горах всюду видны следы пожарищ. На релках и
по увалам — густые заросли таволги, орешника и леспедецы. Дальше в горах есть немного кедра и пихты.
Широкие полосы гальки
по сторонам реки и измочаленный колодник в русле указывают на то, что хотя здесь больших наводнений и не бывает, но все же в дождливое время года вода
идет очень стремительно и сильно размывает берега.
Ночь обещала быть холодной.
По небу, усеянному звездами,
широкой полосой протянулся Млечный Путь. Резкий, холодный ветер тянул с северо-запада. Я озяб и
пошел в фанзу, а китаец остался один у огня.
За перевалом тропа
идет по болотистой долине реки Витухэ.
По пути она пересекает четыре сильно заболоченных распадка, поросших редкой лиственницей. На сухих местах царят дуб, липа и черная береза с подлесьем из таволги вперемежку с даурской калиной. Тропинка привела нас к краю высокого обрыва. Это была древняя речная терраса. Редколесье и кустарники исчезли, и перед нами развернулась
широкая долина реки Кусун. Вдали виднелись китайские фанзы.
Путь
по реке Квандагоу показался мне очень длинным. Раза два мы отдыхали, потом опять
шли в надежде, что вот-вот покажется море. Наконец лес начал редеть; тропа поднялась на невысокую сопку, и перед нами развернулась
широкая и живописная долина реки Амагу со старообрядческой деревней
по ту сторону реки. Мы покричали. Ребятишки подали нам лодку. Наше долгое отсутствие вызвало у Мерзлякова тревогу. Стрелки хотели уже было
идти нам навстречу, но их отговорили староверы.
Маша слегка вспыхнула и с замешательством улыбнулась. Я поклонился ей пониже. Очень она мне нравилась. Тоненький орлиный нос с открытыми полупрозрачными ноздрями, смелый очерк высоких бровей, бледные, чуть-чуть впалые щеки — все черты ее лица выражали своенравную страсть и беззаботную удаль. Из-под закрученной косы вниз
по широкой шее
шли две прядки блестящих волосиков — признак крови и силы.
Ущелье,
по которому мы
шли, было длинное и извилистое. Справа и слева к нему подходили другие такие же ущелья. Из них с шумом бежала вода. Распадок [Местное название узкой долины.] становился
шире и постепенно превращался в долину. Здесь на деревьях были старые затески, они привели нас на тропинку. Гольд
шел впереди и все время внимательно смотрел под ноги. Порой он нагибался к земле и разбирал листву руками.
Если
идти вверх
по реке, то с правой стороны видны какие-то карнизы, которые дальше переходят в
широкие террасы.
Перейдя через невысокий хребет, мы попали в соседнюю долину, поросшую густым лесом.
Широкое и сухое ложе горного ручья пересекало ее поперек. Тут мы разошлись. Я
пошел по галечниковой отмели налево, а Олентьев — направо. Не прошло и 2 минут, как вдруг в его стороне грянул выстрел. Я обернулся и в это мгновение увидел, как что-то гибкое и пестрое мелькнуло в воздухе. Я бросился к Олентьеву. Он поспешно заряжал винтовку, но, как на грех, один патрон застрял в магазинной коробке, и затвор не закрывался.
Подъем на Сихотэ-Алинь крутой около гребня. Самый перевал представляет собой
широкую седловину, заболоченную и покрытую выгоревшим лесом. Абсолютная высота его равняется 480 м. Его следовало бы назвать именем М. Венюкова. Он прошел здесь в 1857 году, а следом за ним, как
по проторенной дорожке,
пошли и другие. Вечная
слава первому исследователю Уссурийского края!
По Пермской губернии
идет превосходная
широкая дорога, давно наезженная и которой, вероятно, способствовала почва.
Как раз на середине
широкой полосы между огородами,
по которой
шла дорога к огороду, стояла живописная кучка деревьев, густо обросшая у пней молодой порослью.
По воскресеньям надевал роскошный цветной кунтуш синего или малинового цвета с «вылетами» (откидные рукава), какой-нибудь светлый жупан,
широкие бархатные шаровары и рогатую «конфедератку», перепоясывался роскошным поясом, привешивал кривую саблю и
шел с молитвенником в костел.
Они поехали сначала берегом вверх, а потом свернули на тропу к косцам. Издали уже напахнуло ароматом свежескошенной травы. Косцы
шли пробившеюся
широкою линией, взмахивая косами враз. Получался замечательный эффект: косы блестели на солнце, и
по всей линии точно вспыхивала синеватая молния, врезывавшаяся в зеленую живую стену высокой травы. Работа началась с раннего утра, и несколько десятин уже были покрыты правильными рядами свежей кошенины.
Эта новость была отпразднована у Стабровского на
широкую ногу. Галактион еще в первый раз принимал участие в таком пире и мог только удивляться, откуда берутся у Стабровского деньги. Обед стоил на плохой конец рублей триста, — сумма,
по тугой купеческой арифметике, очень солидная. Ели, пили, говорили речи, поздравляли друг друга и в заключение
послали благодарственную телеграмму Ечкину. Галактион, как ни старался не пить, но это было невозможно. Хозяин так умел просить, что приходилось только пить.
В саду дела мои
пошли хорошо: я выполол, вырубил косарем бурьян, обложил яму
по краям, где земля оползла, обломками кирпичей, устроил из них
широкое сиденье, — на нем можно было даже лежать. Набрал много цветных стекол и осколков посуды, вмазал их глиной в щели между кирпичами, — когда в яму смотрело солнце, всё это радужно разгоралось, как в церкви.
Moжет быть, последнее несколько справедливо, потому что угловатая фигура жеребья
шире раздирает тело при своем вторжении и делает рану если не тяжеле, то болезненнее, но зато пуля и картечь,
по своей круглоте, должны, кажется,
идти глубже.
У ее селезня эта полоска гораздо
шире и сизее, даже почти голубоватая, с ярким лоском; сверх того,
по обеим сторонам его головы, вдоль
по шее красно-кирпичного цвета,
идут белые полоски с небольшим в вершок длиною; пером он светлее утки, и брюшко его белесоватее.
Что она могла поделать одна в лесу с сильным мужиком? Лошадь бывала
по этой тропе и
шла вперед, как
по наезженной дороге. Был всего один след, да и тот замело вчерашним снегом. Смиренный инок Кирилл улыбался себе в бороду и все поглядывал сбоку на притихшую Аграфену: ишь какая быстрая девка выискалась… Лес скоро совсем поредел, и начался голый березняк: это и был заросший старый курень Бастрык. Он тянулся
широким увалом верст на восемь. На нем работал еще отец Петра Елисеича, жигаль Елеска.
Всякий день ей готовы наряды новые богатые и убранства такие, что цены им нет, ни в сказке сказать, ни пером написать; всякой день угощенья и веселья новые, отменные; катанье, гулянье с музыкою на колесницах без коней и упряжи,
по темным лесам; а те леса перед ней расступалися и дорогу давали ей
широкую,
широкую и гладкую, и стала она рукодельями заниматися, рукодельями девичьими, вышивать ширинки серебром и золотом и низать бахромы частым жемчугом, стала
посылать подарки батюшке родимому, а и самую богатую ширинку подарила своему хозяину ласковому, а и тому лесному зверю, чуду морскому; а и стала она день ото дня чаще ходить в залу беломраморную, говорить речи ласковые своему хозяину милостивому и читать на стене его ответы и приветы словесами огненными.
Входит он на
широкий двор, в ворота
широкие, растворенные; дорога
пошла из белого мрамора, а
по сторонам бьют фонтаны воды высокие, большие и малые.
—
По здешнему месту эти концы очень часто, сударь, бывают. Смотришь, это, на человека: растет, кажется… ну, так растет! так растет!
Шире да выше, краше да лучше, и конца-краю,
по видимостям, деньгам у него нет. И вдруг, это, — прогорит. Словно даже свечка, в одну минуту истает. Либо сам запьет, либо жена сбесится… разумеется, больше от собственной глупости. И
пойдет, это, книзу, да книзу, уже да хуже…
Да и дорога
пошла повеселее, все озимями и яровою пашней; пространства, усеянные пеньками, встречались реже, горизонт сделался
шире и чище;
по сторонам виднелись церкви, помещичьи усадьбы, деревни.
Наскучит!» Но в подробности об этом не рассуждаю, потому что как вспомню, что она здесь, сейчас чувствую, что у меня даже в боках жарко становится, и в уме мешаюсь, думаю: «Неужели я ее сейчас увижу?» А они вдруг и входят: князь впереди
идет и в одной руке гитару с
широкой алой лентой несет, а другою Грушеньку, за обе ручки сжавши, тащит, а она
идет понуро, упирается и не смотрит, а только эти ресничищи черные
по щекам как будто птичьи крылья шевелятся.
Из больших сеней
шла широкая, выкрашенная под дуб лестница, устланная ковром и уставленная
по бокам цветами.
Во мраке виднелась ему только
широкая улица с белыми, во многих местах разрушенными стенами больших домов и каменный тротуар,
по которому он
шел; изредка встречались солдаты и офицеры.
Строевая рота, как и всегда, ровно в три часа
шла на обед в общую корпусную столовую, спускаясь вниз
по широкой каменной вьющейся лестнице.
И вот юнкера едут
по очень
широкой улице. Александрову почему-то вспоминается давнишняя родная Пенза. Направо и налево деревянные дома об одном, реже о двух окошках. Кое-где в окнах слабые цветные огоньки, что горят перед иконами. Лают собаки. Фотоген
идет все тише и тише, отпрукивая тонким учтивым голоском лошадей.
По бурому полю зреющей ржи запестрели
широкие белые пятна и
пошли ходенем; в одном месте падет будто с неба одно, в другом — сядет широко другое и разом
пойдут навстречу друг другу, сольются и оба исчезнут.
Сначала
шли пешком, потом пара лошадей потащила их в огромном вагоне, потом поднимались наверх и летели
по воздуху. Из улицы в улицу — ехали долго.
Пошли дома поменьше, попроще, улицы
пошли прямые,
широкие и тихие.
— Богачи они, Чернозубовы эти,
по всему Гнилищенскому уезду первые; плоты гоняют, беляны [Волжское плоскодонное, неуклюжее и самой грубой работы речное, сплавное судно, в ней нет ни одного железного гвоздя, и она даже проконопачена лыками; длиной 20–50 саженей, шириной 5-10; поднимает до 150 000 пудов; беляны развалисты, кверху
шире, палуба настлана помостом, навесом,
шире бортов;
шли только
по воде, строились
по Каме и Ветлуге, и спускались
по полноводью с лесом, смолою, лыками, рогожами, лычагами(верёвками); на них и парус рогожный — Ред.], лесопил у них свой.
Но открыв незапертую калитку, он остановился испуганный, и сердце его упало:
по двору встречу ему
шёл Максим в новой синей рубахе, причёсанный и чистенький, точно собравшийся к венцу. Он взглянул в лицо хозяина, приостановился, приподнял плечи и волком прошёл в дом, показав Кожемякину
широкую спину и крепкую шею, стянутую воротом рубахи.
Молодая девушка, в
широкой соломенной шляпе, с розовым зонтиком на плече, показалась в это мгновение на тропинке,
по которой
шли приятели.
«Бегущая
по волнам» приближалась к бухте, раскинутой
широким охватом отступившего в глубину берега. Оттуда
шел смутный перебой гула. Гез, Бутлер и Синкрайт стояли у борта. Команда тянула фалы и брасы, переходя от мачты к мачте.