Неточные совпадения
Но как только он исчез — исчезла и радость Клима, ее погасило сознание, что он поступил нехорошо, сказав Варавке
о дочери. Тогда он, вообще не способный на быстрые решения,
пошел наверх, шагая через две ступени.
На мельнице Василий Назарыч прожил целых три дня. Он подробно рассказывал Надежде Васильевне
о своих приисках и новых разведках: дела находились в самом блестящем положении и в будущем обещали миллионные барыши. В свою очередь, Надежда Васильевна рассказывала подробности своей жизни, где счет
шел на гроши и копейки. Отец и
дочь не могли наговориться: полоса времени в три года, которая разделяла их, послужила еще к большему сближению.
Когда он кончил, то Марья Алексевна видела, что с таким разбойником нечего говорить, и потому прямо стала говорить
о чувствах, что она была огорчена, собственно, тем, что Верочка вышла замуж, не испросивши согласия родительского, потому что это для материнского сердца очень больно; ну, а когда дело
пошло о материнских чувствах и огорчениях, то, натурально, разговор стал представлять для обеих сторон более только тот интерес, что, дескать, нельзя же не говорить и об этом, так приличие требует; удовлетворили приличию, поговорили, — Марья Алексевна, что она, как любящая мать, была огорчена, — Лопухов, что она, как любящая мать, может и не огорчаться; когда же исполнили меру приличия надлежащею длиною рассуждений
о чувствах, перешли к другому пункту, требуемому приличием, что мы всегда желали своей
дочери счастья, — с одной стороны, а с другой стороны отвечалось, что это, конечно, вещь несомненная; когда разговор был доведен до приличной длины и по этому пункту, стали прощаться, тоже с объяснениями такой длины, какая требуется благородным приличием, и результатом всего оказалось, что Лопухов, понимая расстройство материнского сердца, не просит Марью Алексевну теперь же дать
дочери позволения видеться с нею, потому что теперь это, быть может, было бы еще тяжело для материнского сердца, а что вот Марья Алексевна будет слышать, что Верочка живет счастливо, в чем, конечно, всегда и состояло единственное желание Марьи Алексевны, и тогда материнское сердце ее совершенно успокоится, стало быть, тогда она будет в состоянии видеться с
дочерью, не огорчаясь.
Он редко играл роль в домашней жизни. Но Марья Алексевна была строгая хранительница добрых преданий, и в таком парадном случае, как объявление
дочери о предложении, она назначила мужу ту почетную роль, какая по праву принадлежит главе семейства и владыке. Павел Константиныч и Марья Алексевна уселись на диване, как на торжественнейшем месте, и
послали Матрену просить барышню пожаловать к ним.
Она решается не видеть и удаляется в гостиную. Из залы доносятся звуки кадрили на мотив «
Шли наши ребята»; около матушки сменяются дамы одна за другой и поздравляют ее с успехами
дочери. Попадаются и совсем незнакомые, которые тоже говорят
о сестрице. Чтоб не слышать пересудов и не сделать какой-нибудь истории, матушка вынуждена беспрерывно переходить с места на место. Хозяйка дома даже сочла нужным извиниться перед нею.
Галактион слушал эту странную исповедь и сознавал, что Харитина права. Да, он отнесся к ней по-звериному и, как настоящий зверь, схватил ее давеча. Ему сделалось ужасно совестно. Женатый человек, у самого две
дочери на руках, и вдруг кто-нибудь будет так-то по-звериному хватать его Милочку… У Галактиона даже
пошла дрожь по спине при одной мысли
о такой возможности. А чем же Харитина хуже других? Дома не у чего было жить, вот и выскочила замуж за первого встречного. Всегда так бывает.
—
О, не беспокойтесь! Я уже
послал письма во все места. Будущность моей
дочери, как вы ее… как вы говорите… обеспечена. Не беспокойтесь.
[Речь
идет о Д. В. Молчанове, за которого M. Н. Волконская выдала свою
дочь Ыеленьку вопреки запрещению С. Г. Волконского.]
Разумеется, Сережа ничего этого не знает, да и знать ему, признаться, не нужно. Да и вообще ничего ему не нужно, ровно ничего. Никакой интерес его не тревожит, потому что он даже не понимает значения слова «интерес»; никакой истины он не ищет, потому что с самого дня выхода из школы не слыхал даже, чтоб кто-нибудь произнес при нем это слово. Разве у Бореля и у Донона говорят об истине? Разве в"Кипрской красавице"или в"
Дочери фараона"
идет речь об убеждениях,
о честности,
о любви к родной стране?
«Maman тоже поручила мне просить вас об этом, и нам очень грустно, что вы так давно нас совсем забыли», — прибавила она, по совету князя, в постскриптум. Получив такое деликатное письмо, Петр Михайлыч удивился и, главное, обрадовался за Калиновича. «О-о, как наш Яков Васильич
пошел в гору!» — подумал он и, боясь только одного, что Настенька не поедет к генеральше, робко вошел в гостиную и не совсем твердым голосом объявил
дочери о приглашении. Настенька в первые минуты вспыхнула.
— Хотя Арина Васильевна и ее
дочери знали, на какое дело
шли, но известие, что Парашенька обвенчана, чего они так скоро не ожидали, привело их в ужас: точно спала пелена с их глаз, точно то случилось,
о чем они и не думали, и они почувствовали, что ни мнимая смертельная болезнь родной бабушки, ни письмо ее — не защита им от справедливого гнева Степана Михайловича.
Вместе с этим даю тебе торжественное слово мое — слово несчастной матери, обожающей свою
дочь, что никогда, ни под каким видом, ни при каких обстоятельствах, даже если б
шло о спасении жизни моей, я уже не буду более говорить об этом.
— Когда речь
идет о счастье
дочери, надо отбросить все личное.
Софья Карловна Норк овдовела в самых молодых годах и осталась после мужа с тремя
дочерьми: Бертой, Идой и Марьей, или Маней,
о которой будет
идти начинающийся рассказ.
Времени для угощения было довольно, так как я никогда не кормил дорогою лошадей менее 3 1/2 часов; и мы сначала довольно лениво относились к прекрасному доппель-кюммелю, но мало-помалу дело
пошло успешнее. Сам Крюднер, бывший не дурак выпить, разогрелся и, взявши гитару, начал наигрывать разные вальсы, а затем, исполняя шубертовского «Лесного царя», фальцетом выводил куплеты
о танцующих царских
дочерях.
Слова эти Плодомасов сказал Байцуровым в первый же день своего посещения, за ужином, за которым
дочь их,
о которой
шло дело, не присутствовала.
— Ай, батюшки! Кто же это такой? — спросила Феоктиста Саввишна, и у ней уже глаза разгорелись, как будто дело
шло об ее собственной красоте или
о красоте ее
дочери.
— В виде Психеи? C'est charmant! [Это очаровательно! (франц.)] — сказала мать улыбнувшись, причем улыбнулась также и
дочь. — Не правда ли, Lise, тебе больше всего
идет быть изображенной в виде Психеи? Quelle idee delicieuse! [Какая восхитительная мысль! (франц.)] Но какая работа! Это Корредж. Признаюсь, я читала и слышала
о вас, но я не знала, что у вас такой талант. Нет, вы непременно должны написать также и с меня портрет.
Но нужно испытание злату в горниле, и бог
посылает Мирошеву испытание: единственная
дочь, которую он и мать любят всею силою простых сердец своих, ничем другим неразвлеченных, полюбила сына соседа, богатого и знатного родом; сын, разумеется, сам ее любит; но отец слышать не хочет
о женитьбе сына на мелкопоместной дворяночке.
Он читал молитву, в которой говорил
о своем отречении от мира, и торопился поскорее прочесть ее, чтобы
послать за купцом с больною
дочерью: она интересовала его.
Боже!
Зачем ты дал мне
дочь, зачем
послалТы с ней бесчестье на главу мою?
О! накажи ее! прошу тебя,
Молю тебя! — Из древнего семейства —
И так бежать с Фернандо! — ныне вижу:
Я воскормил змею в дому своем…
Поговорив весело
о приданом, которое по молодости Наташи не было приготовлено и за которым надобно было ехать или
посылать в Москву, об отделе
дочери и устройстве особой деревни, имеющей состоять из двухсот пятидесяти душ,
о времени, когда удобнее будет сыграть свадьбу, Болдухины пришли к тому, как теперь поступить с Шатовым, которому дано слово не говорить с
дочерью об его намерении до его отъезда.
Окончилось вечернее моление. Феодор
пошел к игумну, не обратив на нее ни малейшего внимания, сказал ему
о причине приезда и просил дозволения переночевать. Игумен был рад и повел Феодора к себе… Первое лицо, встретившее их, была женщина, стоявшая близ Феодора,
дочь игумна, который удалился от света, лишившись жены, и с которым был еще связан своею
дочерью; она приехала гостить к отцу и собиралась вскоре возвратиться в небольшой городок близ Александрии, где жила у сестры своей матери.
Из семейных
о провинности Матрены Максимовны никто не узнал, кроме матери. Отцу Платонида побоялась сказать — крутой человек, насмерть забил бы родную
дочь, а сам бы
пошел шагать за бугры уральские, за великие реки сибирские… Да и самой матери Платониде досталось бы, пожалуй, на калачи.
Не вздумай сам Гаврила Маркелыч
послать жену с
дочерью на смотрины, была бы в доме немалая свара, когда бы узнал он
о случившемся. Но теперь дело обошлось тихо. Ворчал Гаврила Маркелыч вплоть до вечера, зачем становились на такое место, зачем не отошли вовремя, однако все обошлось благополучно — смяк старик. Сказали ему про Масляникова, что, если б не он, совсем бы задавили Машу в народе. Поморщился Гаврила Маркелыч, но шуметь не стал.
На другой день, после раннего и одинокого обеда,
о. Игнатий
пошел на кладбище — в первый раз после смерти
дочери.
С несчастного дня, когда случилось это происшествие, я не видал более ни княгини, ни ее
дочери. Я не мог решиться
идти поздравить ее с Новым годом, а только
послал узнать
о здоровье молодой княжны, но и то большою нерешительностью, чтоб не приняли этого в другую сторону. Визиты же „кондолеансы“ мне казались совершенно неуместными. Положение было преглупое: вдруг перестать посещать знакомый дом выходило грубостью, явиться туда — тоже казалось некстати.
На другой же день Чапурин
послал к Субханкулову эстафету, уведомляя
о кончине Марка Данилыча и
о том, что, будучи теперь душеприказчиком при единственной его
дочери, просит Махмета Бактемирыча постараться как можно скорее высвободить Мокея Данилыча из плена, и ежель он это сделает, то получит и другую тысячу. На этом настояла Дуня; очень хотелось ей поскорей увидеться с дядей, еще никогда ею не виданным, хотелось и Дарью Сергевну порадовать.
Он писал
о том, что он уже стар, никому не нужен и что его никто не любит, и просил
дочерей забыть
о нем и, когда он умрет, похоронить его в простом сосновом гробе, без церемоний, или
послать его труп в Харьков, в анатомический театр.
Потом она вспомнила мать… Ей известно было, что государыня
посылала наведаться
о цыганке Мариуле: говорили, что бедной лучше, что она уж не кусается… Сердце Мариорицы облилось кровью при этой мысли. Чем же помочь?.. Фатализм увлек и мать в бездну, где суждено было пасть
дочери. Никто уж не поможет, кроме бога. Его и молит со слезами Мариорица облегчить участь несчастной, столько ее любившей. Запиской, которую оставляет при письме к государыне, завещает Мариуле все свое добро.
— Где,
дочь моя, — сказал отец Иосиф, садясь рядом с молодой девушкой, — мне, смиренному иерею, быть посланником Божиим… Конечно, мы ежедневно молим Творца нашего Небесного
о ниспослании нам силы для уврачевания душевных скорбей и тревог нашей паствы, и Господь в своем милосердии
посылает порой нам, Его недостойным служителям, радостные случаи такого уврачевания… Скажите мне, что с вами,
дочь моя?
Но лучшая утеха и надежда, ненаглядное сокровище старика, была
дочь Анастасия.
О красоте ее пробежала
слава по всей Москве, сквозь стены родительского дома, через высокие тыны и ворота на запоре. Русские ценительницы прекрасного не находили в ней недостатков, кроме того, что она была немного тоненька и гибка, как молодая береза. Аристотель, который на своем веку видел много итальянок, немок и венгерок и потом имел случай видеть ее, художник Аристотель говаривал, что он ничего прекраснее ее не встречал.
Виталина. Прежде всего и я должна, однако ж, сказать: не имею нужды, чтоб напоминали мне об исполнении моего слова. Когда для этого нужно было бы жертвовать своим имуществом, своим спокойствием, одним словом — собою, я не задумалась бы ни на минуту. Но в деле нашем есть третье лицо…
дочь моя, не по рождению, — все равно! — любовь сильнее кровных прав. Так помните, сударь, дело
идет о судьбе
дочери моей; вы говорите с ее матерью.
Вся отдавшаяся своему ребенку, проводившая у его колыбели дни и часть ночей, она, естественно, стала почти чужой для мужа, на которого эта написанная на лице молодой женщины постоянная забота
о своей малютке действовала угнетающим образом. Он чувствовал, что отныне она не принадлежит ему всецело, он
шел далее — он был уверен, что даже в то время, когда он держал ее в своих объятиях, она думала не
о нем, а своей
дочери.
Она рассказала отцу все, что с ней случилось в дороге, утаив, разумеется, впечатление, произведенное на нее Волгиным. Александр Иванович крестился и благодарил Бога, что
дочери послал счастливый случай спасти от такой беды четырех человек, а пуще всего, что сама избавилась от беды. Не скрыла, однако ж, Катя от отца своего, что слышала
о Волгине от старого слуги…
— Действительно, я хорошо знаю даму,
о которой ты говоришь, — заметил он, усмехаясь, — но дело
идет не
о матери, а
о дочери.
— Как хотите…
Идите тогда, ищите ее по дому, объявляйте всем
о бегстве вашей
дочери… Заявляйте полиции… Впрочем, последнего, я вам делать не советую, для вас полиция нож обоюдоострый. А я, я уйду…
— Не могу знать… Я знаю только, что вчера по приезде он
посылал меня в адресный стол справляться
о местожительстве графа Владимира Петровича Белавина, и вчера же вечером ездил к нему, но не застал его дома… Вернувшись, он несколько раз повторял про себя: «кажется невозможно привести этого отца к последнему вздоху его
дочери».
Старшая его
дочь, Екатерина,
о которой мы уже имели случай упоминать, была не из таковских, чтобы нападки отца оставлять без надлежащего отпора. Она была в полном смысле «его
дочь». Похожая на Малюту и саженным ростом, за который он получил свое насмешливое прозвище, и лицом, и характером, она носила во внутреннем существе своем те же качества бессердечного, злобного эгоиста, злодея и палача, как бы насмешкой судьбы облеченные в женское тело. Екатерине
шел двадцать третий год.
Княжна Людмила не заметила этого. Вскоре они расстались. Княжна
пошла к матери, сидевшей на террасе в радужных думах
о будущем ее
дочери, а Таня
пошла чистить снятое с княжны платье. С особенною злобою выколачивала она пыль из подола платья княжны. В этом самом платье он видел ее, говорил с ней и, по ее словам, увлекся ею. Ревность, страшная, беспредметная ревность клокотала в груди молодой девушки.
Видя такую неутолимую привязанность мужа к этой девушке, Степанида Васильевна тоже пестовала ее до забвения
о себе и
о своих
дочерях, из которых старшей тогда уже
шел двенадцатый год.